А вот на кровати... На кровати, как мне показалось, лежало спеленутое тело женщины, невероятно стройной, в длинной юбке...
Дрожащей рукой я нащупала выключатель. Комната озарилась ярким светом. То, что лежало на моей постели, было ночной сорочкой, сложенной так аккуратно, как это принято в самых дорогих отелях. Мне, правда, никогда еще не приходилось останавливаться в таких фешенебельных номерах, я только слышала и читала о них. Самое интересное заключалось в том, что это была не моя ночная сорочка. Такое белье могло принадлежать только Франческе: шелк, кружева, изумительная вышивка, рубашка, как невесомое облако.
Я медленно подошла к кровати и прикоснулась к самому краешку широкой юбки. Сорочка казалась совершенно повой, но я ничего не понимала, пока не увидела и другие вещи, аккуратно разложенные по всей комнате. Больше всего свертков лежало на кресле, рядом с постелью, они выглядели так, словно их только что доставили из магазина. Свертки были самых разных размеров: от совсем крошечных до объемистых.
Когда я, наконец, пришла в себя, мозг уже не мог контролировать мои поступки. Меня переполняло одно-единственное чувство, то была не злость и не гордость — это было простое неприятие, категоричное отрицание того, что происходит.
Схватив лежащую на кровати ночную рубашку, я помчалась через холл в комнату Франчески. Она еще не спала. Из ее спальни до меня донеслись голоса. Тот факт, что я смогла расслышать разговор сквозь толстые двери, говорил о том, что скорее всего Франческа распекает за что-то Эмилию.
Я решительно постучала. Франческа отозвалась на мой стук.
— Кто там?
Ей было прекрасно известно, кто мог стучать в ее спальню в столь поздний час, иначе она не стала бы задавать вопрос по-английски. Тем не менее мне пришлось подыграть ей и ответить.
— Это я, Кэти. Мне необходимо поговорить с вами.
— Подождите одну минуту.
Минута затянулась. Секунды текли одна за другой, пока я терпеливо ждала разрешения войти к ней. Когда, наконец, Франческа распахнула дверь, мне стала ясна причина моего столь долгого ожидания. Она просто не могла позволить себе предстать перед посторонним человеком в том виде, в каком создала ее природа-матушка, исключая свою горничную, которую Франческа и человеком-то не считала. Макияж был нанесен наспех и он не скрывал глубоких морщин в уголках губ.
Она посторонилась, чтобы я могла пройти. В первый раз я оказалась в спальне графини. В цветовой гамме преобладали ее любимые пастельные тона. От этого спальня приобретала спартанский вид и напоминала монашескую келью, однако покрывало на узкой кровати было из чистого шелка, а на столике перед огромным зеркалом стояла целая батарея дорогих косметических средств. Единственной вещью, напоминающей о том времени, в котором мы живем, было небольшое радио с часами, вделанными в корпус. Кроме нас, в комнате никого не было, поэтому я решила, что до меня донеслись обрывки радиопередачи, или просто Эмилия вышла через ванную, дверь в которую была приоткрыта.
Я протянула сорочку.
— Я не могу принять это, Франческа. Как и все остальные вещи. Я высоко ценю ваше намерение сделать мне подарок, но принять его не могу.
Единственной ее реакцией, заметной для постороннего взгляда, были напряженные уголки аккуратно подведенного рта. Она была рассержена. Мое поведение едва ли можно было назвать вежливым.
Помолчав, она поинтересовалась:
— Разве вам не понравились все эти вещи?
— Они просто великолепны. Но я никогда бы не выбрала их для себя, даже если бы у меня были деньги. У меня просто нет времени, чтобы вручную стирать такое белье да еще гладить его.
— Деньги, — повторила она с едва заметным пренебрежением в голосе. — Как я уже однажды говорила вам, вы имеете право на такие вещи.
Даже в возбужденном состоянии я не могла позволить себе сказать, что если у меня имеются права на семейное состояние, то лучше было бы получить эту сумму наличными. Денег, уплаченных за эти кружевные легкомысленные штучки, хватило бы, чтобы внести годовую ренту за мой домик.
Таким образом, дискуссия закончилась, не успев начаться. Я не могла себе позволить слишком давить на Франческу в сложившейся ситуации. Поэтому я решила, что, уезжая, оставлю все подарки в платяном шкафу и не буду больше обсуждать этот вопрос.
Выйдя из спальни Франчески, я заметила, что дверь соседней комнаты открыта нараспашку, оттуда тянуло холодом, а на пороге стояла Эмилия. Я хотела задать ей вопрос о том, что она делала в моей комнате, но, как только что выяснилось, он был бы обращен не по адресу. Скорее всего, у меня в комнате была Франческа, которая и выглядывала в окно, когда мы с Себастьяно подъехали к дому, именно ее силуэт я заметила на фоне ярко освещенного окна.
Дуновение холодного воздуха донеслось до меня сквозь распахнутую дверь. Кромешная темнота в конце длинного и пустынного коридора казалась враждебной и пугающей, словно какие-то невидимые тени принимали там самые ужасные формы. Вместе с очередным порывом холодного ветра до меня донесся странный звук, напоминающий сдавленный смешок, который был отчетливо слышен в мертвой тишине, окружающей меня. Добравшись, наконец, до своей комнаты, задыхаясь и дрожа, я заметила, что тонкая ночная сорочка порвана и измята в том месте, где мои руки вцепились в прозрачную ткань. Я бросила ее на кресло и поспешила забраться в постель.
Пролежала я так совсем недолго, так как вспомнила, что мною еще не выполнен тот ежевечерний ритуал, который я добровольно взвалила на свои плечи: надо посмотреть на спящего ребенка и вынуть ключ из замочной скважины. В коридорах царили прохлада и полумрак, большинство светильников перегорели.
* * *
Со следующего утра я начала считать дни и ночи, оставшиеся до отъезда. Может быть, свою роль в этом сыграла и установившаяся отвратительная погода. В среду опять выдался холодный и промозглый день, а это означало, что я не смогу хоть немного прогуляться с Питом на свежем воздухе. Мне не мешало бы съездить во Флоренцию и побродить там по музеям: Бог знает, когда у меня еще раз появится возможность посетить Европу. Я надеялась, что такой случай представится, тем не менее, в данный момент мне больше всего хотелось очутиться как можно дальше от этого дома.
Я решила, что теперь на совершенно законных основаниях могу поинтересоваться у Франчески, каким образом претворяются в жизнь ее планы и распоряжения относительно Пита. Я обещала отцу позвонить сразу после того, как забронирую место на самолет. Этот звонок мне еще предстояло сделать. Я задала вопрос Франческе за завтраком.
Как обычно, непроницаемое выражение ее неулыбчивого лица заставило меня выжать из себя бессвязные и не совсем вежливые объяснения, которые, скорее всего, настолько же утомляли ее, насколько были ненавистны мне.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94
Дрожащей рукой я нащупала выключатель. Комната озарилась ярким светом. То, что лежало на моей постели, было ночной сорочкой, сложенной так аккуратно, как это принято в самых дорогих отелях. Мне, правда, никогда еще не приходилось останавливаться в таких фешенебельных номерах, я только слышала и читала о них. Самое интересное заключалось в том, что это была не моя ночная сорочка. Такое белье могло принадлежать только Франческе: шелк, кружева, изумительная вышивка, рубашка, как невесомое облако.
Я медленно подошла к кровати и прикоснулась к самому краешку широкой юбки. Сорочка казалась совершенно повой, но я ничего не понимала, пока не увидела и другие вещи, аккуратно разложенные по всей комнате. Больше всего свертков лежало на кресле, рядом с постелью, они выглядели так, словно их только что доставили из магазина. Свертки были самых разных размеров: от совсем крошечных до объемистых.
Когда я, наконец, пришла в себя, мозг уже не мог контролировать мои поступки. Меня переполняло одно-единственное чувство, то была не злость и не гордость — это было простое неприятие, категоричное отрицание того, что происходит.
Схватив лежащую на кровати ночную рубашку, я помчалась через холл в комнату Франчески. Она еще не спала. Из ее спальни до меня донеслись голоса. Тот факт, что я смогла расслышать разговор сквозь толстые двери, говорил о том, что скорее всего Франческа распекает за что-то Эмилию.
Я решительно постучала. Франческа отозвалась на мой стук.
— Кто там?
Ей было прекрасно известно, кто мог стучать в ее спальню в столь поздний час, иначе она не стала бы задавать вопрос по-английски. Тем не менее мне пришлось подыграть ей и ответить.
— Это я, Кэти. Мне необходимо поговорить с вами.
— Подождите одну минуту.
Минута затянулась. Секунды текли одна за другой, пока я терпеливо ждала разрешения войти к ней. Когда, наконец, Франческа распахнула дверь, мне стала ясна причина моего столь долгого ожидания. Она просто не могла позволить себе предстать перед посторонним человеком в том виде, в каком создала ее природа-матушка, исключая свою горничную, которую Франческа и человеком-то не считала. Макияж был нанесен наспех и он не скрывал глубоких морщин в уголках губ.
Она посторонилась, чтобы я могла пройти. В первый раз я оказалась в спальне графини. В цветовой гамме преобладали ее любимые пастельные тона. От этого спальня приобретала спартанский вид и напоминала монашескую келью, однако покрывало на узкой кровати было из чистого шелка, а на столике перед огромным зеркалом стояла целая батарея дорогих косметических средств. Единственной вещью, напоминающей о том времени, в котором мы живем, было небольшое радио с часами, вделанными в корпус. Кроме нас, в комнате никого не было, поэтому я решила, что до меня донеслись обрывки радиопередачи, или просто Эмилия вышла через ванную, дверь в которую была приоткрыта.
Я протянула сорочку.
— Я не могу принять это, Франческа. Как и все остальные вещи. Я высоко ценю ваше намерение сделать мне подарок, но принять его не могу.
Единственной ее реакцией, заметной для постороннего взгляда, были напряженные уголки аккуратно подведенного рта. Она была рассержена. Мое поведение едва ли можно было назвать вежливым.
Помолчав, она поинтересовалась:
— Разве вам не понравились все эти вещи?
— Они просто великолепны. Но я никогда бы не выбрала их для себя, даже если бы у меня были деньги. У меня просто нет времени, чтобы вручную стирать такое белье да еще гладить его.
— Деньги, — повторила она с едва заметным пренебрежением в голосе. — Как я уже однажды говорила вам, вы имеете право на такие вещи.
Даже в возбужденном состоянии я не могла позволить себе сказать, что если у меня имеются права на семейное состояние, то лучше было бы получить эту сумму наличными. Денег, уплаченных за эти кружевные легкомысленные штучки, хватило бы, чтобы внести годовую ренту за мой домик.
Таким образом, дискуссия закончилась, не успев начаться. Я не могла себе позволить слишком давить на Франческу в сложившейся ситуации. Поэтому я решила, что, уезжая, оставлю все подарки в платяном шкафу и не буду больше обсуждать этот вопрос.
Выйдя из спальни Франчески, я заметила, что дверь соседней комнаты открыта нараспашку, оттуда тянуло холодом, а на пороге стояла Эмилия. Я хотела задать ей вопрос о том, что она делала в моей комнате, но, как только что выяснилось, он был бы обращен не по адресу. Скорее всего, у меня в комнате была Франческа, которая и выглядывала в окно, когда мы с Себастьяно подъехали к дому, именно ее силуэт я заметила на фоне ярко освещенного окна.
Дуновение холодного воздуха донеслось до меня сквозь распахнутую дверь. Кромешная темнота в конце длинного и пустынного коридора казалась враждебной и пугающей, словно какие-то невидимые тени принимали там самые ужасные формы. Вместе с очередным порывом холодного ветра до меня донесся странный звук, напоминающий сдавленный смешок, который был отчетливо слышен в мертвой тишине, окружающей меня. Добравшись, наконец, до своей комнаты, задыхаясь и дрожа, я заметила, что тонкая ночная сорочка порвана и измята в том месте, где мои руки вцепились в прозрачную ткань. Я бросила ее на кресло и поспешила забраться в постель.
Пролежала я так совсем недолго, так как вспомнила, что мною еще не выполнен тот ежевечерний ритуал, который я добровольно взвалила на свои плечи: надо посмотреть на спящего ребенка и вынуть ключ из замочной скважины. В коридорах царили прохлада и полумрак, большинство светильников перегорели.
* * *
Со следующего утра я начала считать дни и ночи, оставшиеся до отъезда. Может быть, свою роль в этом сыграла и установившаяся отвратительная погода. В среду опять выдался холодный и промозглый день, а это означало, что я не смогу хоть немного прогуляться с Питом на свежем воздухе. Мне не мешало бы съездить во Флоренцию и побродить там по музеям: Бог знает, когда у меня еще раз появится возможность посетить Европу. Я надеялась, что такой случай представится, тем не менее, в данный момент мне больше всего хотелось очутиться как можно дальше от этого дома.
Я решила, что теперь на совершенно законных основаниях могу поинтересоваться у Франчески, каким образом претворяются в жизнь ее планы и распоряжения относительно Пита. Я обещала отцу позвонить сразу после того, как забронирую место на самолет. Этот звонок мне еще предстояло сделать. Я задала вопрос Франческе за завтраком.
Как обычно, непроницаемое выражение ее неулыбчивого лица заставило меня выжать из себя бессвязные и не совсем вежливые объяснения, которые, скорее всего, настолько же утомляли ее, насколько были ненавистны мне.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94