Сейчас эта любовь засохла наполовину, а ненависть вдвое разрослась, но мамино сознание было до отказа забито осколками Каору-сан. Что-то напоминало маме о его словах, о его жестах, и она, повинуясь порыву, рассказывала об этом своей дочери. В такие моменты на щеках у мамы появлялся румянец, голос дрожал от волнения.
«У Каору-сан всегда было непроницаемое лицо, – говорила мама. – Но он потел во сне, когда ему снились кошмары. Меня холод пробирал, а у него на кончике носа появлялись капельки пота…
Каору-сан иногда так пристально смотрел на людей – прямо сверлил взглядом. Спросишь его:
– Чего тебе? – а он, ничуть не изменившись в лице, пробормочет:
– Ты красивая. – А потом непременно добавит с ухмылкой: – Ради всех святых, ну, пожалуйста.
«Опять за свое», – думала я, но устоять не могла и всегда отвечала ему лаской…
Каору-сан – он как кит. – умрет, если не поплавает. Все время гнался за чем-то, убегал от кого-то. Где угодно бы прижился. Но не мог оставаться на одном и том же месте. Ему сейчас пятьдесят, если жив. Устал, наверное, бегать. Так что если повезет, скоро его поймают. Каору-сан наверняка хочет увидеться с тобой, Фумио. Только он, поди, и не догадается, что ты его дочь: такая высокая и красивая стала…
Мне часто снится, как Каору-сан возвращается домой – тихо, бесшумно. Я сплю в своей постели и вдруг пальцами ноги чувствую что-то колючее. Другой ногой хочу проверить, что это, и понимаю: это нога Каору-сан. Пальцы моей ноги касаются его волос…
Или однажды вижу – у парадного топчется бомж. Я спрашиваю его: – Вы к кому?
Он просит подать ему воды, я приношу ему воды со льдом и хлеб с арахисовым маслом, а он бормочет.-
– Ради всех святых, ну, пожалуйста. Тогда я понимаю:
– Ой! Каору-сан! Ты, как Улисс, возвратился домой.
И чего он боится? Пусть хоть бомжем стал, хоть якудза, пусть хоть из ума выжил – лишь бы вернулся».
Если даже папина могила вызывает такую ненависть, то нужно поскорее разыскать его самого, пока его и вправду не убили. Может, твое путешествие превратится в битву с теми, кто хочет стереть папу с лица земли. Твое путешествие только началось, но если, отчаявшись, ты вернешься в дом, где ждет мама, никто не посмеет осудить тебя. Ведь вас с Каору-сан связывают только кровные узы. Ты почти совсем не помнишь папу. Он для тебя, можно сказать, вымышленный персонаж. Но все же кровь гуще меда.
Или ты ревнуешь его к маме? Она любила настоящего Каору-сан, целовала его, ругалась с ним, носила тебя и даже, после того как он ушел, у нее было немало переживаний! Ты жалеешь ее, но на самом деле хочешь подобно ей почувствовать папу.
Твои ровесники табунами ходят вокруг тебя. Но в твоих глазах мелькает только смутный образ неизвестно куда канувшего Каору-сан. Подруги часто подтрунивают над тобой, пытаясь проследить, куда направлен твой взор: «Фумио одним взглядом может убить и папу, и якудза, и учителя».
Не отдавая себе отчета, ты нарисовала в своем воображении портрет отца, каким он тебе представлялся. Пятьдесят, если жив. Но выглядит не старше сорока. Он хорошо одет, спина у него прямая-прямая. Он вечно где-то витает – взгляд его устремлен вдаль. Он не из тех, кто постоянно вздыхает, он – человек солидный, но может и подурачиться, его любят дети. Ты пыталась совместить придуманный тобой образ мужчины средних лет с твоим папой.
Вспоминала потерянную папину фотографию. Он держал тебя, трехлетнюю – или тогда тебе было меньше? – на руках и улыбался. Ему было года тридцать четыре – тридцать пять. В острых чертах его лица еще чувствовалась сила, но проглядывала и неудовлетворенность. Когда фотография была у тебя, ты накладывала прозрачную пленку на папино лицо и пририсовывала ему седые волосы и морщины. Представляла себе, что он слегка располнел и выражение лица его стало добрым.
Было еще одно, чего тебе хотелось бы от папы. Девушке на выданье, если она того захочет, ничего не стоит свести с ума мужчину средних лет, у которого есть деньги, время и тяга к развлечениям. Если бы страдающая от одиночества девушка твоего возраста поедала папу глазами, то тебе бы хотелось, чтобы он не отводил взгляда, разгадывал бы, что она чувствует, приглашал бы ее поужинать и развлечься. Она задавала бы ему миллионы вопросов: «Твой любимый цветок?», «Нелюбимое блюдо?», «Твой самый хороший и самый плохой день в жизни?», «Твой самый любимый город?», «Твой самый любимый человек?». А он отвечал бы ей честно и без обмана. Если бы он проводил время с этими девушками, то однажды таким же образом встретил бы собственную дочь.
С этими мыслями ты и путешествовала. На кладбище ты подобрала один из папиных осколков, разбросанных по всему миру. Осколок папы, которого мама не знала. Мама говорила: «Лишь бы только Каору-сан вернулся домой, не важно, что с ним стало».
Мама приняла решение вечно ждать папиного возвращения.
На папе лежало проклятье заткнуться навсегда.
Что делать тебе?
Собрать папины осколки все до единого и составить из них своего папу. Тогда ты убедишь маму, что ждать не стоит. Тогда ты сможешь снять с папы лежащее на нем проклятье.
Конечно, ты уверена в том, что кроме мамы существует множество женщин, которые продолжают любить папу и не могут не говорить о нем.
1.4
Ты не знаешь этого города, не знаешь его прошлого. К городу ведет одна из линий частных железных дорог, лучами расходящимися от столицы. Каких-то пятнадцать минут на поезде. Ты проехала свою остановку и благодаря этому увидела, что город стоит на возвышенности и обращен к реке. Привокзальная площадь была светлой и просторной. Хорошо одетые пешеходы прогуливались мимо торговых рядов по тополиной аллее. В садах особняков, огороженных глиняными, каменными заборами и живыми изгородями, росли большие деревья, слышалось пение цикад.
В городе было много зелени, он как будто утопал в парке, деревья бросали зеленые тени на асфальт и бетон, воздух был напоен душным запахом трав.
Жителей не было видно. В каждом особняке существовала четкая граница между внутренним и внешним миром, постороннему не дано было знать, чем там занимаются, что спрятано за стенами особняка.
Посторонними были и пролетающие над городом черные тени, которые оглашали пространство недовольными криками. Непонятно, где жили эти стайки ворон – то ли в редких, еще оставшихся в городе рощах, то ли в садах особняков, то ли на кладбище, а может, они просто пролетали мимо. Могли ли они чем-то поживиться здесь, в городе, или держали путь к своим кормушкам в столицу?
Интересно, Каору-сан тоже смотрел на пролетавшие стаи ворон? Хорошо ли ему жилось в этом городе? Могилы рассказали тебе о зловещих тенях, преследовавших Каору-сан. Почему-то пролетающие над твоей головой вороны очень напоминали тебе его.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85
«У Каору-сан всегда было непроницаемое лицо, – говорила мама. – Но он потел во сне, когда ему снились кошмары. Меня холод пробирал, а у него на кончике носа появлялись капельки пота…
Каору-сан иногда так пристально смотрел на людей – прямо сверлил взглядом. Спросишь его:
– Чего тебе? – а он, ничуть не изменившись в лице, пробормочет:
– Ты красивая. – А потом непременно добавит с ухмылкой: – Ради всех святых, ну, пожалуйста.
«Опять за свое», – думала я, но устоять не могла и всегда отвечала ему лаской…
Каору-сан – он как кит. – умрет, если не поплавает. Все время гнался за чем-то, убегал от кого-то. Где угодно бы прижился. Но не мог оставаться на одном и том же месте. Ему сейчас пятьдесят, если жив. Устал, наверное, бегать. Так что если повезет, скоро его поймают. Каору-сан наверняка хочет увидеться с тобой, Фумио. Только он, поди, и не догадается, что ты его дочь: такая высокая и красивая стала…
Мне часто снится, как Каору-сан возвращается домой – тихо, бесшумно. Я сплю в своей постели и вдруг пальцами ноги чувствую что-то колючее. Другой ногой хочу проверить, что это, и понимаю: это нога Каору-сан. Пальцы моей ноги касаются его волос…
Или однажды вижу – у парадного топчется бомж. Я спрашиваю его: – Вы к кому?
Он просит подать ему воды, я приношу ему воды со льдом и хлеб с арахисовым маслом, а он бормочет.-
– Ради всех святых, ну, пожалуйста. Тогда я понимаю:
– Ой! Каору-сан! Ты, как Улисс, возвратился домой.
И чего он боится? Пусть хоть бомжем стал, хоть якудза, пусть хоть из ума выжил – лишь бы вернулся».
Если даже папина могила вызывает такую ненависть, то нужно поскорее разыскать его самого, пока его и вправду не убили. Может, твое путешествие превратится в битву с теми, кто хочет стереть папу с лица земли. Твое путешествие только началось, но если, отчаявшись, ты вернешься в дом, где ждет мама, никто не посмеет осудить тебя. Ведь вас с Каору-сан связывают только кровные узы. Ты почти совсем не помнишь папу. Он для тебя, можно сказать, вымышленный персонаж. Но все же кровь гуще меда.
Или ты ревнуешь его к маме? Она любила настоящего Каору-сан, целовала его, ругалась с ним, носила тебя и даже, после того как он ушел, у нее было немало переживаний! Ты жалеешь ее, но на самом деле хочешь подобно ей почувствовать папу.
Твои ровесники табунами ходят вокруг тебя. Но в твоих глазах мелькает только смутный образ неизвестно куда канувшего Каору-сан. Подруги часто подтрунивают над тобой, пытаясь проследить, куда направлен твой взор: «Фумио одним взглядом может убить и папу, и якудза, и учителя».
Не отдавая себе отчета, ты нарисовала в своем воображении портрет отца, каким он тебе представлялся. Пятьдесят, если жив. Но выглядит не старше сорока. Он хорошо одет, спина у него прямая-прямая. Он вечно где-то витает – взгляд его устремлен вдаль. Он не из тех, кто постоянно вздыхает, он – человек солидный, но может и подурачиться, его любят дети. Ты пыталась совместить придуманный тобой образ мужчины средних лет с твоим папой.
Вспоминала потерянную папину фотографию. Он держал тебя, трехлетнюю – или тогда тебе было меньше? – на руках и улыбался. Ему было года тридцать четыре – тридцать пять. В острых чертах его лица еще чувствовалась сила, но проглядывала и неудовлетворенность. Когда фотография была у тебя, ты накладывала прозрачную пленку на папино лицо и пририсовывала ему седые волосы и морщины. Представляла себе, что он слегка располнел и выражение лица его стало добрым.
Было еще одно, чего тебе хотелось бы от папы. Девушке на выданье, если она того захочет, ничего не стоит свести с ума мужчину средних лет, у которого есть деньги, время и тяга к развлечениям. Если бы страдающая от одиночества девушка твоего возраста поедала папу глазами, то тебе бы хотелось, чтобы он не отводил взгляда, разгадывал бы, что она чувствует, приглашал бы ее поужинать и развлечься. Она задавала бы ему миллионы вопросов: «Твой любимый цветок?», «Нелюбимое блюдо?», «Твой самый хороший и самый плохой день в жизни?», «Твой самый любимый город?», «Твой самый любимый человек?». А он отвечал бы ей честно и без обмана. Если бы он проводил время с этими девушками, то однажды таким же образом встретил бы собственную дочь.
С этими мыслями ты и путешествовала. На кладбище ты подобрала один из папиных осколков, разбросанных по всему миру. Осколок папы, которого мама не знала. Мама говорила: «Лишь бы только Каору-сан вернулся домой, не важно, что с ним стало».
Мама приняла решение вечно ждать папиного возвращения.
На папе лежало проклятье заткнуться навсегда.
Что делать тебе?
Собрать папины осколки все до единого и составить из них своего папу. Тогда ты убедишь маму, что ждать не стоит. Тогда ты сможешь снять с папы лежащее на нем проклятье.
Конечно, ты уверена в том, что кроме мамы существует множество женщин, которые продолжают любить папу и не могут не говорить о нем.
1.4
Ты не знаешь этого города, не знаешь его прошлого. К городу ведет одна из линий частных железных дорог, лучами расходящимися от столицы. Каких-то пятнадцать минут на поезде. Ты проехала свою остановку и благодаря этому увидела, что город стоит на возвышенности и обращен к реке. Привокзальная площадь была светлой и просторной. Хорошо одетые пешеходы прогуливались мимо торговых рядов по тополиной аллее. В садах особняков, огороженных глиняными, каменными заборами и живыми изгородями, росли большие деревья, слышалось пение цикад.
В городе было много зелени, он как будто утопал в парке, деревья бросали зеленые тени на асфальт и бетон, воздух был напоен душным запахом трав.
Жителей не было видно. В каждом особняке существовала четкая граница между внутренним и внешним миром, постороннему не дано было знать, чем там занимаются, что спрятано за стенами особняка.
Посторонними были и пролетающие над городом черные тени, которые оглашали пространство недовольными криками. Непонятно, где жили эти стайки ворон – то ли в редких, еще оставшихся в городе рощах, то ли в садах особняков, то ли на кладбище, а может, они просто пролетали мимо. Могли ли они чем-то поживиться здесь, в городе, или держали путь к своим кормушкам в столицу?
Интересно, Каору-сан тоже смотрел на пролетавшие стаи ворон? Хорошо ли ему жилось в этом городе? Могилы рассказали тебе о зловещих тенях, преследовавших Каору-сан. Почему-то пролетающие над твоей головой вороны очень напоминали тебе его.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85