Лавки только что начали открываться. У одной уже стоял хозяин, видимо, готовясь зазывать покупателей; а пока, моргая на солнце глазами без ресниц, он старался с утра хорошенько прочихаться.
– Может, у него найдется? – остановилась в нерешительности Тита.
Чихающий тотчас же отвратил прищуренные глаза свои от солнца и посвятил их обожанию Титы.
– Заходи, матрона! И муж пускай зайдет. Ты будешь выбирать, а он – платить, – с развязным добродушием позвал он и юркнул в узкую дверь, чтоб, отодвинув несколько ящиков, открыть доступ в свою нору.
Тита ущипнула юношу за руку.
– Ты слышал? Матрона! Что скажешь, миленький? Дорогой мой супруг!
Юноша почувствовал, что только ради этого мгновенья стоило родиться на свет. И, если б не Тита, он заплатил бы золотом за толстую вишневую палку с кривой ручкой. Глаза лавочника и без ресниц легко распознали шитое белыми нитками, и он без умолку расхваливал «матроне» лучшее мыло на бобовой муке, ароматнейшие ягоды ладанника, чистейшее бегеновое масло. Или старался навязать молодой паре дешевенькие байиские сувениры – аквилейские вазы очень дурной работы, которые он выдавал за александрийские, несмотря на то, что на них были изображены байиские достопримечательности: маяк, Нероново озеро, устричные ряды, лесной пейзаж.
– Не есть мне больше в Путеолах кровяной колбасы, если я не продал вчера три таких вазы самой императрице!
Взгляды их на мгновение встретились: такой вздор невозможно слушать без смеха! Чтоб как-то объяснить причину их веселья, Тита спросила лавочника:
– Наверно, у тебя тоже найдется эта знаменитая кровяная колбаса? Тогда я бы охотно пришла к тебе в гости вместе с мужем.
Большего лавочнику не требовалось. Он поклялся Геркулесом, что на Олимпе не едят такой колбасы, как в Путеолах. Но есть ее нужно именно в Путеолах и только в таверне «Маслина», потому что только там подают копченое вино, которым следует запивать кровяную колбасу. Вино там наливает сама хозяйка – копа, женщина настолько честная, что бояться за нее нужно лишь в одном отношении: если боги, хоть случайно, забредут к ней, то непременно возьмут ее к себе на Олимп виночерпием.
– Уж больно хвалишь ты эту самую копу, – лукаво заметила Тита.
– Да как же мне не хвалить ее! Ведь она – моя жена, – признался лавочник. – Мы и живем-то в Путеолах, а в Байях я только торгую летом вот в этой лавке. Клянусь Поллуксом, весь доход от таверны уходит на проклятую лавку, потому что покупатели здесь такие же бессердечные, как ты, матрона. Купите хоть эту шляпу. Твой муженек будет в ней в семь раз красивее.
Торговец достал полотняную шляпу с широкими кожаными полями, какие обычно носят рыбаки.
– Ты знаешь, милый муженек, что я подумала? Если б у тебя не болела нога, я сказала бы: пойдем в Путеолы, посмотрим, на что годится эта самая кровяная колбаса. Тогда можно было бы купить и шляпу, превращающую любого человека в красавца.
«Муженек» готов был хоть через Везувий перепрыгнуть, и, принимая во внимание, как он был счастлив, можно думать, что это бы ему, наверно, удалось. Однако лавочник предупредил его. Зеленной тележке, на которой он утром приехал, нужно бы уже возвращаться в Путеолы, но сейчас нет возницы. Дело в том, что слуге своему, исполнявшему также обязанности возницы, хозяин, когда тот подметал пол, нечаянно оторвал ухо. Правда, от этого лавочник не потерпел убытка, так как слуга этот – его собственный сын, но ухо придется все-таки пришить на прежнее место: нельзя же парнишке явиться пред лицо несравненной копы без уха! Но если господа возьмутся сами управлять мулом и оставят небольшой залог, то тележка в их распоряжении.
Конечно, они взялись: ведь их было двое. Взвизгнув от счастья, Тита нахлобучила на свои пышные черные волосы широкополую шляпу, заявив при этом, что она гораздо больше нуждается в приумножении красоты, чем Гранатовый Цветок. Юноша не возражал, хотя бы потому, что низко опущенные поля делали нобилиссиму еще более неузнаваемой, чем накидка Труллы. Но его сильно пугала задача править мулом.
– А тебе, маленькая Тита, приходилось когда-нибудь править мулом?
– Нет. Но я раз падала с мула. А ты?
– Я тоже не знаю, как править, – растерянно отвечал юноша. – Как же нам быть?
Девушка расхохоталась.
– Ты опять нарушаешь закон, Гранатовый Цветок?! Опять хочешь проникнуть в тайны будущего? Уверься, наконец, что ни с одним из нас не случится никакой беды, пока мы держимся за руки.
И действительно, они благополучно прибыли в Путеолы. Не зря всю дорогу юноша ни на секунду не отпускал рук девушки. Зато часто опускал поводья. Но мул оказался старым, спокойным животным и нисколько не смущался тем, что возницей его был Эрот, погоняющий вместо хлыста веткой гиацинта.
В полдень они уже подъехали к «Маслине». Герб фирмы был гораздо больше двери, над которой он висел. Маленький Меркурий с маленьким Аполлоном высоко поднимали гигантскую маслину с надписью: «Путник, остановись: здесь, в придачу к вкусному обеду, Меркурий обещает тебе дешевизну, Аполлон – здоровье, а Септуманий – учтивое обращение».
Маленькая таверна была полна едкого дыма от горящей в углу виноградной лозы и чада от жарящейся в жиру кровяной, а на решетке – обыкновенной колбасы. Однако ни запах пищи, просачивающийся сквозь щели в двери, ни обещания двух богов не соблазняли достаточного количества смертных. У вежливого Септумания, вынужденного держать в Байях лавку, срывая свою досаду на собственном сыне, было лишь трое гостей. Правда, эти трое шумели так, что с избытком хватило бы на шестерых: беседу их было слышно уже с улицы. При появлении новых посетителей они притихли и стали рассматривать пришельцев с обычной в таких местах подозрительностью.
Квинтипор и Титанилла прошли в угол – к столу, возле которого стоял на подставке оловянный Вакх, по веселой физиономии которого не трудно было догадаться, что бог обожал копченое вино. У стойки дремала сгорбленная старушка, на коленях у которой мурлыкал кот.
– А вот это твой товарищ по работе, о богоизбранный виночерпий, – шепотом подтрунила девушка. – Готова поручиться, что ее зовут Септуманой.
Ее действительно звали так. Она, видимо, обладала очень тонким слухом, так как даже сквозь дремоту расслышала свое имя.
– Да, да. Что вам надо? – не поднимаясь с места, отозвалась она, очевидно считая, что учтивость на гербе у входа обещана лишь Септуманием.
Девушка подошла к старухе и прощебетала, зачем и как они приехали. Привели из Байи тележку и хотели бы теперь пообедать. В Байях только и говорят что о превосходной кухне «Маслины».
– Ладно, ладно, – проворчала несравненная копа, – но с каких это пор ты знаешь моего мужа?
– Да уж больше двух лет! – любезно улыбнулась Тита, чтобы хоть лестью завоевать благосклонный прием.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123