Ведь когда в 1921 г. начался голод в Поволжье (первый Голод с эпохи смутного времени), крестьяне, веками привыкшие к СВОЕМУ правительству, тоже, наверное, «смеялись», тоже думали, что «правительство прокормит», тем более, что это правительство совсем недавно вывезло у них всё зерно, включая семенной фонд. Думали: «не могут же они»; «они понимают, что нам нечего есть, знают». По официальным данным погибло 5 миллионов. Как только начался настоящий голод, из деревень По-волжья первым делом убежали все советские чиновники. Единственная организованная группа, которая осталась в сёлах, – священники – накормить людей не могли. Единственное, что было в их власти, это помочь своим прихожанам уме-реть достойно, не по-зверски. В Воронежском уезде толпы крестьян ходили по полям с обновлённой иконой «Достойна есть». Священники устраивали торжественные встречи иконы с колокольным звоном, молебнами. В окрестных дерев-нях также стали появляться обновлённые иконы, и не только в храмах, но и в домах крестьян. А что оставалось делать? – молиться и умирать. И вот на этом этапе новое правительство наконец помогло. Но не хлебом, ибо не хлебом единым… (577) Воронежский губернский ревтрибунал возбудил уголовное дело против контрреволюционных молитв о дожде и хлебе. В приговоре от 22.10.1921 года отмечалось:
«Научно-психиатрическая экспертиза установила развитие эпидемии массового религиозного психоза».
Большевик Ногин на ХII съезде живописал исключительную храбрость и мужество колониальной администрации:
«Кое-кто из статистиков совершает целые подвиги. Например, на Кавказе некоторым товарищам пришлось подвергаться опасностям во время обвалов. В Самарской губернии им пришлось точно так же испытать целый ряд лишений вследствие того, что тех лошадей, на которых они двигались, съедали».
Стихийные бедствия: обвалы, туземцы. И доблестные, научные евреи, с гроссбухами учитывающие доставшееся поголовье, причём поголовье (596), обратите внимание, одержимое религиозным психозом. Я читал протоколы и думал: ну хоть кто-то, хоть один «чудак» не выдержит, закричит: «Что же мы наделали! Нет нам прощения!» Ничего подобного. Общая атмосфера – ЛЁГКАЯ, ШУТЛИВАЯ. Специально подсчитал, пометка «смех в зале» встречается в протоколах этого съезда 49 раз! Весёлые, молодые учёные, собравшиеся на университетский капустник. Всё ещё знают, и вся жизнь ещё впереди.
Мартынов-Пиккер изрёк на том же съезде: «Источник силы нашей коммунистической партии и властвующего у нас пролетариата заключается в том, что они, низвергнув все кумиры, продолжают молиться одному Богу, богине разума, исторического разума.»
И там же самовлюблённый Зиновьев на вершине своего политического могущества:
«Мы – марксисты, и поэтому мы слышим, как трава растёт. Мы видим на два аршина под землёй».
Но не так глупо. Вместе с самодовольной еврейской тупостью, еврейская же и хитрость:
«Сейчас поднимает голову великорусский шовинизм … Опасность (голода) была … велика потому, что середняк-рабочий не мог примириться с фактом людоедства и т. д. Но все же это ничто по сравнению с тем, что может быть, если у нас начнутся национальные трения. Если у нас в Советской России начнутся массовые национальные трения, то это будет таким ударом коммунистическому интернационалу, от которого он не оправится много лет. Если бы у нас дело дошло до таких трений, это было бы гораздо опаснее, чем даже голод и людоедство, которое мы пережили…»
Главное не называть фамилий и адресов. Единственная забота – страх, как бы не узнали. Ни один колонизатор-европеец не дошёл бы до такого плоского, трусливо-животного эгоизма. Розанов в «Апокалипсисе» буквально мечтал о захвате России немцами. И действительно, всё равно бы произошла ассимилляция и Россия стала бы в конце концов независимой (как Индия и все другие колониальные страны, даже самые маленькие). И уж как о несбыточном счастье писал Розанов тогда в письмах о крепостном праве. «Какое счастье быть чьим-нибудь крепостным». Конечно, по сравнению с зиновьевыми счастье. Свой, родной по крови, и в общем умный, в общем благожелательный, в общем заботливый. Чтобы помещик не помог своим крестьянам – голодающим, погорельцам, больным холерой? Невероятно. А о большевистской политике по отношению к крестьянам с исчерпывающей полнотой сказал товарищ Осинский ещё в 1919 году (VIII съезд):
«Есть один еврейский анекдот. Стал еврей жаловаться Богу на тесноту его жизни: жилище его слишком темно, грязно, тесно, он не может так жить и согласен умереть. И Бог предписал в эту хижину постепенно привести ему и лошадь, и корову, и птиц и всякий день спрашивал: „Не лучше ли тебе?“ – „Нет, – отвечает еврей, – совсем плохо“. Бог говорит: „Выгоняй всех, вычищай“. Тогда еврей пришёл и сказал: „Теперь стал рай настоящий“. Товарищи, так и мы столько нагнали всякой твари, что если почистим хорошенько, то крестьянство только вздохнёт облегчённо и будет говорить, что рай от большевиков».
Я вижу их, вечно пьяных, грассирующих, рисующих друг другу кресты на спинах френчей, рассказывающих в курилках свежие анекдоты из кавказской и еврейской жизни…
Однажды я подумал: а ведь правительство, власть – это «хорошо». Это польза, помощь, добро. Так ведь в нормальных условиях, в нормальном обществе. И мысль эта мне, запуганному, смертельно боящемуся, как бы власть меня НЕ ЗАМЕТИЛА, не обратила на меня внимание, – мысль эта показалась мне до того нелепой, до того экстравагантной…
574
Примечание к №509
О еврейском народе Владимир Сергеевич всегда говорил с теплотой в голосе
Соловьёв писал Венгерову по поводу издания энциклопедии Брокгауза:
"Колубовский взял целых 14 имён русских философов на "Г", к этой букве они принадлежат вдвойне: за исключением моего этического друга Грота, подающего надежды, все прочие с выгодою для словаря могли бы быть совокуплены вместе под одним словом, которого не пишу, щадя вашу деликатность".
«Этическому другу» Гроту, редактору «Вопросов философии и психологии», Соловьёв писал о другом философе, тоже на "Г":
«Посылаю тебе очень содержательную и учёную статью о каббалистической философии. Автор её барон Давид Гинцбург (сын известного банкира)».
Когда же редакция стала с публикацией гениального отпрыска медлить, высказывая опасения, что её безобразный русский язык вызывет смех у публики, Соловьёв закатил истерику и пригрозил бойкотом журнала.
Гинцбург большой, очень большой человек. Редакция должна считать для себя за честь… И потом, в какое положение поставлен сам Соловьёв? Был принят Гинцбургами лично, пообещал помочь. И вот доставил беспокойство таким людям! Ай-вай, нехорошо! В лице Соловьёва тут обидели по-настоящему уважаемых, настоящих людей, а также, заодно, и всю русскую философию.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251 252 253 254 255 256 257 258 259 260 261 262 263 264 265 266 267 268 269 270 271 272 273 274 275 276 277 278 279 280 281 282 283 284 285 286 287 288 289 290 291 292 293 294 295 296 297 298 299 300 301 302 303 304 305 306 307 308 309 310 311 312 313 314 315 316 317 318 319 320 321 322 323 324 325 326 327 328 329 330 331 332 333 334 335 336 337 338 339 340 341 342 343 344 345 346 347 348 349 350 351 352 353 354 355 356 357 358 359 360 361 362 363 364 365 366 367 368 369 370 371 372 373 374 375 376 377 378 379 380 381 382 383 384 385 386 387 388 389 390 391 392 393 394