Он брезгливо попытался отереть ногу о землю, но в итоге лишь добавил к навозу песок. Дмитрий вернулся к речушке, сел на берегу и принялся отмывать ногу. При этом он нащупал три прилепившихся к коже комочка — этакие крохотные веретенца. Зерна овса. А поскольку дикие лошади овса не сеют, значит, мимо проскакала недавно верховая. Всадник.
Почему-то Дмитрий совсем не обрадовался открытию. Он сидел и до боли в кулаке, до впившихся в кожу ногтей сжимал три овсяных зернышка.
* * *
— Эй, есть тут кто-нибудь? — спросил он сиплым голосом.
Чернота прямоугольного провала в стене ответила молчанием.
Исколотые ноги болели: босиком Дмитрию не приходилось ходить давненько. В какой-то ложбине он упал и в кровь разодрал оба колена, а правое вдобавок расшиб. Стоя на пороге странного дома, он никак не мог решиться шагнуть внутрь.
— Эй, — окликнул он еще раз.
Опять тишина.
Странный дом, странный поселок — очень маленький и очень тихий. С десяток невысоких домишек под полусферами крыш, с маленькими двустворчатыми незапертыми дверьми — на резных створках не было даже намека на замковые петли.
Дмитрий стоял уже перед третьим таким домом, тщетно пытаясь кого-нибудь дозваться. Брошенная деревня?
Может быть… Но одно ясно окончательно: ни единой живой души здесь нет. Дмитрий наклонился и шагнул внутрь. Здесь оказалось еще темнее, чем снаружи. Он попытался сориентироваться ощупью — пусто. Совершенно пусто. И пахнет пылью. Застарелой. Дом заброшен давным-давно. Он пошарил ладонью возле двери в поисках включателя. Шероховатая стена, никаких следов электропроводки. Ну, нет так нет. Может, это сарай какой-нибудь неэлектрифицированный.
Так и не нащупав ничего, кроме голых стен, он добрел до угла комнатушки и тут тяжело опустился на пол. Хватит, дальше он с места не двинется. Хотелось пить, и Дмитрий пожалел, что так безрассудно — другого слова и не подобрать — ушел от речушки.
Он откинулся затылком на шершавую штукатурку стены и облизал сухие губы. Полцарства за глоток воды! Хотя бы из грязной лужи, полной пиявок и головастиков.
Сколько же он отмахал пехом? И куда? Неизвестно.
“Может, это все-таки галлюцинация? — безнадежно понадеялся Дмитрий. — Вроде белой горячки…”
Он лег на бок и, подтянув ноги к груди, принял позу зародыша. И вдруг сипло заорал в темноту:
— Эй, вы!., стоматологи, мать вашу!.. Да разбудите же меня! Разбудите наконец!
— Чок… чок… чок…
Загадочные звуки падали равномерно, словно капли воды из плохо закрытого крана. Дмитрий пошевелился и застонал. Затекшие от неудобной позы мышцы заныли.
— Чок… чок… чок… — надоедливо и занудно.
Он приоткрыл веки. Перед глазами все плыло. Дмитрий поморгал, чтобы сфокусировать зрение, и тут разглядел единственный предмет, находившийся в центре квадратной комнатки, в углу которой, скорчившись, лежал.
Камень — прямоугольная плита, поставленная на ребро, а верхний край стесан с двух сторон, словно колун, поставленный на обух. На плиту падал яркий дневной свет, врывающийся в дверь прозрачным клином с танцующими в воздухе пылинками. Снизу доверху камень был испещрен непонятным, но в то же время смутно знакомым узором.
Его ночное пристанище вряд ли служило когда-нибудь и кому-нибудь жильем. Пол был покрыт толстым слоем серой пыли, на котором отчетливо виднелись следы его босых ног с редкими крапинками засохшей крови. Кладка стен скрыта под слоем размазанной поверх глины. Штукатуры-халявщики поработали недобросовестно: стена неровная, бугристая — сляпали и, как есть, оставили. Невысокий свод, образованный выпуклой крышей, тоже грубо обмазан глиной изнутри.
Лежа на земляном полу, Дмитрий хорошо видел, что лежит за полуоткрытой дверью: однообразная желто-серая равнина с редкими серо-зелеными пятнами высокого кустарника. И высокое голубое небо. Чистое. Ни облачка.
— Чок… чок… чок… — долбил где-то неподалеку упорный, неутомимый, но очень медлительный дятел.
Дмитрий сел. Мышцы постанывали. Пальцы на ногах были сбиты в кровь. Он коснулся ссадин и поморщился. Только не хватало получить заражение крови! Воду бы найти снова, ноги обмыть. Но сначала надо бы взглянуть, кто там чокает. Дмитрий встал, но тут же, зашипев от боли, снова сел и выматерился сквозь зубы: похоже, ступни нашпигованы колючками.
Так и оказалось. Он вытащил штук двадцать, а одну внимательно рассмотрел. Подлость какая… Крохотная треугольная деревянистая подушечка. Все углы оканчиваются тоненькими остриями, из середины перпендикулярно торчит еще один заостренный клинышек, а с обратной стороны выпуклость. Гнусная штука — обязательно, хоть одним острием, да вопьется. Ясно, что босиком в этих местах бродить не рекомендуется, если только подошвы не обросли сантиметровой кожей. Избавившись от колючек, он поднялся, охнув от боли в правом колене. Там багровел внушительный синяк — удар о какую-то каменюгу при падении пришелся прямо на коленную чашечку.
Чоканье снаружи не прекращалось, но Дмитрий чувствовал себя не достаточно уверенно, чтобы сразу выйти на разведку, и для начала решил изучить торчащий посередине камень. Узоры на камне показались знакомыми неспроста. Да и не узоры это были вовсе, а надписи. Читать по-арабски Дмитрий не умел, но общие очертания не оставляли сомнений — надписи сделаны витиеватыми арабскими буквами. Знакомые, хотя и непонятные буковки неопровержимо доказывали, что происходящее вовсе не плод воображения одурманенного наркозом мозга. Его действительно усыпили и куда-то увезли. Почему бы и нет? Один шанс на тысячу — может, на десять или сто тысяч, — но это возможно. Вопрос только зачем. И куда? И что все это вместе может значить: нежилой домишко, камень посередине… с надписями… Холодный, серый… От порога к расписанному камню тянулась короткая дорожка, выложенная тесно пригнанными друг к другу плоскими камнями. Без надписей. Ночью этой дорожки он не заметил.
Ладно! Хватит тянуть время — пора выбираться отсюда и идти искать людей. Кто-то же должен был высечь эти арабские надписи… Что, если все-таки Чечня? Они же мусульмане, по-арабски пишут… Усыпили в клинике и увезли… Бред! Зачем тогда раздевать и бросать тут?
Может, какой-нибудь закрытый эксперимент? Тоже, в общем-то, смахивает на забубенный боевичок: происки секретных служб обрушились на голову ничего не подозревающего обывателя. Однако в жизни хоть единожды, но может произойти и то, на чем пасется не один борзописец: усыпили, увезли к черту на рога, а теперь засекли время и ожидают, когда же он станет изворачиваться. Проверка на выживаемость. А его, Дмитрия, выбрали совершенно случайно… Или — не случайно?
Дмитрий вздрогнул от неожиданности — чокающие звуки оборвались приглушенным металлическим лязгом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91
Почему-то Дмитрий совсем не обрадовался открытию. Он сидел и до боли в кулаке, до впившихся в кожу ногтей сжимал три овсяных зернышка.
* * *
— Эй, есть тут кто-нибудь? — спросил он сиплым голосом.
Чернота прямоугольного провала в стене ответила молчанием.
Исколотые ноги болели: босиком Дмитрию не приходилось ходить давненько. В какой-то ложбине он упал и в кровь разодрал оба колена, а правое вдобавок расшиб. Стоя на пороге странного дома, он никак не мог решиться шагнуть внутрь.
— Эй, — окликнул он еще раз.
Опять тишина.
Странный дом, странный поселок — очень маленький и очень тихий. С десяток невысоких домишек под полусферами крыш, с маленькими двустворчатыми незапертыми дверьми — на резных створках не было даже намека на замковые петли.
Дмитрий стоял уже перед третьим таким домом, тщетно пытаясь кого-нибудь дозваться. Брошенная деревня?
Может быть… Но одно ясно окончательно: ни единой живой души здесь нет. Дмитрий наклонился и шагнул внутрь. Здесь оказалось еще темнее, чем снаружи. Он попытался сориентироваться ощупью — пусто. Совершенно пусто. И пахнет пылью. Застарелой. Дом заброшен давным-давно. Он пошарил ладонью возле двери в поисках включателя. Шероховатая стена, никаких следов электропроводки. Ну, нет так нет. Может, это сарай какой-нибудь неэлектрифицированный.
Так и не нащупав ничего, кроме голых стен, он добрел до угла комнатушки и тут тяжело опустился на пол. Хватит, дальше он с места не двинется. Хотелось пить, и Дмитрий пожалел, что так безрассудно — другого слова и не подобрать — ушел от речушки.
Он откинулся затылком на шершавую штукатурку стены и облизал сухие губы. Полцарства за глоток воды! Хотя бы из грязной лужи, полной пиявок и головастиков.
Сколько же он отмахал пехом? И куда? Неизвестно.
“Может, это все-таки галлюцинация? — безнадежно понадеялся Дмитрий. — Вроде белой горячки…”
Он лег на бок и, подтянув ноги к груди, принял позу зародыша. И вдруг сипло заорал в темноту:
— Эй, вы!., стоматологи, мать вашу!.. Да разбудите же меня! Разбудите наконец!
— Чок… чок… чок…
Загадочные звуки падали равномерно, словно капли воды из плохо закрытого крана. Дмитрий пошевелился и застонал. Затекшие от неудобной позы мышцы заныли.
— Чок… чок… чок… — надоедливо и занудно.
Он приоткрыл веки. Перед глазами все плыло. Дмитрий поморгал, чтобы сфокусировать зрение, и тут разглядел единственный предмет, находившийся в центре квадратной комнатки, в углу которой, скорчившись, лежал.
Камень — прямоугольная плита, поставленная на ребро, а верхний край стесан с двух сторон, словно колун, поставленный на обух. На плиту падал яркий дневной свет, врывающийся в дверь прозрачным клином с танцующими в воздухе пылинками. Снизу доверху камень был испещрен непонятным, но в то же время смутно знакомым узором.
Его ночное пристанище вряд ли служило когда-нибудь и кому-нибудь жильем. Пол был покрыт толстым слоем серой пыли, на котором отчетливо виднелись следы его босых ног с редкими крапинками засохшей крови. Кладка стен скрыта под слоем размазанной поверх глины. Штукатуры-халявщики поработали недобросовестно: стена неровная, бугристая — сляпали и, как есть, оставили. Невысокий свод, образованный выпуклой крышей, тоже грубо обмазан глиной изнутри.
Лежа на земляном полу, Дмитрий хорошо видел, что лежит за полуоткрытой дверью: однообразная желто-серая равнина с редкими серо-зелеными пятнами высокого кустарника. И высокое голубое небо. Чистое. Ни облачка.
— Чок… чок… чок… — долбил где-то неподалеку упорный, неутомимый, но очень медлительный дятел.
Дмитрий сел. Мышцы постанывали. Пальцы на ногах были сбиты в кровь. Он коснулся ссадин и поморщился. Только не хватало получить заражение крови! Воду бы найти снова, ноги обмыть. Но сначала надо бы взглянуть, кто там чокает. Дмитрий встал, но тут же, зашипев от боли, снова сел и выматерился сквозь зубы: похоже, ступни нашпигованы колючками.
Так и оказалось. Он вытащил штук двадцать, а одну внимательно рассмотрел. Подлость какая… Крохотная треугольная деревянистая подушечка. Все углы оканчиваются тоненькими остриями, из середины перпендикулярно торчит еще один заостренный клинышек, а с обратной стороны выпуклость. Гнусная штука — обязательно, хоть одним острием, да вопьется. Ясно, что босиком в этих местах бродить не рекомендуется, если только подошвы не обросли сантиметровой кожей. Избавившись от колючек, он поднялся, охнув от боли в правом колене. Там багровел внушительный синяк — удар о какую-то каменюгу при падении пришелся прямо на коленную чашечку.
Чоканье снаружи не прекращалось, но Дмитрий чувствовал себя не достаточно уверенно, чтобы сразу выйти на разведку, и для начала решил изучить торчащий посередине камень. Узоры на камне показались знакомыми неспроста. Да и не узоры это были вовсе, а надписи. Читать по-арабски Дмитрий не умел, но общие очертания не оставляли сомнений — надписи сделаны витиеватыми арабскими буквами. Знакомые, хотя и непонятные буковки неопровержимо доказывали, что происходящее вовсе не плод воображения одурманенного наркозом мозга. Его действительно усыпили и куда-то увезли. Почему бы и нет? Один шанс на тысячу — может, на десять или сто тысяч, — но это возможно. Вопрос только зачем. И куда? И что все это вместе может значить: нежилой домишко, камень посередине… с надписями… Холодный, серый… От порога к расписанному камню тянулась короткая дорожка, выложенная тесно пригнанными друг к другу плоскими камнями. Без надписей. Ночью этой дорожки он не заметил.
Ладно! Хватит тянуть время — пора выбираться отсюда и идти искать людей. Кто-то же должен был высечь эти арабские надписи… Что, если все-таки Чечня? Они же мусульмане, по-арабски пишут… Усыпили в клинике и увезли… Бред! Зачем тогда раздевать и бросать тут?
Может, какой-нибудь закрытый эксперимент? Тоже, в общем-то, смахивает на забубенный боевичок: происки секретных служб обрушились на голову ничего не подозревающего обывателя. Однако в жизни хоть единожды, но может произойти и то, на чем пасется не один борзописец: усыпили, увезли к черту на рога, а теперь засекли время и ожидают, когда же он станет изворачиваться. Проверка на выживаемость. А его, Дмитрия, выбрали совершенно случайно… Или — не случайно?
Дмитрий вздрогнул от неожиданности — чокающие звуки оборвались приглушенным металлическим лязгом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91