Вопрос, что ой учуял? Уж не фальшивое ли подразделение СС с шестью машинами «опель-блиц» посреди баварского захолустья?
На данном этапе войны такой пожиратель горючего, как «блиц», способный по хорошей дороге двигаться со скоростью самое меньшее тридцать миль в час, был на вес золота, и это заставило сержанта думать быстрее. У этих грузовиков было какое-то особое назначение и документы, не иначе, без этого они никак не могли продвинуться так далеко на юг, откуда имелась возможность направиться в сторону Швейцарии, Италии или Австрии. Русские находились к востоку, союзники к западу, и немцев сжимали с обеих сторон, выдавливая, как прыщ. Скорее всего, они собираются двинуться в Швейцарию, поскольку Италия уже капитулировала и на очереди оккупация Австрии. Выходит, их цель – озеро Констанс, находящееся не более чем в шестидесяти милях отсюда.
Сержант посмотрел через кульверт, прикидывая, какими еще осложнениями может оказаться чревато его любопытство. Скажем, груз на этих шести «опелях» действительно ценный и, скажем, Корнуолл решил им завладеть. Ладно. Правда, тут возникал реальный вопрос: что он намеревался делать со своей добычей потом? Его официальная миссия заключалась в том, чтобы отыскивать пропавшие ценности и по соответствующим каналам возвращать найденное законным владельцам, но тут было над чем подумать. Может быть, теперь, когда война идет к концу, разумнее не валять дурака, а позаботиться о собственном будущем. Может быть, теперь каждый за себя, а? Может быть, пора парню из Кэнэрси отхватить от этого жирного пирога кусок и для себя? Очень может быть.
Сержант опустил руку к кобуре у бедра. Трое записных штафирок с офицерскими нашивками, умников, не имеющих отношения к армии, которых дома, на гражданке, наверняка дожидаются тепленькие местечки, не составили бы для него особой проблемы. Проблема в другом: что он будет делать с этими шестью грузовиками? Вопрос серьезный.
Он поднялся на ноги. Рассвет наступал довольно быстро, и стелившийся по земле туман уплывал сквозь деревья множеством рваных клочьев. Шесть грузовиков, и совсем недалеко от швейцарской границы: можно управиться за день, от силы два. Об этом стоило подумать.
Он еще раз присмотрелся сквозь рваный туман к дальнему входу в усадьбу, и ему показалось, будто в проеме ворот движется какая-то фигура. Он поднял бинокль. Часовых видно не было, а вот человек в проходе оказался генералом. Чертовым генералом, в полной форме, вплоть до красных лампасов на галифе! Правда, с виду этот тип был слишком молод, лет сорока, не больше, с острыми, ястребиными чертами. Может быть, своего рода маскарад? «Генерал» остановился у края ворот, и на виду появилась вторая фигура. Женщина в свитере и головном шарфе. Малый в мундире зажег ей сигарету. Теперь они над чем-то смеялись. Местная, жена или дочь кого-то из усадьбы? Или спутница тех, кто прибыл с колонной? Шесть грузовиков «опель», поддельный генерал и женщина. И что все это значит?
ГЛАВА 21
Местом жительства Гэтти оказался шестиэтажный дом в Вест-Сайде, на Шестьдесят второй улице, выглядевший так, будто его несколько сотен лет назад перенесли прямиком с какого-нибудь канала в Амстердаме. Слева с ним соседствовал особняк из красноватого песчаника, справа – большой многоквартирный дом. Парадный вход находился в цокольном этаже, и им пришлось спуститься вниз, в маленький колодец, окруженный оградой из кованого железа. Дверной молоток представлял собой крепившуюся на петле огромную черную руку, сжимавшую что-то вроде пушечного ядра, в середине которого находился немигающий глаз.
Валентайн дважды ударил молотком в массивную дубовую дверь. Изнутри донеслось эхо, потом послышался звук шагов по камню.
– Жутковато, – пробормотала Финн. Валентайн улыбнулся.
– Представляешь, какие деньжищи надо иметь, чтобы позволить себе такой дом в Вест-Сайде?
У них над головами зажегся свет, и после недолгой паузы дверь отворил человек лет семидесяти в простом черном костюме. У него были сильно поредевшие седые волосы, темные, много повидавшие глаза и тонкие губы. От верхней губы к носу тянулся шрам, открывая желтый передний зуб. Этот человек родился в ту пору, когда операций на заячьей губе еще не делали и подобный дефект внешности был обычным делом.
– Мы хотели бы поговорить с полковником, если вы не возражаете, – сказал Валентайн. – Это имеет отношение к Францисканской академии. Как мне кажется, он недавно там побывал.
– Подождите, – пробормотал человек.
Голос его звучал чуть гнусаво, но слова выговаривались отчетливо. Он закрыл перед ними дверь. Свет погас, и они остались в темноте.
– Подозрительный дворецкий, – сказала Финн. – Вид у него пугающий.
– Он не просто дворецкий, но и телохранитель, – указал Валентайн. – У него наплечная кобура. Я заметил ее, когда он повернулся.
Спустя всего несколько мгновений привратник-телохранитель вернулся и впустил их внутрь. Они последовали за ним в мрачный, мощенный плитами холл со старомодными настенными канделябрами, поднялись по широкой лестнице с вытертыми дубовыми ступенями и оказались в огромном холле на главном этаже. Он был высотой в два этажа и представлял собой нечто среднее между церковным нефом и пиршественным залом баронского замка. Потолок украшала лепнина в виде декоративных пучков плюща и винограда, стены на три четверти высоты были покрыты темными дубовыми панелями, пол устилали широкие доски. На одном конце комнаты три арочных окна с тяжелыми рамами смотрели на Семьдесят вторую улицу, тогда как на другом конце более дюжины окон поменьше, поднимавшихся от пола до потолка, выходили на маленький, обнесенный стенами садик, темный, если не считать двух или трех маленьких светильников, вделанных в углы.
Стены холла украшали десятки картин, по большей части кисти «малых голландцев»: скрупулезные архитектурные пейзажи де Витте, домашние интерьеры де Хоха, морские пейзажи Кейпа и мрачные замки Хоббемы. Единственным исключением было большое полотно Ренуара – голова юной девушки, – занимавшее почетное место над черным, выложенным плиткой камином.
С галереи второго этажа, опоясывавшей помещение с трех сторон, свисали геральдические знамена, в каждом из четырех углов стояло по полному комплекту вороненых доспехов. Яркий красный ковер покрывал большую часть пола, и на нем стояли друг против друга два больших кожаных дивана, выдержанных в карамельно-коричневых тонах. Между кушетками, покоясь на большой распластанной шкуре зебры, стоял квадратный кофейный столик с рамой из тикового дерева и столешницей из квадратов тяжелой кованой бронзы. На расставленных там и сям ломберных и журнальных столиках красовалась всякая всячина, от фотографий в серебряных рамках до искусно декорированных золотых портсигаров и как минимум трех – во всяком случае, столько попалось на глаза Финн – серебряных куммайя.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67
На данном этапе войны такой пожиратель горючего, как «блиц», способный по хорошей дороге двигаться со скоростью самое меньшее тридцать миль в час, был на вес золота, и это заставило сержанта думать быстрее. У этих грузовиков было какое-то особое назначение и документы, не иначе, без этого они никак не могли продвинуться так далеко на юг, откуда имелась возможность направиться в сторону Швейцарии, Италии или Австрии. Русские находились к востоку, союзники к западу, и немцев сжимали с обеих сторон, выдавливая, как прыщ. Скорее всего, они собираются двинуться в Швейцарию, поскольку Италия уже капитулировала и на очереди оккупация Австрии. Выходит, их цель – озеро Констанс, находящееся не более чем в шестидесяти милях отсюда.
Сержант посмотрел через кульверт, прикидывая, какими еще осложнениями может оказаться чревато его любопытство. Скажем, груз на этих шести «опелях» действительно ценный и, скажем, Корнуолл решил им завладеть. Ладно. Правда, тут возникал реальный вопрос: что он намеревался делать со своей добычей потом? Его официальная миссия заключалась в том, чтобы отыскивать пропавшие ценности и по соответствующим каналам возвращать найденное законным владельцам, но тут было над чем подумать. Может быть, теперь, когда война идет к концу, разумнее не валять дурака, а позаботиться о собственном будущем. Может быть, теперь каждый за себя, а? Может быть, пора парню из Кэнэрси отхватить от этого жирного пирога кусок и для себя? Очень может быть.
Сержант опустил руку к кобуре у бедра. Трое записных штафирок с офицерскими нашивками, умников, не имеющих отношения к армии, которых дома, на гражданке, наверняка дожидаются тепленькие местечки, не составили бы для него особой проблемы. Проблема в другом: что он будет делать с этими шестью грузовиками? Вопрос серьезный.
Он поднялся на ноги. Рассвет наступал довольно быстро, и стелившийся по земле туман уплывал сквозь деревья множеством рваных клочьев. Шесть грузовиков, и совсем недалеко от швейцарской границы: можно управиться за день, от силы два. Об этом стоило подумать.
Он еще раз присмотрелся сквозь рваный туман к дальнему входу в усадьбу, и ему показалось, будто в проеме ворот движется какая-то фигура. Он поднял бинокль. Часовых видно не было, а вот человек в проходе оказался генералом. Чертовым генералом, в полной форме, вплоть до красных лампасов на галифе! Правда, с виду этот тип был слишком молод, лет сорока, не больше, с острыми, ястребиными чертами. Может быть, своего рода маскарад? «Генерал» остановился у края ворот, и на виду появилась вторая фигура. Женщина в свитере и головном шарфе. Малый в мундире зажег ей сигарету. Теперь они над чем-то смеялись. Местная, жена или дочь кого-то из усадьбы? Или спутница тех, кто прибыл с колонной? Шесть грузовиков «опель», поддельный генерал и женщина. И что все это значит?
ГЛАВА 21
Местом жительства Гэтти оказался шестиэтажный дом в Вест-Сайде, на Шестьдесят второй улице, выглядевший так, будто его несколько сотен лет назад перенесли прямиком с какого-нибудь канала в Амстердаме. Слева с ним соседствовал особняк из красноватого песчаника, справа – большой многоквартирный дом. Парадный вход находился в цокольном этаже, и им пришлось спуститься вниз, в маленький колодец, окруженный оградой из кованого железа. Дверной молоток представлял собой крепившуюся на петле огромную черную руку, сжимавшую что-то вроде пушечного ядра, в середине которого находился немигающий глаз.
Валентайн дважды ударил молотком в массивную дубовую дверь. Изнутри донеслось эхо, потом послышался звук шагов по камню.
– Жутковато, – пробормотала Финн. Валентайн улыбнулся.
– Представляешь, какие деньжищи надо иметь, чтобы позволить себе такой дом в Вест-Сайде?
У них над головами зажегся свет, и после недолгой паузы дверь отворил человек лет семидесяти в простом черном костюме. У него были сильно поредевшие седые волосы, темные, много повидавшие глаза и тонкие губы. От верхней губы к носу тянулся шрам, открывая желтый передний зуб. Этот человек родился в ту пору, когда операций на заячьей губе еще не делали и подобный дефект внешности был обычным делом.
– Мы хотели бы поговорить с полковником, если вы не возражаете, – сказал Валентайн. – Это имеет отношение к Францисканской академии. Как мне кажется, он недавно там побывал.
– Подождите, – пробормотал человек.
Голос его звучал чуть гнусаво, но слова выговаривались отчетливо. Он закрыл перед ними дверь. Свет погас, и они остались в темноте.
– Подозрительный дворецкий, – сказала Финн. – Вид у него пугающий.
– Он не просто дворецкий, но и телохранитель, – указал Валентайн. – У него наплечная кобура. Я заметил ее, когда он повернулся.
Спустя всего несколько мгновений привратник-телохранитель вернулся и впустил их внутрь. Они последовали за ним в мрачный, мощенный плитами холл со старомодными настенными канделябрами, поднялись по широкой лестнице с вытертыми дубовыми ступенями и оказались в огромном холле на главном этаже. Он был высотой в два этажа и представлял собой нечто среднее между церковным нефом и пиршественным залом баронского замка. Потолок украшала лепнина в виде декоративных пучков плюща и винограда, стены на три четверти высоты были покрыты темными дубовыми панелями, пол устилали широкие доски. На одном конце комнаты три арочных окна с тяжелыми рамами смотрели на Семьдесят вторую улицу, тогда как на другом конце более дюжины окон поменьше, поднимавшихся от пола до потолка, выходили на маленький, обнесенный стенами садик, темный, если не считать двух или трех маленьких светильников, вделанных в углы.
Стены холла украшали десятки картин, по большей части кисти «малых голландцев»: скрупулезные архитектурные пейзажи де Витте, домашние интерьеры де Хоха, морские пейзажи Кейпа и мрачные замки Хоббемы. Единственным исключением было большое полотно Ренуара – голова юной девушки, – занимавшее почетное место над черным, выложенным плиткой камином.
С галереи второго этажа, опоясывавшей помещение с трех сторон, свисали геральдические знамена, в каждом из четырех углов стояло по полному комплекту вороненых доспехов. Яркий красный ковер покрывал большую часть пола, и на нем стояли друг против друга два больших кожаных дивана, выдержанных в карамельно-коричневых тонах. Между кушетками, покоясь на большой распластанной шкуре зебры, стоял квадратный кофейный столик с рамой из тикового дерева и столешницей из квадратов тяжелой кованой бронзы. На расставленных там и сям ломберных и журнальных столиках красовалась всякая всячина, от фотографий в серебряных рамках до искусно декорированных золотых портсигаров и как минимум трех – во всяком случае, столько попалось на глаза Финн – серебряных куммайя.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67