И он глушил спиртным память.
Юрий поднялся с кровати. Облил ледяной водой голову. Не помогло. Муторно было. Надо держаться. Это приступ слабости и ничего больше. От спертого воздуха. Сдают нервы. Ничего, он еще повоюет. Но теперь его противник – он сам. Самый страшный и коварный враг – его память.
Юрий знал, что Алексей находится в Подмосковье, собирался стать по модному поветрию фермером. Ведь он решил забыть, вычеркнуть из прежней жизни все и начать жить сначала. Алексей и ему поможет, сможет научить, расскажет, как вырваться. Вот поэтому в конце отпуска после недавнего задания Юрий попытался его найти. Он не понимал, насколько это будет сложно. Но на карту была поставлена его собственная жизнь.
Алексей. На собственных плечах, с поврежденным позвоночником, если верить ему, вынес его к вертолету. Он тащил по горам, спускаясь в лощины и взгромождаясь на скалы, истекающего кровью товарища.
– Держись, братуха! – шептал Алексей. И он ему верил. Терял сознание и вновь приходил в себя, чувствуя, как в рот ему Алексей вливает немного воды. Слепящий снег, скалы, неуютное солнце. Юрию казалось, что он уже распрощался с жизнью, что он уже на том свете, что его уже нет. А существует только проколотая, простреленная и обмороженная оболочка.
– Не ной, нас услышат, – шептал Алексей, – прошу тебя, молчи.
– Алексей, вдвоем нам не выкарабкаться, дай мне гранату, – едва шевелил губами Юрий.
– Сейчас дам по башке, придурок. Мы уже почти вышли. С вертушки нас заметят, – уговаривал его Алексей.
Тогда они сели прямо на секретный склад оружия. Но из пещер полезла охрана. Слишком много охраны. Из группы погибли все, кроме него и Алексея. Им удалось уйти от преследователей, не израсходовав последнюю гранату. Но она предназначалась им двоим, поскольку попадаться «духам» живьем они не намеревались. Насмотрелись на тела товарищей, которых отбивали у противника.
Если бы он знал, что произошло с Алексеем, то не стал бы его разыскивать. И кто знает, может с ним жизнь сведет счеты точно таким же образом?
Юрий посмотрел в запотевшее окно. Сырая белорусская зима. Снега почти нет, грачи так и не улетели на юг. Эти страшные черные птицы. Они хуже стервятников. Целой стаей они сидели на неподвижном теле человека на заброшенной ферме…
Кому все это рассказать? И впервые за последнее время Юрий подумал о дневниках. Рывком вытащил «дипломат» из-под кровати, раскрыл его, набрав код на замке. Вот они – шесть тетрадок, каждая в добротном кожаном переплете с металлической застежкой. Пять тетрадок усеяны мелкими и никому не понятными закорючками – его собственное шифрованное письмо. Шестая тетрадка – чистая. Именно в ней он должен записать все, что произошло после последнего задания, когда ему стало невмоготу, и он бросился на поиски Алексея. Он мог бы ничего и не писать, достаточно было найти подходящего собеседника. Товарища, друга. Но в монастыре Юрия окружали угрюмые, поглощенные своими воспоминаниями люди. Неразговорчивые и потрепанные жизнью. Деревенские полуинтеллигенты, спившиеся до босячества, пара художников, у которых «поехала крыша», бывший партийный работник, который неожиданно поверил в Бога, бросил семью, процветающую на партийных деньгах фирму и ушел из мира сюда успокоиться, умиротвориться. Мог ли Юрий найти среди этих сломленных жизнью людей того, кто мог бы ему помочь?
Нет. Ему надо заполнить шестую тетрадку запутанными до неузнаваемости стенографическими закорючками. Бумаге поведает он свою печаль.
Отправившись на поиски Алексея, Юрий понимал, что друг, старший товарищ, учитель, наконец, непременно поможет ему.
Попасть из суверенной Беларуси в Москву – не проблема. Достаточно купить в Минске билет на поезд. Правда, на вокзале к Юрию присоединился человек, хромой валютчик, когда-то хорошо знавший Алексея, и заверивший, что наверняка укажет Язубцу то место, где живет их бывший знакомый.
В поезде на купейном столике сразу возникла бутылка «Белой Руси». Парень оказался словоохотливым, может, даже излишне. Юрий быстро нашел с ним общий язык.
– Смотрю, рожа знакомая, – кисло улыбаясь, говорил Юрий. Он надеялся, что случайный попутчик отвлечет его от тягостных воспоминаний. Фамилия бывшего сослуживца была Максимов. Неизвестно, да и не важно, кто он был по национальности, но он стал горячо доказывать необходимость суверенитета для Беларуси, важность сохранения белорусского языка и культуры. Однако из разговора был виден собственный интерес Максимова. Он по-крупному играл на разнице между российскими и белорусскими рублями. Слушая «трындежь» валютчика, Юрий смотрел в окно, где плыли уже убранные поля, мелькали разноцветными пятнами осенние леса.
– Ты знаешь, – говорил Максимов, – я ведь в курсе, – валютчик явно намекал на большую осведомленность, чем мог предположить Язубец.
– Так вот, мне кажется, – Максимов потряс пустой бутылкой над стаканом, – Алексей никогда не сможет привыкнуть. Он никогда не забудет…
Юрий смотрел на бутылку, потом выразительно взглянул на Максимова и процедил сквозь зубы:
– А ты уже все позабыл, приятель?! Язубец знал, что если не осадить попутчика, тот испортит вечер с нудными приставаниями. Сделать это было просто – Максимов в первое же задание непростительно глупо напоролся на «итальянку». Мина отбила ему обе пятки, сделала его калекой, но этим сохранила ему душу. Максимов так и не увидел, как убивают, не убивал сам, ему просто нечего забывать, он просто в плену своего физического изъяна.
Максимов намек понял, обиделся, и на этом разговор окончился. Поскольку глазеть в окно было бессмысленным занятием, (там была сплошная чернота, изредка пересекаемая, словно трассерами, огнями электричества), Юрий взметнул тело на верхнюю полку и уткнулся в подушку, пытаясь уснуть, чтобы хоть как-то наверстать все те часы, которые недоспал в последней экспедиции. Перестук вагонных колес больше не нарушал его покоя. Сосед тоже.
Максимов зашелестел газетами, принялся читать. А Язубец вновь увидал изможденное лицо Алексея, застывшие лопасти вертолета, услыхал разрывы выстрелов и – пульсирующими точками летели над ними трассирующие пули.
Чтобы избавиться от этого кошмара, Язубец открыл глаза. В окне проползала какая-то станция. Бегали возле вагонов люди, вдалеке раскрывалась панорама громадного промышленного предприятия, освещенного электрическими огнями.
– Откуда вы знаете Алексея? – вновь спросил сосед, увидав, что Язубец не спит.
– Мы с ним вместе служили, – пришлось признаться Юрию.
– Как так? – удивился Максимов. – Ведь и я с ним служил. Вы что, срочную были с ним?
Язубец не ответил, а вновь уткнулся в подушку. Если начнешь отвечать на вопросы, придется лгать больше и больше.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153
Юрий поднялся с кровати. Облил ледяной водой голову. Не помогло. Муторно было. Надо держаться. Это приступ слабости и ничего больше. От спертого воздуха. Сдают нервы. Ничего, он еще повоюет. Но теперь его противник – он сам. Самый страшный и коварный враг – его память.
Юрий знал, что Алексей находится в Подмосковье, собирался стать по модному поветрию фермером. Ведь он решил забыть, вычеркнуть из прежней жизни все и начать жить сначала. Алексей и ему поможет, сможет научить, расскажет, как вырваться. Вот поэтому в конце отпуска после недавнего задания Юрий попытался его найти. Он не понимал, насколько это будет сложно. Но на карту была поставлена его собственная жизнь.
Алексей. На собственных плечах, с поврежденным позвоночником, если верить ему, вынес его к вертолету. Он тащил по горам, спускаясь в лощины и взгромождаясь на скалы, истекающего кровью товарища.
– Держись, братуха! – шептал Алексей. И он ему верил. Терял сознание и вновь приходил в себя, чувствуя, как в рот ему Алексей вливает немного воды. Слепящий снег, скалы, неуютное солнце. Юрию казалось, что он уже распрощался с жизнью, что он уже на том свете, что его уже нет. А существует только проколотая, простреленная и обмороженная оболочка.
– Не ной, нас услышат, – шептал Алексей, – прошу тебя, молчи.
– Алексей, вдвоем нам не выкарабкаться, дай мне гранату, – едва шевелил губами Юрий.
– Сейчас дам по башке, придурок. Мы уже почти вышли. С вертушки нас заметят, – уговаривал его Алексей.
Тогда они сели прямо на секретный склад оружия. Но из пещер полезла охрана. Слишком много охраны. Из группы погибли все, кроме него и Алексея. Им удалось уйти от преследователей, не израсходовав последнюю гранату. Но она предназначалась им двоим, поскольку попадаться «духам» живьем они не намеревались. Насмотрелись на тела товарищей, которых отбивали у противника.
Если бы он знал, что произошло с Алексеем, то не стал бы его разыскивать. И кто знает, может с ним жизнь сведет счеты точно таким же образом?
Юрий посмотрел в запотевшее окно. Сырая белорусская зима. Снега почти нет, грачи так и не улетели на юг. Эти страшные черные птицы. Они хуже стервятников. Целой стаей они сидели на неподвижном теле человека на заброшенной ферме…
Кому все это рассказать? И впервые за последнее время Юрий подумал о дневниках. Рывком вытащил «дипломат» из-под кровати, раскрыл его, набрав код на замке. Вот они – шесть тетрадок, каждая в добротном кожаном переплете с металлической застежкой. Пять тетрадок усеяны мелкими и никому не понятными закорючками – его собственное шифрованное письмо. Шестая тетрадка – чистая. Именно в ней он должен записать все, что произошло после последнего задания, когда ему стало невмоготу, и он бросился на поиски Алексея. Он мог бы ничего и не писать, достаточно было найти подходящего собеседника. Товарища, друга. Но в монастыре Юрия окружали угрюмые, поглощенные своими воспоминаниями люди. Неразговорчивые и потрепанные жизнью. Деревенские полуинтеллигенты, спившиеся до босячества, пара художников, у которых «поехала крыша», бывший партийный работник, который неожиданно поверил в Бога, бросил семью, процветающую на партийных деньгах фирму и ушел из мира сюда успокоиться, умиротвориться. Мог ли Юрий найти среди этих сломленных жизнью людей того, кто мог бы ему помочь?
Нет. Ему надо заполнить шестую тетрадку запутанными до неузнаваемости стенографическими закорючками. Бумаге поведает он свою печаль.
Отправившись на поиски Алексея, Юрий понимал, что друг, старший товарищ, учитель, наконец, непременно поможет ему.
Попасть из суверенной Беларуси в Москву – не проблема. Достаточно купить в Минске билет на поезд. Правда, на вокзале к Юрию присоединился человек, хромой валютчик, когда-то хорошо знавший Алексея, и заверивший, что наверняка укажет Язубцу то место, где живет их бывший знакомый.
В поезде на купейном столике сразу возникла бутылка «Белой Руси». Парень оказался словоохотливым, может, даже излишне. Юрий быстро нашел с ним общий язык.
– Смотрю, рожа знакомая, – кисло улыбаясь, говорил Юрий. Он надеялся, что случайный попутчик отвлечет его от тягостных воспоминаний. Фамилия бывшего сослуживца была Максимов. Неизвестно, да и не важно, кто он был по национальности, но он стал горячо доказывать необходимость суверенитета для Беларуси, важность сохранения белорусского языка и культуры. Однако из разговора был виден собственный интерес Максимова. Он по-крупному играл на разнице между российскими и белорусскими рублями. Слушая «трындежь» валютчика, Юрий смотрел в окно, где плыли уже убранные поля, мелькали разноцветными пятнами осенние леса.
– Ты знаешь, – говорил Максимов, – я ведь в курсе, – валютчик явно намекал на большую осведомленность, чем мог предположить Язубец.
– Так вот, мне кажется, – Максимов потряс пустой бутылкой над стаканом, – Алексей никогда не сможет привыкнуть. Он никогда не забудет…
Юрий смотрел на бутылку, потом выразительно взглянул на Максимова и процедил сквозь зубы:
– А ты уже все позабыл, приятель?! Язубец знал, что если не осадить попутчика, тот испортит вечер с нудными приставаниями. Сделать это было просто – Максимов в первое же задание непростительно глупо напоролся на «итальянку». Мина отбила ему обе пятки, сделала его калекой, но этим сохранила ему душу. Максимов так и не увидел, как убивают, не убивал сам, ему просто нечего забывать, он просто в плену своего физического изъяна.
Максимов намек понял, обиделся, и на этом разговор окончился. Поскольку глазеть в окно было бессмысленным занятием, (там была сплошная чернота, изредка пересекаемая, словно трассерами, огнями электричества), Юрий взметнул тело на верхнюю полку и уткнулся в подушку, пытаясь уснуть, чтобы хоть как-то наверстать все те часы, которые недоспал в последней экспедиции. Перестук вагонных колес больше не нарушал его покоя. Сосед тоже.
Максимов зашелестел газетами, принялся читать. А Язубец вновь увидал изможденное лицо Алексея, застывшие лопасти вертолета, услыхал разрывы выстрелов и – пульсирующими точками летели над ними трассирующие пули.
Чтобы избавиться от этого кошмара, Язубец открыл глаза. В окне проползала какая-то станция. Бегали возле вагонов люди, вдалеке раскрывалась панорама громадного промышленного предприятия, освещенного электрическими огнями.
– Откуда вы знаете Алексея? – вновь спросил сосед, увидав, что Язубец не спит.
– Мы с ним вместе служили, – пришлось признаться Юрию.
– Как так? – удивился Максимов. – Ведь и я с ним служил. Вы что, срочную были с ним?
Язубец не ответил, а вновь уткнулся в подушку. Если начнешь отвечать на вопросы, придется лгать больше и больше.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153