Обнаженными нервами, перегоревшими за эти полтора месяца, Силин воспринимал каждый взгляд поднимающихся по соседнему эскалатору людей как мучительную пытку. Они были безразличными, но Силину казалось, что его видно насквозь, всю его жизнь, все его черные дела. Михаилу захотелось побежать вперед, ударить, убить кого-то из сытой, самодовольной толпы. Остатками разума он понимал, что это глупо, что это будет его конец и смерть. А организм, уже привыкший брать свое при вспышках ярости, требовал найти выход для напрягшихся в предвкушении бешенства мышц тела. Лицо Нумизмата передергивалось, кто-то на соседнем эскалаторе даже оглянулся в его сторону, настолько жуткой казалась мимика этого странного человека.
Силин доехал до самого низа, затем перебежал к соседнему эскалатору и, вклинившись в небольшую очередь у бегущих ступенек, поехал вверх, стараясь при этом не смотреть на бесконечную череду встречных лиц. Окончательно Нумизмат пришел в себя лишь на свежем воздухе. С минуту он постоял, прислонившись спиной к стене и жадно поглощая прохладную сырость осенней непогоды, затем пошел прочь от метро, без цели, куда глаза глядят.
Минут через десять он наткнулся на чахлый сквер перед каким-то учебным заведением и уселся на одну из скамеек за большим черным валуном, установленным на небольшом постаменте. Силин долго сидел в каком-то оцепенении, уставившись в одну точку, без мыслей и чувств. Лишь холод, проникший к неподвижному телу сквозь одежду, вернул его к реальности. Михаил чувствовал, что с ним происходит что-то неладное. Он боялся себя нового -темного и страшного, все больше и больше берущего власть над прежним Силиным. Надо было попробовать понять это свое новое состояние, разобраться и научиться с ним бороться, но Нумизмат боялся даже думать об этом.
С трудом Силин переключился на размышления о сложившемся положении. Эти мысли тоже не оказались радостными. Нынешний владелец его коллекции, один из богатейших людей страны, казался недосягаемым и неуязвимым. Но у Нумизмата не было пути к отступлению. Любой шаг назад -- это, как минимум, тюрьма, максимум -- смерть. У него не осталось иной цели, кроме как найти коллекцию и покарать виновных.
Что делать потом, как жить дальше? Вопросы возникали сами собой, но Нумизмат упорно отгонял их от себя. В Силине сейчас как никогда прежде проявилась черта характера, больше всего в свое время бесившая Наташку, -упрямство. "Ему хоть кол на голове теши, а он все равно свое гнет!" -- как-то в сердцах сказала жена Силина во время жарких предразводных боев. Вот и сейчас Михаила словно заклинило.
"Все равно он у меня еще попляшет краковяк!" -- упрямо думал Нумизмат, чувствуя, как безысходная тоска покидает его душу и тело. Вернет он себе коллекцию или нет, но этот Клерк своей жизнью заплатит за его, Силина, разрушенную жизнь.
Вконец промерзший, но взбодрившийся, Нумизмат поднялся со скамейки. Уже покинув сквер, он вспомнил про памятник-валун, но возвращаться и смотреть, кому поставили такой большой булыжник, не было ни желания, ни сил.
"Какая страна, такие и памятники", -- ухмыльнулся Михаил. Родившаяся совсем недавно ненависть к родной стране начала принимать гипертрофированные формы.
А день тем временем потихоньку близился к вечеру. Силин понял, что уже ничего сегодня не успеет -- надо было искать какой-то ночлег. С метро он связываться больше не стал, трамваями и троллейбусами начал добираться до Комсомольской площади -- самого беспокойного в столице места.
По пути он скупил с газетного лотка почти всю периодику. Продавщица чуть не подпрыгнула от радости. Залежалые номера "АиФ", "Совершенно секретно", бульварных листков этот высокий неулыбчивый человек взял не глядя. Наблюдая, как Силин утрамбовывает в сумку бумажную кипу, продавщица подумала: "Мужик не иначе как во Владивосток едет. Сколько чтива набрал".
-- Счастливого пути! -- пожелала расчувствовавшаяся лоточница, отдавая Силину сдачу. Тот сначала удивленно поднял брови, а поняв, в чем дело, с усмешкой ответил:
-- Спасибо, и вам того же!
Теперь ему надо было решать проблему ночлега. Про гостиницу даже думать было нельзя, с его документами это было подобно добровольной явке с повинной. У дверей же Казанского вокзала его ожидал неприятный сюрприз. Вход для таких, как он, безбилетников оказался платным. Силин отошел в сторону, уступая дорогу тележке грузчиков, в три яруса заполненной огромными клетчатыми сумками с импортным барахлом. Чертыхаясь, Михаил полез в карман за деньгами, заранее с тоской представляя себе подобие отдыха в зале ожидания: жесткое сиденье, частое пробуждение от боли в затекшем теле, постоянный страх за стоящую у ног сумку и ночные часы, растягивающиеся до бесконечности. В эту секунду его кто-то осторожно тронул за руку:
-- Мужчина, вам не ночлег нужен? Могу предложить, и недорого.
Обернувшись, Силин увидел невысокую женщину, одетую достаточно скромно и без особых изысков: старенькое пальто синего цвета с серой норкой на воротнике, точно такая же шапка. На вид ей было лет сорок-сорок пять, лицо сохранило остатки милой женской красоты. Скромный макияж и отсутствие следов пристрастия к алкоголю заставили Михаила послушно отойти с ней в сторону от входа.
-- Так вам нужен ночлег? -- снова спросила женщина.
-- Да, хотя бы на ночь, -- признался Силин.
-- У меня есть лишняя комната на двоих. Ужин, завтрак, чистые простыни.
-- Сколько?
Сумма вполне устроила Нумизмата. В самых скромных гостиницах драли во много раз больше.
-- Хорошо, -- согласился Михаил.
-- Деньги вперед, -- торопливо добавила женщина.
-- Согласен, -- кивнул головой Силин.
-- А можно посмотреть ваш паспорт? -- несколько нерешительно попросила хозяйка.
Силин улыбнулся своей самой обаятельной улыбкой, полез в карман за своим "молоткастым-серпастым", но сердце его невольно сжалось. Хозяйка ночлега быстро пролистала "краснокожую паспортину" и с видимым облегчением вернула документ Нумизмату.
-- Пойдемте, здесь недалеко.
По дороге к троллейбусной остановке Силин выяснил, что женщину зовут Надей. До дома ее они ехали минут десять.
"И это называется недалеко! У нас за такое время можно пол-Свечина объехать. Хотя для Москвы, наверное, и в самом деле близко".
Дом, в котором жила Надя, оказался старой, еще дореволюционной постройки, со своеобразной архитектурой сквозного коридора, так удачно подошедшего к коммунальному быту.
-- Раньше тут у нас три семьи жили, -- пояснила Надя. -- Затем мы вот поселились, только не очень удачно. Сначала у меня муж умер, потом отец с матерью, так что одна комната пустует. А деньги нужны -- и за квартиру много платить приходится, и дети растут не по дням, а по часам. Одни расходы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116
Силин доехал до самого низа, затем перебежал к соседнему эскалатору и, вклинившись в небольшую очередь у бегущих ступенек, поехал вверх, стараясь при этом не смотреть на бесконечную череду встречных лиц. Окончательно Нумизмат пришел в себя лишь на свежем воздухе. С минуту он постоял, прислонившись спиной к стене и жадно поглощая прохладную сырость осенней непогоды, затем пошел прочь от метро, без цели, куда глаза глядят.
Минут через десять он наткнулся на чахлый сквер перед каким-то учебным заведением и уселся на одну из скамеек за большим черным валуном, установленным на небольшом постаменте. Силин долго сидел в каком-то оцепенении, уставившись в одну точку, без мыслей и чувств. Лишь холод, проникший к неподвижному телу сквозь одежду, вернул его к реальности. Михаил чувствовал, что с ним происходит что-то неладное. Он боялся себя нового -темного и страшного, все больше и больше берущего власть над прежним Силиным. Надо было попробовать понять это свое новое состояние, разобраться и научиться с ним бороться, но Нумизмат боялся даже думать об этом.
С трудом Силин переключился на размышления о сложившемся положении. Эти мысли тоже не оказались радостными. Нынешний владелец его коллекции, один из богатейших людей страны, казался недосягаемым и неуязвимым. Но у Нумизмата не было пути к отступлению. Любой шаг назад -- это, как минимум, тюрьма, максимум -- смерть. У него не осталось иной цели, кроме как найти коллекцию и покарать виновных.
Что делать потом, как жить дальше? Вопросы возникали сами собой, но Нумизмат упорно отгонял их от себя. В Силине сейчас как никогда прежде проявилась черта характера, больше всего в свое время бесившая Наташку, -упрямство. "Ему хоть кол на голове теши, а он все равно свое гнет!" -- как-то в сердцах сказала жена Силина во время жарких предразводных боев. Вот и сейчас Михаила словно заклинило.
"Все равно он у меня еще попляшет краковяк!" -- упрямо думал Нумизмат, чувствуя, как безысходная тоска покидает его душу и тело. Вернет он себе коллекцию или нет, но этот Клерк своей жизнью заплатит за его, Силина, разрушенную жизнь.
Вконец промерзший, но взбодрившийся, Нумизмат поднялся со скамейки. Уже покинув сквер, он вспомнил про памятник-валун, но возвращаться и смотреть, кому поставили такой большой булыжник, не было ни желания, ни сил.
"Какая страна, такие и памятники", -- ухмыльнулся Михаил. Родившаяся совсем недавно ненависть к родной стране начала принимать гипертрофированные формы.
А день тем временем потихоньку близился к вечеру. Силин понял, что уже ничего сегодня не успеет -- надо было искать какой-то ночлег. С метро он связываться больше не стал, трамваями и троллейбусами начал добираться до Комсомольской площади -- самого беспокойного в столице места.
По пути он скупил с газетного лотка почти всю периодику. Продавщица чуть не подпрыгнула от радости. Залежалые номера "АиФ", "Совершенно секретно", бульварных листков этот высокий неулыбчивый человек взял не глядя. Наблюдая, как Силин утрамбовывает в сумку бумажную кипу, продавщица подумала: "Мужик не иначе как во Владивосток едет. Сколько чтива набрал".
-- Счастливого пути! -- пожелала расчувствовавшаяся лоточница, отдавая Силину сдачу. Тот сначала удивленно поднял брови, а поняв, в чем дело, с усмешкой ответил:
-- Спасибо, и вам того же!
Теперь ему надо было решать проблему ночлега. Про гостиницу даже думать было нельзя, с его документами это было подобно добровольной явке с повинной. У дверей же Казанского вокзала его ожидал неприятный сюрприз. Вход для таких, как он, безбилетников оказался платным. Силин отошел в сторону, уступая дорогу тележке грузчиков, в три яруса заполненной огромными клетчатыми сумками с импортным барахлом. Чертыхаясь, Михаил полез в карман за деньгами, заранее с тоской представляя себе подобие отдыха в зале ожидания: жесткое сиденье, частое пробуждение от боли в затекшем теле, постоянный страх за стоящую у ног сумку и ночные часы, растягивающиеся до бесконечности. В эту секунду его кто-то осторожно тронул за руку:
-- Мужчина, вам не ночлег нужен? Могу предложить, и недорого.
Обернувшись, Силин увидел невысокую женщину, одетую достаточно скромно и без особых изысков: старенькое пальто синего цвета с серой норкой на воротнике, точно такая же шапка. На вид ей было лет сорок-сорок пять, лицо сохранило остатки милой женской красоты. Скромный макияж и отсутствие следов пристрастия к алкоголю заставили Михаила послушно отойти с ней в сторону от входа.
-- Так вам нужен ночлег? -- снова спросила женщина.
-- Да, хотя бы на ночь, -- признался Силин.
-- У меня есть лишняя комната на двоих. Ужин, завтрак, чистые простыни.
-- Сколько?
Сумма вполне устроила Нумизмата. В самых скромных гостиницах драли во много раз больше.
-- Хорошо, -- согласился Михаил.
-- Деньги вперед, -- торопливо добавила женщина.
-- Согласен, -- кивнул головой Силин.
-- А можно посмотреть ваш паспорт? -- несколько нерешительно попросила хозяйка.
Силин улыбнулся своей самой обаятельной улыбкой, полез в карман за своим "молоткастым-серпастым", но сердце его невольно сжалось. Хозяйка ночлега быстро пролистала "краснокожую паспортину" и с видимым облегчением вернула документ Нумизмату.
-- Пойдемте, здесь недалеко.
По дороге к троллейбусной остановке Силин выяснил, что женщину зовут Надей. До дома ее они ехали минут десять.
"И это называется недалеко! У нас за такое время можно пол-Свечина объехать. Хотя для Москвы, наверное, и в самом деле близко".
Дом, в котором жила Надя, оказался старой, еще дореволюционной постройки, со своеобразной архитектурой сквозного коридора, так удачно подошедшего к коммунальному быту.
-- Раньше тут у нас три семьи жили, -- пояснила Надя. -- Затем мы вот поселились, только не очень удачно. Сначала у меня муж умер, потом отец с матерью, так что одна комната пустует. А деньги нужны -- и за квартиру много платить приходится, и дети растут не по дням, а по часам. Одни расходы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116