– Юрий Алексеевич, как вы себя чувствуете? – спросил Королев.
– Спасибо. Хорошо. А вы? Сергей Павлович не ответил. На связи – Павел Попович.
– Юра, ты там не скучаешь? – интересуется он.
– Если есть музыка, можно немножко пустить…
– Даем.
– Слушаю Утесова. Про любовь.
Все невольно улыбнулись. Кажется, этот парень уже завоевал всеобщую любовь.
За два дня до пуска Попович ночевал в одной ком­нате с Гагариным.
– Юра, а ты не зазнаешься? – Павел хитро прищу­рил глаза. – Вернешься оттуда, – Попович неопреде­ленно махнул рукой, – здороваться перестанешь…
– Да как ты мог подумать такое?! – удивился Га­гарин. – Ну как ты мог такое сказать! Я же с вами все время. Нет, ты меня не знаешь! Совсем не знаешь!
– Успокойся, я пошутил.
Гагарин повернулся, рванулся к Поповичу, обнял его.
– Понимаешь, обидно такое слышать, – он говорил быстро, проглатывая слова, – очень обидно. Ведь и ты мог быть первым, и Герман, все ребята. Я же не виноват, что выбрали меня.
За два часа до старта Попович рассказал об этом случае Сергею Павловичу. Королев, невыспавшийся, расхаживал по бункеру: «Главный не в своей тарел­ке, – сказал один из стартовиков. – Его нужно от­влечь». Попович вспомнил о своей неудачной шутке – он понимал, что сейчас Королев способен слушать толь­ко об одном человеке.
– Значит, обиделся? – Королев улыбнулся. – Да, Юрий Алексеевич совсем иного плана человек. Я таких люблю… Павел Романович, стойте у этого телефона и не подпускайте меня, даже если буду ругаться. Хорошо?
Красный телефон. Если снять трубку и сказать всего одно слово, стартовая команда сразу же прекратит под­готовку к пуску. Всего одно слово – «отбой». Немногие имели право подходить к этому аппарату.
Павел понял Королева.
– Хорошо, Сергей Павлович, я не разрешу вам зво­нить.
Тот усмехнулся и вновь стал расхаживать по бункеру.
Поповичу показалось, что, когда объявили об очеред­ной задержке на старте, Сергей Павлович направился к телефону. Павел преградил ему путь:
– Вы сами приказали не пускать…
Лицо Королева начало краснеть. Наступила тишина, здесь хорошо знали, что характер у Главного крутой.
По громкой связи объявили, что подготовка к пуску вновь идет по графику. Королев сразу успокоился.
Потом уже в Москве он сказал Поповичу:
– Молодцом вел там, у телефона. И в космосе надо так же держаться, теперь знаю, что и его выдержишь…
У Королева были основания, чтобы все остановить… И у него, как у Главного конструктора, было такое пра­во. Об этом эпизоде ведущий конструктор «Востока» рассказал в нашей беседе:
– 11 апреля, уже ночью, я приехал из института, от медиков, где готовились космонавты к полету. Привез большой материал. Он назывался «Завтра полетит че­ловек».
– Завтра? – переспросил ведущий конструктор.
– «Завтра» – подразумевалось «скоро». Естествен­но, мы не знали, что старт будет именно 12 апреля… Итак, захожу к главному редактору «Комсомольской правды» Юрию Воронову. И хотя было известно, что в ближайшие дни человек будет в космосе, все-таки не ре­шились напечатать эту статью: слишком фантастическим это все казалось…
– Да… фантастика. Всю ночь с 11 на 12 апреля мы были на стартовой. Рано утром приезжает Королев. Уставшие глаза, уставшее лицо, но внешне очень спо­коен…
– Ты провожал Гагарина до корабля?
– Нас было четверо. Мы вместе поднялись на лифте. Подошли к люку, Юрий спрашивает у нашего монтаж­ника: «Ну как?» – «Все в порядке, «первый» сорт, как СП скажет», – ответил он. «Раз так – садимся». По­том была объявлена часовая готовность. Надо прощать­ся с Юрием и закрывать люк. Он смотрит, улыбается, подмигивает. Пожал я ему руку, похлопал по шлему, отошел чуть в сторону. Крышку люка ребята накинули на замки. Все вместе быстро навинчиваем гайки. Все! Вдруг настойчивый сигнал зуммера. Телефон. Голос Ко­ролева: «Правильно ли установлена крышка? Нет ли пе­рекосов?» – «Все нормально». – «Вот в том-то и дело, что ненормально! Нет КП-3…» Я похолодел. Значит, нет электрического контакта, сигнализирующего о нормаль­ном закрытии крышки. «Что можете сделать для провер­ки контакта? – спрашивает Королев. – Успеете снять и снова установить крышку?» – «Успеем, Сергей Павло­вич». Гайки сняты, открываем крышку. Юрий через зер­кальце, пришитое к рукаву скафандра, следит за нами. Чуть-чуть перемещаем кронштейн с контактом и вновь закрываем крышку… Наконец долгожданное: «КП-3 в порядке! Приступайте к проверке герметичности»… Тридцатиминутная готовность. Мы покидаем площадку. Все, теперь мы только зрители…
– Я понимаю, что этот великий день незабываем до мельчайших подробностей. Его нельзя определить одним словом.
– Можно. Это сделал Гагарин…
– И прошлое, и этот день, и будущее?
– Да. Всего одно слово – озорное и бессмертное, гагаринское: «Поехали!»
До старта – пятнадцать минут
– Как у вас гермошлем, закрыт? Закройте гермо­шлем, доложите, – звучит голос Каманина.
– Вас понял: объявлена десятиминутная готовность. Гермошлем закрыт. Все нормально, самочувствие хоро­шее, к старту готов.
На связь с Гагариным выходит Королев.
– «Кедр», я буду вам транслировать команды… Ми­нутная готовность, как вы слышите?
– Вас понял: минутная готовность. Занял исходное положение…
– Дается зажигание, «Кедр».
– Понял: дается зажигание.
– Предварительная… Промежуточная… Главная… Подъем!
– Поехали!.. Шум в кабине слабо слышен. Все про­ходит нормально, самочувствие хорошее, настроение бод­рое, все нормально!
– Мы все желаем вам доброго полета…
– До свидания, до скорой встречи, дорогие друзья!
Этот день врезался в память всех, кто пережил его. Каждый из нас запомнил его на всю жизнь, и мы расска­зываем о своих ощущениях, о своих волнениях, о празд­ничной, счастливой Москве.
У космонавтов, которые пошли работать на косми­ческие орбиты вслед за Юрием Гагариным, свои воспо­минания. И при каждом старте на орбиту – а наше время богато на космические эпопеи! – они возвраща­ются в тот солнечный апрельский день.
– …Когда я улетал, да и другие тоже, хотелось крик­нуть по-гагарински: «Поехали!» Причем и при первом полете, и при втором, – говорит Виктор Горбатко, – но еле сдержал себя. «Поехали!» – это гагаринское, и только его. Оно имело право звучать один раз, тогда, 12 апреля.
– В конце марта все космонавты первой группы разъехались по разным точкам, для связи. Я был на Камчатке. Вдруг сквозь космический треск и шумы слы­шу его голос: «Как у меня дорожка?» – это он о траек­тории спрашивал. Представляете, на активном участке летит, первый старт человека, а Юрий спокойно и дело­вито интересуется очень конкретными вещами. Казалось бы, эмоции должны захлестнуть, а он работает. Значит, Гагарин спрашивает, а параметров у нас еще нет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52