— Честно сказать, надо быть слепцом, чтобы не заметить, как сыплются искры, когда вы подходите друг к другу.
— Не стоит шутить на эту тему, — обжег его взглядом отчим, — и убери эту дурацкую улыбку со своего лица, молодой человек! В ситуации, в которой я оказался, нет ничего смешного.
— Действительно, нет, — кротко сказал Хью, по-прежнему, однако, улыбаясь. — И что же ты собираешься предпринять?
— Как только мне удастся остаться наедине с этой злюкой, я больше не позволю ее острому язычку увести меня в сторону. Я заставлю ее выслушать все, что хочу сказать. Я докажу, что это не я разбил ее сердце, а она мое! А затем я потребую объяснить ее дурацкое поведение, и в первую очередь то, почему она прислала отца и этого Дюпре, позволив им так жестоко поступить со мной. А затем, как ни странно это звучит, я намерен обратиться к ее разуму и сердцу и доказать, что я нужен ей. — Лицо Джона сделалось жестким и решительным. — Я хочу, чтобы она поняла, что я был и остаюсь тем единственным на свете человеком, который ей нужен!
Хью как никто другой понимал, что сделать это отчиму будет совсем непросто. Микаэла очень похожа на свою мать, а Джон оказался примерно в том же положении, что и он сам. Красавица креолка обвинила его в том, что он женился на ней по расчету, и не хочет слушать никаких доводов, опровергающих это. Лнзетт убеждена, что в случившемся двадцать лет назад повинен только Джон. За прошедшие годы она свыклась с мыслью, что Джон бросил ее. Почему? Она же сама написала ему ту роковую записку. Сама? А так ли это? Ведь письмо можно и подделать. Хью даже вздрогнул от мысли, неожиданно пришедшей на ум.
— Ты узнал ее почерк и больше уже не разговаривал с ней? — спросил он, наклоняясь вперед и внимательно глядя на отчима.
Джон кивнул.
— Но ты же говорил, что она любила тебя и даже согласилась бежать с тобой. Ты, думаешь, что она уже тогда обманывала тебя?
— Нет, — улыбнулся отчим, и лицо его смягчилось. — Уверен, что ее чувства были искренни. Я долго размышлял обо всем этом и пришел к выводу, что это Кристоф убедил ее отказаться от меня ради семьи. Наверняка он говорил, что замужество Лизетт не только ее личное дело и ей следует подумать о родственниках.
— Но это все твои догадки. А с ней самой ты объясниться не попытался? Просто сжал зубы и уехал в Натчез?
— Ну да, — несколько удивленно произнес Джон. — Особого выбора у меня не было.
— Но если ты не поговорил с самой девушкой, — грустно усмехнулся Хью, — откуда же такая уверенность, что это она прислала к тебе Галланда и Дюпре? Ты абсолютно уверен, что записку, которую тебе показали, писала Лизетт? Я неоднократно слышал, что Рено Дюпре — большой интриган, а про старого Кристофа вообще говорят, что он самого дьявола мог обмануть. Не могло ли случиться, что, узнав каким-то образом о ваших с Лизетт планах, они просто сговорились их разрушить? У каждого из них для этого имелись основания. А судя по тому, что я слышал об этих людях, они могли пойти и па подлог.
Джон застыл как громом пораженный. Он побледнел, затем вспыхнул. Хотел что-то сказать, но лишь беззвучно шевелил губами.
Хью, с трудом сдерживая улыбку, откинулся на спинку кресла.
— Вижу, что подобная мысль тебе в голову не приходила. Но ведь подобное могло быть? Джон удрученно кивнул.
— Какие мерзавцы! — воскликнул он наконец, справившись с собой и вновь обретя дар речи. — Да, это вполне в духе Кристофа и Рено. Я даже могу, пожалуй, точно сказать, от кого они узнали о нашем с Лизетт плане — от ее проклятой французской горничной! Она вечно шпионила за ней и копалась в ее вещах. Лизетт любила Мазетту, так, кажется, звали ту мерзавку, и верила ей. Ха! Доказательств, конечно, у меня нет. Но я готов поставить половину моего состояния, что именно Мазетта сообщила Кристофу о намерении Лизетт бежать со мной.
— И что же ты, поняв это, будешь делать теперь?
— Изменить, к великому сожалению, уже ничего нельзя. Кристоф и Рено в могиле… Но я обязательно поговорю с Лизетт, расскажу ей о наших подозрениях и выясню точно, она написала ту записку или нет. Если послание было подделкой, это и явится лучшим доказательством моей невиновности. — В темных глазах Джона мелькнула искра надежды. — И того, что я всегда любил ее…
— А что ты думаешь о Жане? Может он что-то знать?
— В те дни он был совсем еще мальчишкой, буквально обожавшим Рено, — неуверенно произнес отчим. — Он может н не знать правды. Скорее всего ему сообщили версию, придуманную Кристофом и Рено, в которую он и верит до сих пор.
— Возможно. Но и наша версия — умозаключения, а не факты. Поэтому, прежде чем расследовать дальше, я должен спросить тебя: ты уверен в том, что все произошло именно так, как мы сейчас предполагаем, и Лизетт не виновата?
Уголки губ Джона чуть опустились в грустной улыбке.
— Это и есть главное, что мы должны выяснить, не так ли? — ответил он вопросом на вопрос.
* * *
Ужин в расширившемся составе оказался довольно занимательным. Хотя Хью по-прежнему думал только о взаимоотношениях с женой, он неожиданно почувствовал себя за столом более спокойно, уверенно и обнаружил, к своему удивлению, что присутствие Жана и Франсуа действует на пего благотворно.
Жан вел себя так, что можно было сделать лишь один вывод: он целиком и полностью признает — несносный американец стал теперь полноправным членом его семьи, и он не возражает против этого, равно как и против значительной роли этого американца в компании. Взаимная симпатия, которую неожиданно обнаружили Жан и Джон во время недавней встречи в Новом Орлеане, судя по всему, сохранилась. Хью даже подумал, что отрицательное отношение Жана к американцам могло основываться на разных выдумках, которыми напичкал его в свое время Рено. Кто знает, может, он только сейчас обнаружил, что уроженцы Соединенных Штатов не такие жадные, неотесанные дикари, какими он представлял их себе до сих пор?
Хью сразу почувствовал необычное поведение Франсуа. Но в чем же дело, понять не смог. Молодой человек держался вежливо, охотно принимал участие в разговорах, был мил и обворожителен. Но сквозь все это проглядывала в нем озабоченность. По быстрым взглядам Франсуа, которые Хью несколько раз почувствовал на себе, можно было понять, что скрытое беспокойство шурина связано с ним. Но что его тревожит? Франсуа раздражает его присутствие? Вряд ли. Этот молодой человек не очень умеет сдерживать свои чувства. Вряд ли он смог бы вести себя с таким искренним дружелюбием и выглядеть таким довольным, раздражай его хозяин дома. Может, он, как и Жан, понял наконец, что ошибался в шурине, и испытывает теперь чувство раскаяния? Хотелось бы надеяться, однако едва ли. Франсуа еще слишком молод, ветрен и горяч, чтобы огорчаться из-за подобных вещей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103
— Не стоит шутить на эту тему, — обжег его взглядом отчим, — и убери эту дурацкую улыбку со своего лица, молодой человек! В ситуации, в которой я оказался, нет ничего смешного.
— Действительно, нет, — кротко сказал Хью, по-прежнему, однако, улыбаясь. — И что же ты собираешься предпринять?
— Как только мне удастся остаться наедине с этой злюкой, я больше не позволю ее острому язычку увести меня в сторону. Я заставлю ее выслушать все, что хочу сказать. Я докажу, что это не я разбил ее сердце, а она мое! А затем я потребую объяснить ее дурацкое поведение, и в первую очередь то, почему она прислала отца и этого Дюпре, позволив им так жестоко поступить со мной. А затем, как ни странно это звучит, я намерен обратиться к ее разуму и сердцу и доказать, что я нужен ей. — Лицо Джона сделалось жестким и решительным. — Я хочу, чтобы она поняла, что я был и остаюсь тем единственным на свете человеком, который ей нужен!
Хью как никто другой понимал, что сделать это отчиму будет совсем непросто. Микаэла очень похожа на свою мать, а Джон оказался примерно в том же положении, что и он сам. Красавица креолка обвинила его в том, что он женился на ней по расчету, и не хочет слушать никаких доводов, опровергающих это. Лнзетт убеждена, что в случившемся двадцать лет назад повинен только Джон. За прошедшие годы она свыклась с мыслью, что Джон бросил ее. Почему? Она же сама написала ему ту роковую записку. Сама? А так ли это? Ведь письмо можно и подделать. Хью даже вздрогнул от мысли, неожиданно пришедшей на ум.
— Ты узнал ее почерк и больше уже не разговаривал с ней? — спросил он, наклоняясь вперед и внимательно глядя на отчима.
Джон кивнул.
— Но ты же говорил, что она любила тебя и даже согласилась бежать с тобой. Ты, думаешь, что она уже тогда обманывала тебя?
— Нет, — улыбнулся отчим, и лицо его смягчилось. — Уверен, что ее чувства были искренни. Я долго размышлял обо всем этом и пришел к выводу, что это Кристоф убедил ее отказаться от меня ради семьи. Наверняка он говорил, что замужество Лизетт не только ее личное дело и ей следует подумать о родственниках.
— Но это все твои догадки. А с ней самой ты объясниться не попытался? Просто сжал зубы и уехал в Натчез?
— Ну да, — несколько удивленно произнес Джон. — Особого выбора у меня не было.
— Но если ты не поговорил с самой девушкой, — грустно усмехнулся Хью, — откуда же такая уверенность, что это она прислала к тебе Галланда и Дюпре? Ты абсолютно уверен, что записку, которую тебе показали, писала Лизетт? Я неоднократно слышал, что Рено Дюпре — большой интриган, а про старого Кристофа вообще говорят, что он самого дьявола мог обмануть. Не могло ли случиться, что, узнав каким-то образом о ваших с Лизетт планах, они просто сговорились их разрушить? У каждого из них для этого имелись основания. А судя по тому, что я слышал об этих людях, они могли пойти и па подлог.
Джон застыл как громом пораженный. Он побледнел, затем вспыхнул. Хотел что-то сказать, но лишь беззвучно шевелил губами.
Хью, с трудом сдерживая улыбку, откинулся на спинку кресла.
— Вижу, что подобная мысль тебе в голову не приходила. Но ведь подобное могло быть? Джон удрученно кивнул.
— Какие мерзавцы! — воскликнул он наконец, справившись с собой и вновь обретя дар речи. — Да, это вполне в духе Кристофа и Рено. Я даже могу, пожалуй, точно сказать, от кого они узнали о нашем с Лизетт плане — от ее проклятой французской горничной! Она вечно шпионила за ней и копалась в ее вещах. Лизетт любила Мазетту, так, кажется, звали ту мерзавку, и верила ей. Ха! Доказательств, конечно, у меня нет. Но я готов поставить половину моего состояния, что именно Мазетта сообщила Кристофу о намерении Лизетт бежать со мной.
— И что же ты, поняв это, будешь делать теперь?
— Изменить, к великому сожалению, уже ничего нельзя. Кристоф и Рено в могиле… Но я обязательно поговорю с Лизетт, расскажу ей о наших подозрениях и выясню точно, она написала ту записку или нет. Если послание было подделкой, это и явится лучшим доказательством моей невиновности. — В темных глазах Джона мелькнула искра надежды. — И того, что я всегда любил ее…
— А что ты думаешь о Жане? Может он что-то знать?
— В те дни он был совсем еще мальчишкой, буквально обожавшим Рено, — неуверенно произнес отчим. — Он может н не знать правды. Скорее всего ему сообщили версию, придуманную Кристофом и Рено, в которую он и верит до сих пор.
— Возможно. Но и наша версия — умозаключения, а не факты. Поэтому, прежде чем расследовать дальше, я должен спросить тебя: ты уверен в том, что все произошло именно так, как мы сейчас предполагаем, и Лизетт не виновата?
Уголки губ Джона чуть опустились в грустной улыбке.
— Это и есть главное, что мы должны выяснить, не так ли? — ответил он вопросом на вопрос.
* * *
Ужин в расширившемся составе оказался довольно занимательным. Хотя Хью по-прежнему думал только о взаимоотношениях с женой, он неожиданно почувствовал себя за столом более спокойно, уверенно и обнаружил, к своему удивлению, что присутствие Жана и Франсуа действует на пего благотворно.
Жан вел себя так, что можно было сделать лишь один вывод: он целиком и полностью признает — несносный американец стал теперь полноправным членом его семьи, и он не возражает против этого, равно как и против значительной роли этого американца в компании. Взаимная симпатия, которую неожиданно обнаружили Жан и Джон во время недавней встречи в Новом Орлеане, судя по всему, сохранилась. Хью даже подумал, что отрицательное отношение Жана к американцам могло основываться на разных выдумках, которыми напичкал его в свое время Рено. Кто знает, может, он только сейчас обнаружил, что уроженцы Соединенных Штатов не такие жадные, неотесанные дикари, какими он представлял их себе до сих пор?
Хью сразу почувствовал необычное поведение Франсуа. Но в чем же дело, понять не смог. Молодой человек держался вежливо, охотно принимал участие в разговорах, был мил и обворожителен. Но сквозь все это проглядывала в нем озабоченность. По быстрым взглядам Франсуа, которые Хью несколько раз почувствовал на себе, можно было понять, что скрытое беспокойство шурина связано с ним. Но что его тревожит? Франсуа раздражает его присутствие? Вряд ли. Этот молодой человек не очень умеет сдерживать свои чувства. Вряд ли он смог бы вести себя с таким искренним дружелюбием и выглядеть таким довольным, раздражай его хозяин дома. Может, он, как и Жан, понял наконец, что ошибался в шурине, и испытывает теперь чувство раскаяния? Хотелось бы надеяться, однако едва ли. Франсуа еще слишком молод, ветрен и горяч, чтобы огорчаться из-за подобных вещей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103