С помощью Титаниллы император побрел к воде. Квинтипор лежал на боку под деревом и сладко спал. Ни на лице, ни в волосах его не было ни единой песчинки. Юноша был не только умыт, но и как следует причесан.
– Приходил он в себя?
– Да, государь. Как только я сбрызнула его водой, он открыл глаза. Но тут же закрыл и до сих пор спит.
Император погладил девушку по щеке, уже немного обветренной.
– А остальные?
– Все живы. И слуги и животные.
– А жрец?
Девушка усмехнулась.
– Задохся… Вместе с верблюдом. Расправился с ним бог Сет, называемый еще Тифоном. Так бывает с теми, кто чересчур разборчив, когда речь идет о богах.
Император серьезно посмотрел на девушку. Он хотел было строго отчитать ее за озорной тон, но не смог упрекнуть ту, которая позаботилась о его сыне больше, чем о самой себе. И он, ласково взяв девушку под руку, стал подниматься на террасу.
– Что там горит? – спросил он, когда сверху пахнуло вдруг дымом.
– Как будто жженной шерстью пахнет, – втянув носом воздух, с недоумением промолвила девушка. – Что он там такое палит, наш старый демон?
Старик палил себе ноги, сунув их по колена в костер.
– Что ты делаешь? – кинулся к нему император и, подхватив его под мышки, потащил, было, в сторону.
– Отойди! – вырвался демон у него из рук и стал стирать паленые волосы с обожженной кожи. – Когда я откопал эту дочь Велиала и понес ее на руках своих, лукавый попутал меня, и я прижал ее к себе сильней, чем надлежало. А теперь вот испытую, как буду терпеть сужденный мне за это огонь преисподней.
Император понял далеко не все, но посмотрел на этого Муция Сцеволу с большим уважением.
– Есть у тебя деньги? – спросил он Титаниллу. – Я, кажется, потерял свой кошелек.
Но та была уже далеко. Заметив, что лежавшие в тени слуги начали шевелиться, она понесла им воду. Вместо ее голоса послышался скрипучий ответ старика:
– Денег хватился? Вот они. Все, что собрала твоя дочь.
Он бросил к ногам императора горсть золотых монет. Это были совсем новенькие, блестящие монеты с изображением императора: на голове лавровый венок, на плече эгида – извергающий гром и молнию щит отца и царя богов. Император сгреб монеты ногой в кучку и сказал старику:
– Возьми. Это тебе в награду.
Демон тщательно обтер песком руку, в которой только что держал деньги, перекрестился и злобно спросил:
– Это меня хочешь ты наградить дьявольской выдумкой?
– Знаешь ли ты, с кем говоришь? – удивленно спросил император.
– Само собой! Сразу узнал по деньгам: ты первородный сын сатаны.
Император не рассердился на этот ответ, произнесенный со жгучей ненавистью в глазах, но очень спокойно. Ему еще ни разу не приходилось слышать имя сатаны, и он решил, что это какое-то незнакомое ему божество. Но раз уж он считается сыном Юпитера, то с какой стати отрекаться и от любого другого божественного родителя?
– Не нужна ли тебе какая-нибудь помощь?
– Мне? От тебя? Да ведь ты сам беспомощен, порожденье Каина!
И про этого бога император тоже ничего не слыхал, но по голосу старика он понял, что Каин – имя, не внушающее особого уважения. И это его возмутило.
– Твое счастье, что ты спас нам жизнь, старик. А то я повелел бы сбросить тебя с самой высокой скалы.
– А я, кабы знал, что господь похоронил под песком именно вас, как некогда поразил он войско нечестивого Синаххериба, ни за что не взял бы на душу греха, спасая вас.
– Я вижу, ты не в своем уме, – вдруг без всякого гнева махнул на него рукой император.
Он увидел подымающегося на террасу Квинтипора. Магистра словно подменили. Румяный, сияющий, он весело перепрыгивал с камня на камень. Радостный взгляд его быстро обшарил площадку, где стоял император. Диоклетиан, счастливый, закивал юноше и шагнул ему навстречу, благословляя в душе мерзкого бога Сета, называемого еще Тифоном. Ведь именно ему надо быть благодарным за то, что сын, в сметающем все преграды упоении вновь обретенной жизнью, впервые смотрит на него сияющим, счастливым взглядом. В лице юноши не было теперь ни почтительности, ни покорности: все оно лучилось одной ликующей любовью.
Император отвернулся, чтобы скрыть выступившие на глаза слезы.
– Титанилла! – позвал он, даже не посмотрев, где она.
– Я здесь, государь! – прозвучал голос девушки совсем близко.
Она стояла тут же, у него за спиной, освобождая свою зацепившуюся за куст шиповника вуаль. Настроение у нее тоже было веселое, щеки горели румянцем, глаза смеялись, все лицо ее словно стало вдруг зеркалом только что подошедшего к ней юноши.
– Ну, дети мои, нам пора отправляться, – обнимая сразу обоих, заговорил император. – И то, наверно, не сразу найдем дорогу: ведь мы остались без проводника.
Однако среди погонщиков нашелся один, знающий, как выбраться из каменистой долины демонов к ближайшему селению. Тщетно пытались они проститься со старым демоном. Он пел, опустившись на свои верблюжьи колени у входа в пещеру, над которым, они только теперь это заметили, был высечен большой крест. И было это не пение, а скорее дикий воинственный визг. Старик поминал каких-то Амалека и Моава, преданных господом в его руки, и голос его все свирепел, все крепчал, так что был слышен, даже когда они уже сворачивали в другое, еще более узкое ущелье.
– Порази, предай проклятью и истреби все, что у него, и не давай пощады, но предавай смерти всех – от мужа до жены, от отрока до грудного младенца, от верблюда до осла!
Они шли под почти отвесными бурыми скалами, изрезанными вдоль и поперек водомоинами и трещинами, как вдруг над головой у них раздался неистовый вопль:
– Семя сатанинское! Не вкусишь ты от винограда, что посадил ныне!
Все взгляды устремились вверх, но уже не было времени уклониться от несущейся с ужасным грохотом прямо на них огромной каменной глыбы. Они видели только, что следом за ней покатился и бешеный старик, толкнувший скалу с такой силой, что сам сорвался и вот летит, широко раскинув руки, с развевающейся косматой гривой, подобный низвергнутому небом демону. Никто не проронил ни слова от ужаса. Но скала вдруг остановилась, застряв в сужающейся книзу теснине – в том месте, где первородного сына сатаны и его свиту должна была постигнуть, казалось бы, неизбежная гибель.
Диоклетиан имел все основания принести богам благодарственную жертву у первого попавшегося на пути алтаря. Не только за двукратное спасение, но и за совершенно ясное знамение. Не случайно устроили они так, что тот самый христианин, который спас Диоклетиану и его спутникам жизнь, попытался и погубить их. Будь старик только спасителем, это сильно смутило бы душу императора, так как он оказался бы должником христианского бога. Но счет этого бога был теперь погашен, и Диоклетиан мог ограничиться благодарностью только старым богам, еще раз засвидетельствовавшим ему свою силу и благоволение.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123
– Приходил он в себя?
– Да, государь. Как только я сбрызнула его водой, он открыл глаза. Но тут же закрыл и до сих пор спит.
Император погладил девушку по щеке, уже немного обветренной.
– А остальные?
– Все живы. И слуги и животные.
– А жрец?
Девушка усмехнулась.
– Задохся… Вместе с верблюдом. Расправился с ним бог Сет, называемый еще Тифоном. Так бывает с теми, кто чересчур разборчив, когда речь идет о богах.
Император серьезно посмотрел на девушку. Он хотел было строго отчитать ее за озорной тон, но не смог упрекнуть ту, которая позаботилась о его сыне больше, чем о самой себе. И он, ласково взяв девушку под руку, стал подниматься на террасу.
– Что там горит? – спросил он, когда сверху пахнуло вдруг дымом.
– Как будто жженной шерстью пахнет, – втянув носом воздух, с недоумением промолвила девушка. – Что он там такое палит, наш старый демон?
Старик палил себе ноги, сунув их по колена в костер.
– Что ты делаешь? – кинулся к нему император и, подхватив его под мышки, потащил, было, в сторону.
– Отойди! – вырвался демон у него из рук и стал стирать паленые волосы с обожженной кожи. – Когда я откопал эту дочь Велиала и понес ее на руках своих, лукавый попутал меня, и я прижал ее к себе сильней, чем надлежало. А теперь вот испытую, как буду терпеть сужденный мне за это огонь преисподней.
Император понял далеко не все, но посмотрел на этого Муция Сцеволу с большим уважением.
– Есть у тебя деньги? – спросил он Титаниллу. – Я, кажется, потерял свой кошелек.
Но та была уже далеко. Заметив, что лежавшие в тени слуги начали шевелиться, она понесла им воду. Вместо ее голоса послышался скрипучий ответ старика:
– Денег хватился? Вот они. Все, что собрала твоя дочь.
Он бросил к ногам императора горсть золотых монет. Это были совсем новенькие, блестящие монеты с изображением императора: на голове лавровый венок, на плече эгида – извергающий гром и молнию щит отца и царя богов. Император сгреб монеты ногой в кучку и сказал старику:
– Возьми. Это тебе в награду.
Демон тщательно обтер песком руку, в которой только что держал деньги, перекрестился и злобно спросил:
– Это меня хочешь ты наградить дьявольской выдумкой?
– Знаешь ли ты, с кем говоришь? – удивленно спросил император.
– Само собой! Сразу узнал по деньгам: ты первородный сын сатаны.
Император не рассердился на этот ответ, произнесенный со жгучей ненавистью в глазах, но очень спокойно. Ему еще ни разу не приходилось слышать имя сатаны, и он решил, что это какое-то незнакомое ему божество. Но раз уж он считается сыном Юпитера, то с какой стати отрекаться и от любого другого божественного родителя?
– Не нужна ли тебе какая-нибудь помощь?
– Мне? От тебя? Да ведь ты сам беспомощен, порожденье Каина!
И про этого бога император тоже ничего не слыхал, но по голосу старика он понял, что Каин – имя, не внушающее особого уважения. И это его возмутило.
– Твое счастье, что ты спас нам жизнь, старик. А то я повелел бы сбросить тебя с самой высокой скалы.
– А я, кабы знал, что господь похоронил под песком именно вас, как некогда поразил он войско нечестивого Синаххериба, ни за что не взял бы на душу греха, спасая вас.
– Я вижу, ты не в своем уме, – вдруг без всякого гнева махнул на него рукой император.
Он увидел подымающегося на террасу Квинтипора. Магистра словно подменили. Румяный, сияющий, он весело перепрыгивал с камня на камень. Радостный взгляд его быстро обшарил площадку, где стоял император. Диоклетиан, счастливый, закивал юноше и шагнул ему навстречу, благословляя в душе мерзкого бога Сета, называемого еще Тифоном. Ведь именно ему надо быть благодарным за то, что сын, в сметающем все преграды упоении вновь обретенной жизнью, впервые смотрит на него сияющим, счастливым взглядом. В лице юноши не было теперь ни почтительности, ни покорности: все оно лучилось одной ликующей любовью.
Император отвернулся, чтобы скрыть выступившие на глаза слезы.
– Титанилла! – позвал он, даже не посмотрев, где она.
– Я здесь, государь! – прозвучал голос девушки совсем близко.
Она стояла тут же, у него за спиной, освобождая свою зацепившуюся за куст шиповника вуаль. Настроение у нее тоже было веселое, щеки горели румянцем, глаза смеялись, все лицо ее словно стало вдруг зеркалом только что подошедшего к ней юноши.
– Ну, дети мои, нам пора отправляться, – обнимая сразу обоих, заговорил император. – И то, наверно, не сразу найдем дорогу: ведь мы остались без проводника.
Однако среди погонщиков нашелся один, знающий, как выбраться из каменистой долины демонов к ближайшему селению. Тщетно пытались они проститься со старым демоном. Он пел, опустившись на свои верблюжьи колени у входа в пещеру, над которым, они только теперь это заметили, был высечен большой крест. И было это не пение, а скорее дикий воинственный визг. Старик поминал каких-то Амалека и Моава, преданных господом в его руки, и голос его все свирепел, все крепчал, так что был слышен, даже когда они уже сворачивали в другое, еще более узкое ущелье.
– Порази, предай проклятью и истреби все, что у него, и не давай пощады, но предавай смерти всех – от мужа до жены, от отрока до грудного младенца, от верблюда до осла!
Они шли под почти отвесными бурыми скалами, изрезанными вдоль и поперек водомоинами и трещинами, как вдруг над головой у них раздался неистовый вопль:
– Семя сатанинское! Не вкусишь ты от винограда, что посадил ныне!
Все взгляды устремились вверх, но уже не было времени уклониться от несущейся с ужасным грохотом прямо на них огромной каменной глыбы. Они видели только, что следом за ней покатился и бешеный старик, толкнувший скалу с такой силой, что сам сорвался и вот летит, широко раскинув руки, с развевающейся косматой гривой, подобный низвергнутому небом демону. Никто не проронил ни слова от ужаса. Но скала вдруг остановилась, застряв в сужающейся книзу теснине – в том месте, где первородного сына сатаны и его свиту должна была постигнуть, казалось бы, неизбежная гибель.
Диоклетиан имел все основания принести богам благодарственную жертву у первого попавшегося на пути алтаря. Не только за двукратное спасение, но и за совершенно ясное знамение. Не случайно устроили они так, что тот самый христианин, который спас Диоклетиану и его спутникам жизнь, попытался и погубить их. Будь старик только спасителем, это сильно смутило бы душу императора, так как он оказался бы должником христианского бога. Но счет этого бога был теперь погашен, и Диоклетиан мог ограничиться благодарностью только старым богам, еще раз засвидетельствовавшим ему свою силу и благоволение.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123