.. Видно, что он впал в последнее отчаяние, когда в душе только ненависть и злоба... Я вам покажу это письмо!..
Ланде торопливо вытащил из кармана тужурки письмо.
Старый попик посмотрел на письмо и ничего не сказал.
- Сколько в нем страдания, одиночества, горя!.. - со скорбным напряжением говорил Ланде. - Сколько отчаяния и неверия!.. Страшно становится, когда читаешь это письмо... Страшно и жалко до слез! Вы понимаете, сколько страдания должен испытать человек, умирая в полном неверии! Нет названия этой муке!.. Вот, вы прочтите письмо!
Попик опять посмотрел на письмо, но руки не протянул.
- Я чувствую, верю, - продолжал Ланде, держа письмо в протянутой руке и не замечая этого, - что если бы я мог поехать к нему, я много облегчил бы ему. Я чувствую, что смогу, потому что верю в это. Он почувствует, что не один, и этого уже достаточно... Только у меня денег нет на дорогу, по-детски улыбаясь, вдруг прибавил Ланде.
Он взглянул в лицо попику, и вдруг ему показалось, что добродушные глазки его - не глазки, а только глубокие дырочки, добродушные только от морщинок розовых и лучистых, а в глубине этих дырочек сидит кто-то маленький, злой и острый. Он с инстинктивным испугом замолчал и растерянно смотрел на попика.
Попик тоже молчал и смотрел на него. Было тихо, и за спиной попика беззвучно кружился золотой лист, опускаясь на землю.
- Да вот, вы прочтите письмо! - торопливо пробормотал Ланде и протянул к самым коленям попика сложенную бумагу.
Старый попик вздохнул, погладил волосы и бородку и взял письмо.
Читал он его долго, спокойно, как будто читал мирное и сладкое житие преподобного. Потом опять вздохнул, сложил письмо и отдал Ланде.
- Вот видите! - оживленно показывая рукой, сказал Ланде, взял письмо и положил на крыльцо.
- Вы письмецо уберите, - тут у меня этой погани не годится! - тихо, но властно сказал попик.
Ланде не понял его слов, но письмо взял и положил в карман.
- Вот я и хотел денег попросить у вас... Вы видите, необходимо ехать кому-нибудь, - серьезно и просто сказал он.
Старый попик вздохнул.
- Да-с, очень может быть. Только денег я не дам, - уж вы простите... И есть, послушайте серьезно, да не дам.
Точно холодная тяжесть ударила Ланде по голове. Он вскочил в отчаянии.
- Почему? Вы же читали сами!
Старый попик тоже встал.
- А потому, послушайте серьезно, - ответил он, - что Семенова этого я давно и хорошо знаю. Безбожный и зловредный человек, послушайте серьезно, неверующий, отступник. И послушайте серьезно, и вам не советую.
Ланде широко раскрыл глаза.
- Значит, отступиться от него? Оставить его умирать в отчаянии?..
- По деяниям достойная смерть! - сказал старый попик, заложив руки за спину, и опять из-за розовой маски выглянуло что-то жесткое и злое.
- Побойтесь Бога! - вскликнул Ланде. - Что вы говорите, батюшка!
- Не вам меня учить, послушайте серьезно! - возразил попик.
- Да ведь вы служитель Церкви... Христовой Церкви!
- Господин Семенов сам давно отступился от Церкви, и не Церкви за ним бегать, послушайте серьезно! - сказал старый попик.
Ланде с молчаливым отчаянием смотрел на него. Старый попик стоял, спокойно заложив руки за спину. В его маленьких глазах что-то играло и как будто веселилось.
- Так, ведь... не могу же я ехать без денег... - машинально пробормотал Ланде.
- А вы зайчиком... - вдруг сказал старый попик. - А то и пешечком пойдите!
Ланде с удивлением посмотрел на него, но лицо попика было как будто серьезно.
- Да ведь это очень далеко! - проговорил он.
Старый попик вздохнул.
- Далеко. Что ж, послушайте серьезно, по вашему понятию дело это великое... Вот вы и потрудитесь...
И стало вдруг Ланде холодно возле этого розового, седенького, беленького старика-попика. Он машинально повернулся и пошел к калитке.
- Но тут надо скорее... Он может умереть, пока я дойду... - остановился он.
Старый попик ответил ехидно, с нескрываемой уже насмешкой:
- Если Господу будет угодно, то застанете вы его в живых...
Ланде помолчал. Как белое облако в золотом фоне стоял попик посреди чистою мирного дворика.
- Ну, что ж, - сказал Ланде, - придется идти. Я пойду, если не достану денег, - не в том дело... Как вам будет стыдно потом! - скорбно и торжественно прибавил он.
И поднял попик сухенькую ручку.
- Идите, послушайте серьезно, идите отсюда!
- Батюшка, я не хотел вас обидеть! - вскрикнул Ланде.
- Идите, идите!
И было что-то такое холодное и непреклонное в его тихом ясном голосе, что Ланде ничего больше не сказал, опустил голову и вышел.
Слышно было, как старый попик подошел к калитке и наложил крюк.
XXII
Вечером Ланде сказал об этом матери. Она посмотрела на него с ненавистью дикой на старом добром лице и шипящим голосом сказала:
- Опять фокусы!.. Господи, да когда же это кончится, наконец!
Она встала и ушла от него с холодной и тупой злобой в душе, хлопнув дверью.
Ланде печально посмотрел ей вслед, взял фуражку и пошел к Шишмареву.
Маленький студент сидел один в маленькой комнате и пил чай за маленьким самоваром. Большая раскрытая книга лежала перед ним.
Увидев Ланде, он как-то нескладно встал и протянул руку.
- А, это ты... Здравствуй! Садись! Хочешь чаю? - резко, как будто не проговорил, а прокричал он.
- Нет, - сказал Ланде, - я пил чай... Получил письмо от Семенова.
- А!.. Что же он пишет?
- Ты сам прочти, - я этого не могу пересказать... - ответил Ланде.
Маленький студент долго и внимательно читал письмо.
- Да, бедняга! - вздохнул он, кончив, и, заложив обе руки в коротких рукавах тужурки между колен, потер их, точно ему стало холодно.
- Я хочу ехать к нему! - сказал Ланде.
- Зачем? - серьезно и внимательно спросил Шишмарев.
Его резкий голос произвел почему-то на Ланде такое впечатление, как будто он запустил ему куда-то в душу тонкий и твердый ножик.
- Что ж ты там можешь сделать? - повторил вопрос Шишмарев, пока Ланде собрался отвечать.
- Я не знаю, что я могу сделать... - ответил Ланде. - Я только чувствую, что надо ехать.
Шишмарев уже давно стал чуждаться Ланде: кротость его казалась маленькому студенту бессилием, неспособностью к борьбе. Иногда он чувствовал за этой кротостью что-то, что смутно его поражало: но он сторонился от этого и смотрел намеренно равнодушными глазами, как смотрел маленький студент на все, чего не понимал просто и ясно его резкий и жесткий ум.
Серьезным взглядом он посмотрел в лицо Ланде, еще глубже засунул между коленями широкие кисти рук и возразил.
- Не знаю... Ты так подчеркиваешь это "чувствую", точно здесь что-то мистическое... Что касается меня, то мне кажется, что своим приездом ты ровно ничему не поможешь. И сам измучишься, и его измучишь... Оставь лучше... зачем?
- Вот ты говоришь - зачем?.. - задумчиво ответил Ланде. - В этом вопросе уже заложена мысль, которая губит человека.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31
Ланде торопливо вытащил из кармана тужурки письмо.
Старый попик посмотрел на письмо и ничего не сказал.
- Сколько в нем страдания, одиночества, горя!.. - со скорбным напряжением говорил Ланде. - Сколько отчаяния и неверия!.. Страшно становится, когда читаешь это письмо... Страшно и жалко до слез! Вы понимаете, сколько страдания должен испытать человек, умирая в полном неверии! Нет названия этой муке!.. Вот, вы прочтите письмо!
Попик опять посмотрел на письмо, но руки не протянул.
- Я чувствую, верю, - продолжал Ланде, держа письмо в протянутой руке и не замечая этого, - что если бы я мог поехать к нему, я много облегчил бы ему. Я чувствую, что смогу, потому что верю в это. Он почувствует, что не один, и этого уже достаточно... Только у меня денег нет на дорогу, по-детски улыбаясь, вдруг прибавил Ланде.
Он взглянул в лицо попику, и вдруг ему показалось, что добродушные глазки его - не глазки, а только глубокие дырочки, добродушные только от морщинок розовых и лучистых, а в глубине этих дырочек сидит кто-то маленький, злой и острый. Он с инстинктивным испугом замолчал и растерянно смотрел на попика.
Попик тоже молчал и смотрел на него. Было тихо, и за спиной попика беззвучно кружился золотой лист, опускаясь на землю.
- Да вот, вы прочтите письмо! - торопливо пробормотал Ланде и протянул к самым коленям попика сложенную бумагу.
Старый попик вздохнул, погладил волосы и бородку и взял письмо.
Читал он его долго, спокойно, как будто читал мирное и сладкое житие преподобного. Потом опять вздохнул, сложил письмо и отдал Ланде.
- Вот видите! - оживленно показывая рукой, сказал Ланде, взял письмо и положил на крыльцо.
- Вы письмецо уберите, - тут у меня этой погани не годится! - тихо, но властно сказал попик.
Ланде не понял его слов, но письмо взял и положил в карман.
- Вот я и хотел денег попросить у вас... Вы видите, необходимо ехать кому-нибудь, - серьезно и просто сказал он.
Старый попик вздохнул.
- Да-с, очень может быть. Только денег я не дам, - уж вы простите... И есть, послушайте серьезно, да не дам.
Точно холодная тяжесть ударила Ланде по голове. Он вскочил в отчаянии.
- Почему? Вы же читали сами!
Старый попик тоже встал.
- А потому, послушайте серьезно, - ответил он, - что Семенова этого я давно и хорошо знаю. Безбожный и зловредный человек, послушайте серьезно, неверующий, отступник. И послушайте серьезно, и вам не советую.
Ланде широко раскрыл глаза.
- Значит, отступиться от него? Оставить его умирать в отчаянии?..
- По деяниям достойная смерть! - сказал старый попик, заложив руки за спину, и опять из-за розовой маски выглянуло что-то жесткое и злое.
- Побойтесь Бога! - вскликнул Ланде. - Что вы говорите, батюшка!
- Не вам меня учить, послушайте серьезно! - возразил попик.
- Да ведь вы служитель Церкви... Христовой Церкви!
- Господин Семенов сам давно отступился от Церкви, и не Церкви за ним бегать, послушайте серьезно! - сказал старый попик.
Ланде с молчаливым отчаянием смотрел на него. Старый попик стоял, спокойно заложив руки за спину. В его маленьких глазах что-то играло и как будто веселилось.
- Так, ведь... не могу же я ехать без денег... - машинально пробормотал Ланде.
- А вы зайчиком... - вдруг сказал старый попик. - А то и пешечком пойдите!
Ланде с удивлением посмотрел на него, но лицо попика было как будто серьезно.
- Да ведь это очень далеко! - проговорил он.
Старый попик вздохнул.
- Далеко. Что ж, послушайте серьезно, по вашему понятию дело это великое... Вот вы и потрудитесь...
И стало вдруг Ланде холодно возле этого розового, седенького, беленького старика-попика. Он машинально повернулся и пошел к калитке.
- Но тут надо скорее... Он может умереть, пока я дойду... - остановился он.
Старый попик ответил ехидно, с нескрываемой уже насмешкой:
- Если Господу будет угодно, то застанете вы его в живых...
Ланде помолчал. Как белое облако в золотом фоне стоял попик посреди чистою мирного дворика.
- Ну, что ж, - сказал Ланде, - придется идти. Я пойду, если не достану денег, - не в том дело... Как вам будет стыдно потом! - скорбно и торжественно прибавил он.
И поднял попик сухенькую ручку.
- Идите, послушайте серьезно, идите отсюда!
- Батюшка, я не хотел вас обидеть! - вскрикнул Ланде.
- Идите, идите!
И было что-то такое холодное и непреклонное в его тихом ясном голосе, что Ланде ничего больше не сказал, опустил голову и вышел.
Слышно было, как старый попик подошел к калитке и наложил крюк.
XXII
Вечером Ланде сказал об этом матери. Она посмотрела на него с ненавистью дикой на старом добром лице и шипящим голосом сказала:
- Опять фокусы!.. Господи, да когда же это кончится, наконец!
Она встала и ушла от него с холодной и тупой злобой в душе, хлопнув дверью.
Ланде печально посмотрел ей вслед, взял фуражку и пошел к Шишмареву.
Маленький студент сидел один в маленькой комнате и пил чай за маленьким самоваром. Большая раскрытая книга лежала перед ним.
Увидев Ланде, он как-то нескладно встал и протянул руку.
- А, это ты... Здравствуй! Садись! Хочешь чаю? - резко, как будто не проговорил, а прокричал он.
- Нет, - сказал Ланде, - я пил чай... Получил письмо от Семенова.
- А!.. Что же он пишет?
- Ты сам прочти, - я этого не могу пересказать... - ответил Ланде.
Маленький студент долго и внимательно читал письмо.
- Да, бедняга! - вздохнул он, кончив, и, заложив обе руки в коротких рукавах тужурки между колен, потер их, точно ему стало холодно.
- Я хочу ехать к нему! - сказал Ланде.
- Зачем? - серьезно и внимательно спросил Шишмарев.
Его резкий голос произвел почему-то на Ланде такое впечатление, как будто он запустил ему куда-то в душу тонкий и твердый ножик.
- Что ж ты там можешь сделать? - повторил вопрос Шишмарев, пока Ланде собрался отвечать.
- Я не знаю, что я могу сделать... - ответил Ланде. - Я только чувствую, что надо ехать.
Шишмарев уже давно стал чуждаться Ланде: кротость его казалась маленькому студенту бессилием, неспособностью к борьбе. Иногда он чувствовал за этой кротостью что-то, что смутно его поражало: но он сторонился от этого и смотрел намеренно равнодушными глазами, как смотрел маленький студент на все, чего не понимал просто и ясно его резкий и жесткий ум.
Серьезным взглядом он посмотрел в лицо Ланде, еще глубже засунул между коленями широкие кисти рук и возразил.
- Не знаю... Ты так подчеркиваешь это "чувствую", точно здесь что-то мистическое... Что касается меня, то мне кажется, что своим приездом ты ровно ничему не поможешь. И сам измучишься, и его измучишь... Оставь лучше... зачем?
- Вот ты говоришь - зачем?.. - задумчиво ответил Ланде. - В этом вопросе уже заложена мысль, которая губит человека.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31