– Скажете тоже, Андрей Данилович! – практикант услужливо подлил в стакан следователя заварки. – Морг наверняка в веке девятнадцатом придумали. Раньше-то людей церковники резать не разрешали!
– Дремучий ты, Сидоренко, человек! То ж в годы мрачного средневековья. Понимаешь, такое сложное слово, состоящее из «средне» и «вековье». По-простому, все одно, что долбанный гермафродит. – Агеев размочил кусочек сахара и отглотнул из стакана чай. – А раньше, когда люди были к природе поближе, так они перво-наперво морги для себя строили. Пирамиды, мавзолеи там всякие. И потрошили себя в мумии, да так, что с ними за тыщи лет ничего не делалось!
– Угу, – шмыгнул носом Сидоренко. – Смерти боялись, вот и строили! Думали, в пирамидах получше сохранятся!
– Да не смерти, а жизни людишки во все времена боятся куда больше! – Агеев с удовольствием затянулся сигаретой и, выпустив длинную струю дыма, вытащил из стола фотографии. – Вот, к примеру, эти снимки. Согласись, не просто снимки, а загляденье! Какие смачные трупы! Это тебе не древнеегипетские мумии! – Капитан размашисто бросил их перед практикантом на стол. – Так вот, Сидоренко, дело закрыто!
– То есть как закрыто?! – вытаращился практикант. – Да мы с вами… Да вы только на след преступника вышли!
– Оказывается, Сидоренко, мы с тобой не по тем следам ходили. – Агеев сгреб фотографии и принялся разрывать их. – Ходили, да ни хрена не выходили.
– Андрей Данилович! Что вы делаете?! Это же фотографии с места убийств!
– Разве ты, практикант, еще не знаешь? – Агеев изобразил удивление. – Никаких убийств не было!
– Как это не было?!
– А вот так! – следователь отправил последнюю фотографию в мусорную корзину. – Что мы с тобой видели? Убийства или трупы?
– Трупы… На месте ихнего убийства!
– Самоубийства! – поправил Агеев. – Гм, самоубийство трупов… Одним словом, первомайский бред! Хотя все ясно и без моих объяснений!
Он подошел к забитому канцелярскими папками шкафу, вытащил из-за бумаг початую литровую бутылку водки.
– Слышь, у тебя какая закусь есть? Все-таки на дворе праздник. Да и успешное окончание дела обмыть не мешает…
– С повидлой, – Сидоренко принялся выкладывать из пакета припасенные на обед пирожки. – Вчера Никитична мне на службу напекла!
– Вот это называю начальным этапом твоего профессионализма! Давай, студент, одним духом! Не зря в годы моей юности любили приговаривать: «Жизнь прекрасна, удивительна, если выпить предварительно!»
Агеев выпил залпом. Сидоренко закашлялся, разбрызгивая водку по столу:
– Това-рищ ка-питан, э-то серь-езно…
– А ты думал! Погоны даром не даются и легко не носятся!
– Я уже понял! – откашлявшись, согласился Сидоренко. – Только в толк никак не возьму, кому это верно раскрываемое дело понадобилось слить? Еще неделя – и передавай в суд!
– Теперь второе правило профессионала, – Агеев снова налил водки, но теперь только себе. – Никогда не задавайся дурацкими и опасными вопросами. Тогда, если повезет, и до папахи дослужишься. Каракулевой, сшитой по спецзаказу, в такой маленький завиточек. Загляденьице!
– А как же подозреваемый? То есть Храмов?.. Я справлялся, он уже и в больнице набедокурил.
– Про сие разговор отдельный… Завтра пойдем в больницу его провожать.
– Провожать? Куда?
Агеев закурил новую сигарету и, ностальгируя по детству, принялся напевать, аккомпанируя пальцами по столу:
– Как провожают пароходы?
Совсем не так, как поезда!
Морские медленные воды –
Не то, что рельсы в два ряда…
– Товарищ капитан, прошу пояснить боевую задачу! Дело серьезное, мне надо соответствовать!
– Угомонись и не порти песню! – капитан щелкнул практиканта по носу. – Есть оперативная информация, что одноклассники хотят заявиться на проводины нашего героя. Вот и мы в дурдоме нарисуемся. Так, для проформы. Дабы чего не вышло…
– Андрей Данилович… Думаете, его там могут… убить?
– Думать не моя работа. Моя обязанность находить верные решения. Здесь верным решением будет закрыть дело и поскорее сдать его в архив!

* * *
По прошествии майских праздников погода занедужила пришедшими с севера ветрами и пронизывающей воздух ледяной влагой, погружающей небо в беспросветную пелену морока.
Неожиданно для себя Иван обрел невозмутимое спокойствие перед ожидающей его неизвестностью.
Целыми днями он бесцельно слонялся по комнате из угла в угол, находя в своих передвижениях скрытые закономерности и потаенный смысл, наподобие того, какой видит дзэнский монах, выписывая иероглиф по воде кистью. Его собственная жизнь теперь представлялась неким таинственным знаком, кем-то начерченной идеограммой, брошенной в этот мир для разгадывания.
Иногда Ивану казалось, что он – некий ключ к пониманию мира, включенный в череду внешне бессмысленных и несвязанных событий. Иногда происходящее с ним напоминало умышленно рассчитанные и заготовленные варианты игровых ходов, которым можно не только следовать, но вполне по силам самому изобрести новые, доселе неизвестные для себя комбинации. Как это делают шахматисты.
Тогда Иван забирался на подоконник. И снова, и снова выцарапывал на фанере выкрученным шурупом произошедшие с ним события в виде причудливых иероглифов-знаков. Пытался соединить в единую модель разрозненные, но, по сути, ключевые факты произошедшего с ним за прошедшие полгода.
Внезапная смерть отца. Поспешный переезд в Немиров. Враждебное окружение. Появление странных людей. Колдовство Вуду. И, наконец, воскресший из легенд гражданской войны и проникающий через сны в его душу бандит декадентской эпохи Васька-Змей…
А ведь все началось с того злополучного балета… Ивану вспомнились размахивающие косами тетеньки в неглиже, дурковатого вида доктор Фауст, катающийся верхом на Мефистофеле… Как же там было написано в программке?..
«А главное, гоните действий ход
Живей, за эпизодом эпизод…»
Все случалось так скоро, что у него не оставалось времени успокоиться и подумать, словно окружающее было не реальной жизнью, а чьей-то хорошо срежиссированной постановкой. Но чем больше произошедших событий Иван рисовал, чем тщательней соединял их черточками причинно-следственных связей, тем явственнее вырисовывался извивающийся в кольцах змей-уроборос, мифологический «зверь жатвы», который некогда был оживающим от прикосновения кастетом.
В такие минуты Иван понимал, что не способен разгадать головоломку. Потому что еще не в силах вырваться из парализующих разум змеиных колец.
Убеждаясь в тщетности своих усилий, спрыгивал на пол, бесцельно слонялся по комнате, стараясь не думать ни о прошлом, ни о будущем, ни о настоящем. Но проходили часы, и, даже не пытаясь справиться с искушением, Иван начинал снова и – снова чертить на закрывающей окно фанере свой ребус…

* * *
Однажды утром дверь изолятора открылась необыкновенно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61