«…мне показалось вчера, что мы присутствуем при настоящей драме».
Писатель, привыкший строить сюжет на очевидности разворачивающейся на глазах интриги, он мог и не заметить, что у финиша Варгановой достаточно было просто вытянуть руки, а она лихо прихлопнула ладонями стенку бассейна, пропустив момент последнего касания этой стенки кончиками пальцев Качюшите, дотянувшейся в предельности усилия до победы.
Но он увидел только взгляд Светланы Варгановой при вручении ей серебряной медали.
Не слезы (их не было), а только взгляд.
Глаза, совершенно круглые в отрешенности, видящие сейчас то, что так и не случилось и уже никогда не случится с нею из-за краткости сроков, отведенных на олимпийские притязания.
Не отчаяние даже, а непомерность не смиренного подобной, как виделось ей, нелепостью честолюбия.
Мы видели на телеэкране и слезу, которую усталым движением стерла с усталого лица Лина Качюшите.
Видели и странную улыбку Юлии Богдановой, доплывшей все-таки до своей медали, правда, не золотой, как виделось ей и всем, кто восхищался ею в начале олимпийского цикла, а бронзовой, но тоже ведь, согласитесь, дорого стоящей в условиях тех жестких сроков, отведенных сегодня для лидерства даже выдающимся талантам.
Как-то, переключив телевизор на канал, где изображение шло без сопровождающегося комментария, не смог оторваться от зрелища, озвученного лишь естественным шумом в спортивном зале: глухо доносящимися репликами, необходимыми, как видно (слышно плохо, но все-таки слышно), объявлениями, сделанными судьей-информатором.
Было в этом что-то завораживающее.
Сначала, оставшись без комментаторского руководства, чувствуешь себя несколько неуютно, непривычно.
Но довольно быстро втягиваешься в созерцание – чуть не сказал: содержание – особого мира.
Телеэкран наполняется пластикой, чистой пластикой происходящего, как ведро, опущенное в колодец.
Словом, возникла панорама паузы – время воспринималось вместе с пространством между фехтовальными поединками.
Некая общность состояния, охватившего спортсменов, которых очень скоро сюжет соревнований разведет в разные стороны, приведет в разное настроение, равно и в разный ранг спортивного признания.
На экране появилась знаменитая Елена Белова, отчужденная, безучастная, и рядом молодая, видимо, менее известная, во всяком случае, нам, далеким от фехтования зрителям, спортсменка.
Возможно, их соседство в паузе между боями и не запомнилось бы, но на следующий день, уже сознательно переключив телевизор на тот же восьмой канал, снова пришлось увидеть фехтовальный зал, где на этот раз и Белова, и сидевшая с ней рядом фехтовальщица оказались в центре внимания.
…Прихрамывая, Белова сошла с помоста. И к ней подошла женщина в белом халате.
Соперница Беловой – юное приятное лицо, усталое до грусти, капля пота, как слеза, – осталась на помосте. Мужчина в форме команды Франции подал ей полотенце.
Вчерашняя собеседница, соседка Беловой, разминается в стороне – колет брошенный на стулья защитный жилет…
Операторы снова показывают соперницу Беловой на дорожке – француженка готова к продолжению поединка. А Белову что-то не видно – не попадает она в кадр…
На дорожке, наоборот, появляется соседка Беловой – диктор объявил, но слова его различимы не совсем отчетливо: «В борьбу вступает Лариса…» (Незнакомая мне фамилия доносится привыкшему к «немому» изображению неотчетливо…)
Ларису теперь показывают крупно – она теперь действующее лицо.
Но затем на экране появляется группа мужчин в красных пиджаках, столпившаяся в стороне от помоста. Слышен голос диктора: «Вопрос о замене решает технический комитет…» (Мужчины в красных пиджаках, догадываемся мы, и есть члены технического комитета фехтовального турнира.)
Грустная француженка, не знающая теперь, чья же она соперница – Беловой или Ларисы? – делает глоток из большой бутылки с минеральной водой…
Лариса ходит нервными шагами, держа рапиру. Снова колет защитный жилет.
Мужчины в красных пиджаках…
Мрачное лицо Ларисы…
Француженка грустит…
Лариса пружинисто подпрыгивает…
Француженка все грустит…
«Техническим комитетом, – слышим мы, – принято решение, что на поле остается Белова».
Французская фехтовальщица уже стоит на боевой дорожке. На переднем плане видно уходящую из кадра Ларису, на втором – натягивающую жилет Елену Белову.
Измученная ожиданием француженка слабо улыбается кому-то (нам невидимому).
Белова поднимается на помост, смеется, натягивая перчатку…
Крупный план соперницы – француженка в маске, еще не опущенной на лицо. Оператор ловит взгляд, брошенный ею на Белову.
Судьи проверяют рапиру француженки. Вспыхивает зеленый фонарь.
Крупный план Беловой – она все еще без маски.
Надевает ее решительно.
Бой – несколько не понятных нам без квалифицированного комментатора эмоциональных всплесков.
Укол? Да. Поединок окончен.
Откровенно плачущую Белову уводят с помоста.
Француженка тоже плачет. От информатора узнаем ее имя: «Победу одержала Уильири Бегар». И еще информация: «Таким образом, общую победу одержала команда Франции».
Оказывается, мы попали как раз на решающий поединок между женскими командами СССР и Франции.
Оказывается, в заинтриговавшем нас засилье пластики, не расфасованной соответствующим комментарием, мы все же верно ощутили редкую напряженность, эмоциональную насыщенность, заряженную чуть ли не в каждой детали.
…Розмари Аккерман из ГДР – первая женщина в мире, преодолевшая двухметровую высоту.
Потом мировой рекорд перешел к итальянке Саре Симеони – она прыгнула на один сантиметр выше.
Но на Олимпиаде в Москве высота в сто девяносто четыре сантиметра оказалась непреодолимой для Аккерман.
Она прыгала после Симеони, легко взявшей эту высоту и прилегшей за кадром ТВ на траву.
Сбившая в последний раз планку Аккерман заспешила уйти из прыжкового сектора.
Но в это время на матричном табло – на этом грандиозном подобии телеэкрана – возникло ее до нельзя огорченное лицо.
И тогда чемпионский характер Аккерман, несмотря на только что перенесенное поражение, проявился у всех на глазах.
Она улыбнулась своему печальному портрету – и отраженную экраном улыбку увидел весь зааплодировавший ей стадион и вслед за ним миллионы зрителей.
ТВ непосредственно вмешалось (не просто включилось для своевременности отражения) в ход соревнований.
Телезрителям удалось увидеть борьбу с собой (борьбу уже в несколько ином эмоциональном ключе, чем у побежденной ею соперницы) и олимпийской чемпионки Сары Симеони.
Прослезившись от радости уже завоеванной в Москве победы, итальянка, однако, осталась в секторе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66
Писатель, привыкший строить сюжет на очевидности разворачивающейся на глазах интриги, он мог и не заметить, что у финиша Варгановой достаточно было просто вытянуть руки, а она лихо прихлопнула ладонями стенку бассейна, пропустив момент последнего касания этой стенки кончиками пальцев Качюшите, дотянувшейся в предельности усилия до победы.
Но он увидел только взгляд Светланы Варгановой при вручении ей серебряной медали.
Не слезы (их не было), а только взгляд.
Глаза, совершенно круглые в отрешенности, видящие сейчас то, что так и не случилось и уже никогда не случится с нею из-за краткости сроков, отведенных на олимпийские притязания.
Не отчаяние даже, а непомерность не смиренного подобной, как виделось ей, нелепостью честолюбия.
Мы видели на телеэкране и слезу, которую усталым движением стерла с усталого лица Лина Качюшите.
Видели и странную улыбку Юлии Богдановой, доплывшей все-таки до своей медали, правда, не золотой, как виделось ей и всем, кто восхищался ею в начале олимпийского цикла, а бронзовой, но тоже ведь, согласитесь, дорого стоящей в условиях тех жестких сроков, отведенных сегодня для лидерства даже выдающимся талантам.
Как-то, переключив телевизор на канал, где изображение шло без сопровождающегося комментария, не смог оторваться от зрелища, озвученного лишь естественным шумом в спортивном зале: глухо доносящимися репликами, необходимыми, как видно (слышно плохо, но все-таки слышно), объявлениями, сделанными судьей-информатором.
Было в этом что-то завораживающее.
Сначала, оставшись без комментаторского руководства, чувствуешь себя несколько неуютно, непривычно.
Но довольно быстро втягиваешься в созерцание – чуть не сказал: содержание – особого мира.
Телеэкран наполняется пластикой, чистой пластикой происходящего, как ведро, опущенное в колодец.
Словом, возникла панорама паузы – время воспринималось вместе с пространством между фехтовальными поединками.
Некая общность состояния, охватившего спортсменов, которых очень скоро сюжет соревнований разведет в разные стороны, приведет в разное настроение, равно и в разный ранг спортивного признания.
На экране появилась знаменитая Елена Белова, отчужденная, безучастная, и рядом молодая, видимо, менее известная, во всяком случае, нам, далеким от фехтования зрителям, спортсменка.
Возможно, их соседство в паузе между боями и не запомнилось бы, но на следующий день, уже сознательно переключив телевизор на тот же восьмой канал, снова пришлось увидеть фехтовальный зал, где на этот раз и Белова, и сидевшая с ней рядом фехтовальщица оказались в центре внимания.
…Прихрамывая, Белова сошла с помоста. И к ней подошла женщина в белом халате.
Соперница Беловой – юное приятное лицо, усталое до грусти, капля пота, как слеза, – осталась на помосте. Мужчина в форме команды Франции подал ей полотенце.
Вчерашняя собеседница, соседка Беловой, разминается в стороне – колет брошенный на стулья защитный жилет…
Операторы снова показывают соперницу Беловой на дорожке – француженка готова к продолжению поединка. А Белову что-то не видно – не попадает она в кадр…
На дорожке, наоборот, появляется соседка Беловой – диктор объявил, но слова его различимы не совсем отчетливо: «В борьбу вступает Лариса…» (Незнакомая мне фамилия доносится привыкшему к «немому» изображению неотчетливо…)
Ларису теперь показывают крупно – она теперь действующее лицо.
Но затем на экране появляется группа мужчин в красных пиджаках, столпившаяся в стороне от помоста. Слышен голос диктора: «Вопрос о замене решает технический комитет…» (Мужчины в красных пиджаках, догадываемся мы, и есть члены технического комитета фехтовального турнира.)
Грустная француженка, не знающая теперь, чья же она соперница – Беловой или Ларисы? – делает глоток из большой бутылки с минеральной водой…
Лариса ходит нервными шагами, держа рапиру. Снова колет защитный жилет.
Мужчины в красных пиджаках…
Мрачное лицо Ларисы…
Француженка грустит…
Лариса пружинисто подпрыгивает…
Француженка все грустит…
«Техническим комитетом, – слышим мы, – принято решение, что на поле остается Белова».
Французская фехтовальщица уже стоит на боевой дорожке. На переднем плане видно уходящую из кадра Ларису, на втором – натягивающую жилет Елену Белову.
Измученная ожиданием француженка слабо улыбается кому-то (нам невидимому).
Белова поднимается на помост, смеется, натягивая перчатку…
Крупный план соперницы – француженка в маске, еще не опущенной на лицо. Оператор ловит взгляд, брошенный ею на Белову.
Судьи проверяют рапиру француженки. Вспыхивает зеленый фонарь.
Крупный план Беловой – она все еще без маски.
Надевает ее решительно.
Бой – несколько не понятных нам без квалифицированного комментатора эмоциональных всплесков.
Укол? Да. Поединок окончен.
Откровенно плачущую Белову уводят с помоста.
Француженка тоже плачет. От информатора узнаем ее имя: «Победу одержала Уильири Бегар». И еще информация: «Таким образом, общую победу одержала команда Франции».
Оказывается, мы попали как раз на решающий поединок между женскими командами СССР и Франции.
Оказывается, в заинтриговавшем нас засилье пластики, не расфасованной соответствующим комментарием, мы все же верно ощутили редкую напряженность, эмоциональную насыщенность, заряженную чуть ли не в каждой детали.
…Розмари Аккерман из ГДР – первая женщина в мире, преодолевшая двухметровую высоту.
Потом мировой рекорд перешел к итальянке Саре Симеони – она прыгнула на один сантиметр выше.
Но на Олимпиаде в Москве высота в сто девяносто четыре сантиметра оказалась непреодолимой для Аккерман.
Она прыгала после Симеони, легко взявшей эту высоту и прилегшей за кадром ТВ на траву.
Сбившая в последний раз планку Аккерман заспешила уйти из прыжкового сектора.
Но в это время на матричном табло – на этом грандиозном подобии телеэкрана – возникло ее до нельзя огорченное лицо.
И тогда чемпионский характер Аккерман, несмотря на только что перенесенное поражение, проявился у всех на глазах.
Она улыбнулась своему печальному портрету – и отраженную экраном улыбку увидел весь зааплодировавший ей стадион и вслед за ним миллионы зрителей.
ТВ непосредственно вмешалось (не просто включилось для своевременности отражения) в ход соревнований.
Телезрителям удалось увидеть борьбу с собой (борьбу уже в несколько ином эмоциональном ключе, чем у побежденной ею соперницы) и олимпийской чемпионки Сары Симеони.
Прослезившись от радости уже завоеванной в Москве победы, итальянка, однако, осталась в секторе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66