Жаль Мансура, верный пес был… Верный и молчаливый. Кому поручить теперь быть соглядатаем? Послать другого…
— Хорошо, — наконец сказал сотник. — Ты — ун-баши, Гуль.
Он был не слишком доволен собственным решением: а вдруг эмир скажет, что Желаддин-бек поступил неправильно? И вместо обещанной награды получит Желаддин-бек эмирский гнев… Но по справедливости… Воин-то Гуль отменный… Кто сам не трус, тот и в других храбрость ценит. Нет, пусть будет ун-баши. Может статься, удача сама в руки летит. Эмиру же скажет, что поступил по справедливости… Да, пусть будет.
Дмитрий кивнул. Со стороны его кивок выглядел, как краткий поклон в стиле японских самураев.
Сотник остановил на нем ленивые глаза.
— Плохо кланяешься, — с затаенной угрозой сказал он.
Дмитрий приложил правую руку к сердцу и наклонил торс чуть ниже.
— Хорошо бьюсь… — произнес он.
На физиономии сотника, появилось задумчивое выражение. В вечерних сумерках смуглая, продубленная физиономия юз-баши, освещаемая неровным светом пламени костра, казалась маской, грубо вырезанной из темной древесины. Узкие раскосые глаза, плоские скулы и редкие, вислые усы только усиливали сходство. И так же, как деревянная маска, лицо сотника, казалось, не имело никакого выражения.
Дмитрий смотрел юз-баши прямо в лицо. Взгляд его был холоден и равнодушен. Никаких эмоций.
Юз-баши захохотал, раскачиваясь всем телом.
— Хорошо сказал, — похвалил он.
Дмитрий понял, что сотник расценил его ответ, как шутку. Шутка ему понравилась. Ну и ладно. Он тоже растянул губы в улыбке.
Юз-баши снова прищелкнул языком. Молодой нукер был тут как тут.
— Вина ему, — велел сотник.
Это была большая честь, что означало: Дмитрий угодил сотнику подарком. А на бакшиш полностью пошла последняя добыча Мансура вкупе кое с чем из его заначки.
Нукер нацедил из бурдюка объемистый кожаный кубок и подал Дмитрию. Он поднял кубок над головой и произнес по-русски:
— Ну что ж… Будь здоров, начальничек.
И залпом осушил кубок. Узкие глаза юз-баши сузились до щелок.
— Что ты сказал? — спросил он подозрительно.
Дмитрий слизнул языком оставшиеся капли вина с верхней губы. Понимал он лучше, чем говорил, но все равно и то и другое пока через пень-колоду.
— Мой язык… — пояснил он. — Ты воин… Умный… Сильный… Тебе спасибо.
— А-а… — понимающе протянул юз-баши и похвалил: — Хорошо сказал.
В принципе теперь можно было бы убираться восвояси, но сотник пока не собирался отпускать их с Арсланом, а самовольный уход непозволителен. Юз-баши наконец-то догрыз кусок и отбросил кость. Сыто рыгнул, выпил вина и теперь сидел, молча щурясь на Дмитрия.
— Я знаю, — после долгого молчания произнес сотник, — что ты убил солдата “синих”.
“А, вот почему задержка”, — подумал Дмитрий.
— Я купил пленницу, — сказал он. Дмитрий тщательно подбирал слова, стараясь не ошибиться. — Он продал. Потом напал. Зачем напал? Я убил его. Я прав.
— А свидетели есть? — спросил сотник.
Дмитрий поднял брови, услышав незнакомое слово.
— Тебя видели, Гуль? — растолковал сотник. — Кто скажет: “Гуль прав”?
Дмитрий снова кивнул — понял, мол.
— Был один “красный”, — сказал он. — Не знаю кто. Он видел.
— Хорошо, — уронил юз-баши. — Найди его. Я спрошу.
— Найду. Спроси, — сказал Дмитрий. — Он скажет.
— Родич поклялся, что убьет тебя, — сказал сотник. — Он твой кровник.
— Кровник? — переспросил Дмитрий. Незнакомое слово.
— А-а-а… — с досадою протянул юз-баши. — Родич. Много родичей. Хотят убить тебя. Понял?
— Понял, — отозвался Дмитрий, сообразив, в чем дело. Вендетта со стороны родственников. Он вдруг вспомнил, как солдат тащил девчонку, и его разобрало зло. На солдата, на его жаждущих крови родственничков. И на себя в том числе.
— Пусть, — глухо сказал он. — Убью. Всех убью. Нападут — убью.
Сотник громко расхохотался, хлопая себя по ляжкам.
— Всех убью… — повторял он весело. — Всех…
Отсмеявшись, юз-баши утер узкие глаза.
— Нападут — убьешь, — сказал он. — Не нападут — нет. Нет, — повторил он тоном приказа.
— Нет, — согласился Дмитрий.
— Хороший воин, — сказал юз-баши. — Будешь хорошим ун-баши.
— Твои слова, как мед, — ответил Дмитрий. Обычная формула вежливости.
— А где девка? — спросил сотник. — Хочу посмотреть.
Дмитрий на долю секунды замедлил с ответом. Вот этого он как раз и не предусмотрел. Сотник может и забрать пленницу, если она понравится. И ничего не останется, как просить юз-баши принять девчонку в дар. Право первой ночи или как там оно у них называется… Оставить девчонку у себя он может только силой. Черт возьми, сорвался на свою голову… Что же теперь — устраивать крошево ради этой пигалицы, резать сотника, а потом с боем пробиваться сквозь лагерь? Эх, средневековье… Может, оно и к лучшему — только от лишней обузы избавится…
— В обозе, — спокойно ответил он. — У торговца. Джафара Кривого.
За войском Тимура следовал большой обоз. Кто в нем только не ехал, чего там только не было — осадные машины и орудия, их обслуга, мастера, чьи руки могли в считанные часы навести мост через реку, кузнецы и сапожники, жены и наложницы, потомки пророка и богословы, ученые мужи и астрологи, дервиши и торговцы, даже банщики со сборными банями, И еще — пленные, ставшие отныне рабами. Шумен и непомерно велик был обоз и напоминал цыганский табор. Сотни вьючных животных — лошади, верблюды, ослы и мулы; крытые коврами и кожами повозки — богатые и простые.
* * *
Сотник Желаддин-бек был по-своему умным человеком, иначе бы не стал сотником. Не был он и трусом.
Ход его мыслей был прост: раз уж Гуль убил за пленницу солдата, значит, она того стоит. Если личико у пленницы смазливое, а тело упругое, то она согреет ему сегодняшней ночью ложе, а если окажется красавицей, то можно преподнести в подарок мин-баши.
Но стоило ему упомянуть о пленнице, как с белокожим чужеземцем, откликающимся на неподобающую мужчине, по мнению сотника, кличку, произошла странная перемена. Гуль по-прежнему стоял перед ним на коленях, расслабленно опустив бычьи плечи и вроде бы не шевелился и не делал ничего. Но из его непривычных, круглого разреза глаз (“Как у совы”, — думал сотник) вдруг словно ушли все соки жизни. Они стали пустыми и мертвыми, как два холодных зеленых камня. Даже еще мертвее — как зеленые глиняные чешуйки безжизненного, выжженного солнцем такыра.
Желаддин-бек почувствовал, как поползла по спине капля холодного пота. Если бы в зеленых глазах, которые не отрываясь смотрели на него, было хоть что-нибудь человеческое — гнев, затаенная злость, раздражение. Нет, два зеленых глаза слепо уставились в лицо. Желаддин-бек шевельнул рукой, потянувшись к кинжалу на поясе. Две зеленые и мертвенные радужки шевельнулись, будто их дернули за невидимые ниточки, и рука сотника сама собой остановилась.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91
— Хорошо, — наконец сказал сотник. — Ты — ун-баши, Гуль.
Он был не слишком доволен собственным решением: а вдруг эмир скажет, что Желаддин-бек поступил неправильно? И вместо обещанной награды получит Желаддин-бек эмирский гнев… Но по справедливости… Воин-то Гуль отменный… Кто сам не трус, тот и в других храбрость ценит. Нет, пусть будет ун-баши. Может статься, удача сама в руки летит. Эмиру же скажет, что поступил по справедливости… Да, пусть будет.
Дмитрий кивнул. Со стороны его кивок выглядел, как краткий поклон в стиле японских самураев.
Сотник остановил на нем ленивые глаза.
— Плохо кланяешься, — с затаенной угрозой сказал он.
Дмитрий приложил правую руку к сердцу и наклонил торс чуть ниже.
— Хорошо бьюсь… — произнес он.
На физиономии сотника, появилось задумчивое выражение. В вечерних сумерках смуглая, продубленная физиономия юз-баши, освещаемая неровным светом пламени костра, казалась маской, грубо вырезанной из темной древесины. Узкие раскосые глаза, плоские скулы и редкие, вислые усы только усиливали сходство. И так же, как деревянная маска, лицо сотника, казалось, не имело никакого выражения.
Дмитрий смотрел юз-баши прямо в лицо. Взгляд его был холоден и равнодушен. Никаких эмоций.
Юз-баши захохотал, раскачиваясь всем телом.
— Хорошо сказал, — похвалил он.
Дмитрий понял, что сотник расценил его ответ, как шутку. Шутка ему понравилась. Ну и ладно. Он тоже растянул губы в улыбке.
Юз-баши снова прищелкнул языком. Молодой нукер был тут как тут.
— Вина ему, — велел сотник.
Это была большая честь, что означало: Дмитрий угодил сотнику подарком. А на бакшиш полностью пошла последняя добыча Мансура вкупе кое с чем из его заначки.
Нукер нацедил из бурдюка объемистый кожаный кубок и подал Дмитрию. Он поднял кубок над головой и произнес по-русски:
— Ну что ж… Будь здоров, начальничек.
И залпом осушил кубок. Узкие глаза юз-баши сузились до щелок.
— Что ты сказал? — спросил он подозрительно.
Дмитрий слизнул языком оставшиеся капли вина с верхней губы. Понимал он лучше, чем говорил, но все равно и то и другое пока через пень-колоду.
— Мой язык… — пояснил он. — Ты воин… Умный… Сильный… Тебе спасибо.
— А-а… — понимающе протянул юз-баши и похвалил: — Хорошо сказал.
В принципе теперь можно было бы убираться восвояси, но сотник пока не собирался отпускать их с Арсланом, а самовольный уход непозволителен. Юз-баши наконец-то догрыз кусок и отбросил кость. Сыто рыгнул, выпил вина и теперь сидел, молча щурясь на Дмитрия.
— Я знаю, — после долгого молчания произнес сотник, — что ты убил солдата “синих”.
“А, вот почему задержка”, — подумал Дмитрий.
— Я купил пленницу, — сказал он. Дмитрий тщательно подбирал слова, стараясь не ошибиться. — Он продал. Потом напал. Зачем напал? Я убил его. Я прав.
— А свидетели есть? — спросил сотник.
Дмитрий поднял брови, услышав незнакомое слово.
— Тебя видели, Гуль? — растолковал сотник. — Кто скажет: “Гуль прав”?
Дмитрий снова кивнул — понял, мол.
— Был один “красный”, — сказал он. — Не знаю кто. Он видел.
— Хорошо, — уронил юз-баши. — Найди его. Я спрошу.
— Найду. Спроси, — сказал Дмитрий. — Он скажет.
— Родич поклялся, что убьет тебя, — сказал сотник. — Он твой кровник.
— Кровник? — переспросил Дмитрий. Незнакомое слово.
— А-а-а… — с досадою протянул юз-баши. — Родич. Много родичей. Хотят убить тебя. Понял?
— Понял, — отозвался Дмитрий, сообразив, в чем дело. Вендетта со стороны родственников. Он вдруг вспомнил, как солдат тащил девчонку, и его разобрало зло. На солдата, на его жаждущих крови родственничков. И на себя в том числе.
— Пусть, — глухо сказал он. — Убью. Всех убью. Нападут — убью.
Сотник громко расхохотался, хлопая себя по ляжкам.
— Всех убью… — повторял он весело. — Всех…
Отсмеявшись, юз-баши утер узкие глаза.
— Нападут — убьешь, — сказал он. — Не нападут — нет. Нет, — повторил он тоном приказа.
— Нет, — согласился Дмитрий.
— Хороший воин, — сказал юз-баши. — Будешь хорошим ун-баши.
— Твои слова, как мед, — ответил Дмитрий. Обычная формула вежливости.
— А где девка? — спросил сотник. — Хочу посмотреть.
Дмитрий на долю секунды замедлил с ответом. Вот этого он как раз и не предусмотрел. Сотник может и забрать пленницу, если она понравится. И ничего не останется, как просить юз-баши принять девчонку в дар. Право первой ночи или как там оно у них называется… Оставить девчонку у себя он может только силой. Черт возьми, сорвался на свою голову… Что же теперь — устраивать крошево ради этой пигалицы, резать сотника, а потом с боем пробиваться сквозь лагерь? Эх, средневековье… Может, оно и к лучшему — только от лишней обузы избавится…
— В обозе, — спокойно ответил он. — У торговца. Джафара Кривого.
За войском Тимура следовал большой обоз. Кто в нем только не ехал, чего там только не было — осадные машины и орудия, их обслуга, мастера, чьи руки могли в считанные часы навести мост через реку, кузнецы и сапожники, жены и наложницы, потомки пророка и богословы, ученые мужи и астрологи, дервиши и торговцы, даже банщики со сборными банями, И еще — пленные, ставшие отныне рабами. Шумен и непомерно велик был обоз и напоминал цыганский табор. Сотни вьючных животных — лошади, верблюды, ослы и мулы; крытые коврами и кожами повозки — богатые и простые.
* * *
Сотник Желаддин-бек был по-своему умным человеком, иначе бы не стал сотником. Не был он и трусом.
Ход его мыслей был прост: раз уж Гуль убил за пленницу солдата, значит, она того стоит. Если личико у пленницы смазливое, а тело упругое, то она согреет ему сегодняшней ночью ложе, а если окажется красавицей, то можно преподнести в подарок мин-баши.
Но стоило ему упомянуть о пленнице, как с белокожим чужеземцем, откликающимся на неподобающую мужчине, по мнению сотника, кличку, произошла странная перемена. Гуль по-прежнему стоял перед ним на коленях, расслабленно опустив бычьи плечи и вроде бы не шевелился и не делал ничего. Но из его непривычных, круглого разреза глаз (“Как у совы”, — думал сотник) вдруг словно ушли все соки жизни. Они стали пустыми и мертвыми, как два холодных зеленых камня. Даже еще мертвее — как зеленые глиняные чешуйки безжизненного, выжженного солнцем такыра.
Желаддин-бек почувствовал, как поползла по спине капля холодного пота. Если бы в зеленых глазах, которые не отрываясь смотрели на него, было хоть что-нибудь человеческое — гнев, затаенная злость, раздражение. Нет, два зеленых глаза слепо уставились в лицо. Желаддин-бек шевельнул рукой, потянувшись к кинжалу на поясе. Две зеленые и мертвенные радужки шевельнулись, будто их дернули за невидимые ниточки, и рука сотника сама собой остановилась.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91