- Юморил кто-то, у кого лишнего времени навалом! - уверенно кивнул самому себе "похоронщик". - Ну что ж... побегу хоронить следующего!.. Очень благодарен вам за проявленный интерес к нашему весьма специфическому делу... _ Подкинул руку с часами к глазам. - О! Уже двенадцать! Опаздываю! Вам в какую сторону? - и поднял руку для пробегающих машин.
- Михаил Маркович, если не трудно, объясните что такое "скряга" в применении к Михайлову? - попросила я, когда какая-то бежевая машина уже тормозила рядом с ним.
Он посмотрел на меня с веселой тоской всеведения:
- Это когда у человека зимой снега не выпросишь. Садитесь, я вас подкину.
Я села заодно со своей настырностью.
- Как это, как это "снега не выпросишь"? Нельзя ли поконкретнее?
- Можно. Только для вас, - он обернулся ко мне с переднего сиденья. Чаем не напоит, если вы к нему придете! Скряга и жмот, хотя в своих книгах воспевает доброту, бескорыстие и прочие подобные добродетели.
- Об этом мне никто ничего не сказал... Ирина не жаловалась.
- Особенность! - вскричал "похоронщик". - Всем женам и любовницам покупал дорогие вещи. Денег на них не жалел. Всем прочим - ни грошика из своего кармана. Субординация такая. Ни грошика. Хотя мог бы. Гонорары получал сказочные. Если вы уж очень этим интересуетесь, то спросите у тети Симы, она долгое время убирала у него, спросите, как он долго, медленно отслюнявливал ей рублики... И всякий раз добавлял: "Остаюсь должен... не обессудь... в следующий раз".
- Выходит, чудовище какое-то...
- Ничуть! - опроверг "похоронщик". - Обыкновенный человек со свойственными ему пороками. Не более того. Алексей Толстой тоже, говорят, щедростью не страдал, а все равно - классик! Но мне ближе Константин Симонов. "Ты помнишь, Алеша, дороги Смоленщины... Как шли непрерывные, злые дожди..."
И повел, повел меня прочь от Михайлова и троих умерших-убиенных писателей далеко-далеко. И явно с умыслом. Хотя то, что он рассказывал, было по-своему любопытным:
- То, что он многое-многое понимал - в этом тоже не сомневаюсь. Высказаться не мог, не смел. Не дано, значит, сверхсмелости. Но многим ли дано? Судить легче, проще. Я же предпочитаю благодарить человека за то хорошее, что он сделал, оставил, дал. Потому не обессудьте: о Константине Симонове у меня свои воспоминания. Я, например, с удовольствием наблюдал за ним, когда он, тамада, вел застолья. Сколько веселья, какое легкое, никому не обидное остроумие!
Я хорошо знал его первую жену и всех его четверых детей в разных возрастах помню. Я знаю, что Симонов сумел и после своей смерти не разобщить семью, как это подчас бывает, а сдружить. Как? Очень просто. Он составил продуманное завещание и никого из своих родных не унизил, не обидел. Правда и то, что ему было чем наделять - богатый человек. Так или иначе дружба между детьми сохранилась...
Всем, кто знал его за несколько лет до смерти, и мне в том числе, казалась нечеловечески исступленной его работа. Он писал, выступал, работал с теледокументалистами, мотался, как обычно, по миру. И вдруг звонок: "Симонов умер..."
Впрочем, не совсем вдруг. И не совсем "умер". Его, как говорится, закололи врачи. До лежания в нашей больнице он побывал в Париже. Там его осмотрели медицинские светила. Он жаловался на почки. Им же не понравились его легкие. Он успел потом побывать на симпозиуме в Ташкенте. Прилетел в Москву - очень плохое самочувствие. Куда? В Кремлевку. Там и умер. Сочли от рака легких. Но приехал профессор-легочник из Исландии и... Да, бывают же такие печальные курьезы... Этот профессор выяснил, что пациент много лет курил трубку. Исландец обнаружил слой смолы на легких писателя. И там, за рубежом, оказывается, есть, создана специальная машинка для очищения этого налета. Но - поздно... Все это мне рассказали в больнице, когда я приехал забирать тело писателя.
Какое ужасное у него было лицо! Что же за боль, что за муку он перенес! А ведь совсем недавно я видел его энергичным, красивым, с этими живыми, въедливыми глазами, белыми волосами и темными бровями! И надо свыкнуться с этим новым, пугающим обликом. Тяжко. Лучше не смотреть...
Где хоронить? Заранее было решено, что "согласно регалиям" - на Новодевичьем. Шуршат бумажки в руках чиновника, заполняющего анкетные данные. Вопросов нет - Симонов есть Симонов.
Вскрыли завещание. Воля покойного такова - кремировать и прах развеять. Почему развеять? Почему именно под Гомелем? Его личный юрист рассказал мне: там он воевал, попал в окружение, из которого выйти практически было невозможно. Там, в окопе, Константин Симонов поклялся одному полковнику: "Если мы все-таки прорвемся и останемся живы - я свой прах развею здесь".
Позже этот полковник стал начальником Белорусского военного округа.
Мне надо было все сделать быстро. Отвез тело в Донской крематорий. Получил обещание - через три дня отдадут урну с пеплом. Но у нас уже билет на завтра, на утро. Пробую убедить, растолковать. В ответ будничное: "Ничего не получится". Значит, пора предлагать деньги...
Ранним утром нам с юристом Келлерманом служитель крематория протянул горшочек. Мы в обмен отдали мятенькую бумажку - квитанцию. Это, признаюсь, страшненько и неловко - нести Симонова в горшочке. Конечно, прах, пепел, да и ещё к тому же кто может точно сказать чей. Нас же в "преисподнюю", где сжигают, - ни на полшага... Идем, молчим. Думаем об одном: как же так, вся огромная, разнообразная, набитая событиями, страстями жизнь поэта и писателя уместилась в итоге вот в этом горшочке? Вот и все? Тока?
Наши шаги отчетливы в тишине не проснувшейся толком улицы. И о себе, конечно, печалью о себе тоже, хочешь не хочешь... Раз такой человек - в пепел, то что ж ты...
... Через три месяца умерла его жена. Она знала, что больна, давно знала. Ее просьба - распылить пепел там же, "где Симонов", - была выполнена. Надо ли добавлять, как она любила его?..
Ускользнул... Не захотел сказать о Михайлове и трех из списка больше того, что сказал. Я смотрела вслед машине, увозившей от меня, возможно, самого ценного свидетеля.
Однако я не имела права совсем уж обесценивать информацию, полученную от "похоронщика". Ведь он первый, единственный протянул нить связи между Михайловым, Пестряковым-Боткиным и Семеном Шором. Последние, выходит... были обязаны Михайлову! Он дал им квартиры. А это - серьезное благодеяние.
Когда я подходила к дому, меня вдруг кто-то тронул за плечо. Обернулась. Милиционер в полной форме.
- В чем дело? - интересуюсь.
- Позвольте ваши документы.
- Зачем? Что такое я сделала, чтобы... И вообще сначала, согласно закону, вы должны показать мне свои.
- Пожалуйста, - он вынул из кармашка "корочки", развернул. Я схватила фамилию и имя "Петров Юрий Петрович".
- Итак? В чем дело? - подняла я голос, вынимая из сумки свои корреспондентские "корочки".
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120