.. Так ведь вон и я не совсем равнодушна к нему, тоже обольстил... Какой сердцеед, однако!
И опять моя мысль возвратилась на круги свои: эти двое, охваченные страстью, могли убить старика Михайлова. Тем более могли, если он вдруг что-то такое заподозрил... Интересно, что сказано в его завещании? И есть ли это его завещание? Кому он отдавал в руки все свое добро? И когда было составлено завещание?
Мысли есть, а толку нет. Такое вот положение. Ни туда, ни сюда. Мать стукнула в дверь, не входя, посоветовала:
- Пойдешь на кухню - увидишь яичницу и письмо из Швейцарии...
- Спасибо! - сказала.
И пошла, было, на кухню, но остановилась... Телефон поманил: "Звони Веруне. Она вряд ли по пустякам тебя звала..."
Веруня сообщила мне новость, от которой меня зашатало слегка. Хотя все слова слышала отчетливо, но переспросила:
- Вчера вечером? На Волоколамском шоссе? Откуда узнала?
- Ребята-"хроники" сказали. Она же - фигура, жена известного писателя. Ее в больницу сразу увезли, в Склиф. Говорят, повезло. Еще бы чуть - и всмятку.
- Веруня! Умоляю! - вскричала я. - Если уж ты решила мне помогать... Если я тебя ввела в курс...
- Не трать темперамент, - осадила она меня. - В постельке пригодится. Иду в Склиф, беседую с мадамой. О чем? За жизнь. Если, конечно, меня туда пустят... Давай свои вопросы.
- Тебя да не пустят?! - польстила я. - Во-первых, узнай, что она думает по поводу этого наезда, считает его случайным или же нет. Может быть, подозревает кого? Во-вторых, мягко так, ненавязчиво... про завещание. Есть ли? Кому Михайлов все отписал? Успел ли? Если тебе повезет, если сумеешь её раскрутить...
- Хорошим людям должно везти, - заявила Веруня. - Я же вчера даже слепую бабусю через дорогу перевела! Таракана не убила, хотя могла. Не совестись. С личной пользой поеду к этой вдовице - дам интервьюишку в журналишке . получу копеечку, а она никогда не лишняя.
- Сижу, Веруня, у телефона. Жду.
Как понимать наезд на Ирину Аксельрод? И каким выглядит в этой ситуации герой-любовник Мартынов? Где он был? Что делал? Приходил в Склиф или отсиживается в своем теремке?
По телеку, видно, в целях приободрения граждан, звучит: "Преступник, захвативший самолет, сдался..." На экране мелькают ноги в белых носках с отчетливыми синими буквами "USA"... Бритые головы, кресты на голых грудях... Это уже какая-то попсовая группа вываливается из красно-белого автобуса.
Переключила программу. Веселый старик размахивает многоцветным зонтиком и уверяет:
- Нельзя думать только о том, как выжить. Надо находить себе развлечение. Мои зонтики не только легко раскрываются, но и звенят как музыкальная шкатулка. Послушайте...
Зонтик, действительно, тихонько звенел...
В письме Алексея были тихонько, ласково звенящие слова: "Безобразная девица! Проснулся, пощупал вокруг, поискал глазами - нету... Как же так? Как же так? До каких пор? Если не прилетишь через десять дней - утоплюсь в известном тебе море". Но далее - о деле, все о нем: "Сделал, наконец, эту чудо-операцию. Думаешь, какой-нибудь консьержке? Или шоферу? Или адвокату? Хватай выше! Настоящему графу, которого привезли на "роллс-ройсе". Я хотел, было, зарезать его во имя торжества социальной справедливости и пролетарского единства, но... увы, начинаю любить проклятую буржуазию. Графиня подарила мне... О, что она подарила мне! Приедешь - покажу. И, вероятно, передарю. Повторял и повторяю - мало ты меня ценишь. Если бы ценила как надо, в соответствии с моими достижениями, - давно бы плюнула на свою бестолковую журналистику и..."
Я аккуратно сложила это письмишко расхваставшегося молодца в концерт, не желая дочитывать. Хотя и смеясь про себя над тем как, однако, тяжко даже самому преуспевающему в деле мужичку без любимой женщины, как клокочет в нем едва ли не ненависть к её независимости, к её нежеланию выстелиться ковриком под его ножки... Но ничего не поделаешь, господин хирург! Так легли каты. Тебе до зарезу нужна девушка с характером и с таким же, как у тебя, азартным отношением к делу. И эта самая девушка никак не желает быть в аутсайдерах журналистики, как ты ни в жизнь себе не простишь, если из первых виртуозов скальпеля попадешь в последние врачишки.
Вот так они и жили. Пока... Надолго ли их хватит? Чтоб одни встречи и расставания? Кто знает... Но зато какие встречи!..
Веруня позвонила быстро, часа не прошло.
- Не пустили тебя, что ли? - спросила я.
- К кому? Твоей вдовы там уже нет. Увезли. Отделалась ушибами. Будь здорова. Звони, если что. Помогу, чем смогу.
- Веруня! А тебе не кажется, что мы с тобой какие-то бзикнутые? спросила я. - Нет чтоб цветы на даче разводить и продавать у метро "Автозаводская"?
- Не-а, - ответил кроткий голосок. - Мы, может, самые умненькие-разумненькие на этом свете. Другие только читают детективы, а мы, журналисты, живем в них и действуем. Интересно же! Сам себе герой! Сам себе Шварценеггер! Сам себе Брюс Ли! Ну и так далее...
- Информушка в "Хронике" уже есть?
- На первой полосе внизу, где вся эта "страшилка" в ассортименте.
Интересно было узнать, а примет ли меня Ирина Аксельрод у себя на даче или в московской квартире. Это же не в Склифе, где мое появление, мягко говоря, выглядело бы несколько странным и наводящим на некоторые необязательные мысли. Но наличие в популярной газетенке информации о несчастном случае с Ириной Аксельрод давало мне возможность позвонить ей, выразить сочувствие, а дальше будет видно...
Я свое намерение сейчас же и выполнила. Но телефонную трубку взяла не пострадавшая в автокатастрофе вдовица, не привратник-поэт, а какая-то женщина с густым полубасом:
- Слушаю. Здесь. Сейчас спрошу.
Через минуту-другую тот же устойчивый полубас без переливов:
- Говорите. Она трубку берет.
Голос Ирины был тих и приветлив:
- Рада вас слышать, Танечка. Вот ведь что такое жизнь... Мы думаем о завтрашнем дне, но неожиданности мешают все планы. Я ведь должна была сегодня лететь в Китай. Там собираются издавать три тома Владимира Сергеевича. Там к нему с большим пиететом... и через небольшую паузу:
- Вы, Танечка, не бросили идею написать про...
- Нет, что вы! Добираю материал. Уже прочла мемуары, которые вы мне дали... Огромное вам спасибо.
- У вас появились какие-то новые вопросы ко мне?
- Но я бы, Ирина Георгиевна, выглядела слишком нахальной, если бы просила вас о встрече сразу после...
- Слава Богу, голова у меня цела, - был ответ. - Нервный шок прошел... Повезло неимоверно, кроме ушибов - никаких издержек. Я с вами с удовольствием поговорю. Приезжайте хоть сейчас. Лежать, поверьте, тошно... Но приходится: сотрясение мозга, как-никак... Одиночество угнетает...
- Что-нибудь привезти?
- Ну-у... Чипсы, пожалуй, картофельные. Что-то захотелось солененького, хрустящего.
Положила трубку. Моя жизнь снова обретала глубокий, ексель-моксель, смысл.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120
И опять моя мысль возвратилась на круги свои: эти двое, охваченные страстью, могли убить старика Михайлова. Тем более могли, если он вдруг что-то такое заподозрил... Интересно, что сказано в его завещании? И есть ли это его завещание? Кому он отдавал в руки все свое добро? И когда было составлено завещание?
Мысли есть, а толку нет. Такое вот положение. Ни туда, ни сюда. Мать стукнула в дверь, не входя, посоветовала:
- Пойдешь на кухню - увидишь яичницу и письмо из Швейцарии...
- Спасибо! - сказала.
И пошла, было, на кухню, но остановилась... Телефон поманил: "Звони Веруне. Она вряд ли по пустякам тебя звала..."
Веруня сообщила мне новость, от которой меня зашатало слегка. Хотя все слова слышала отчетливо, но переспросила:
- Вчера вечером? На Волоколамском шоссе? Откуда узнала?
- Ребята-"хроники" сказали. Она же - фигура, жена известного писателя. Ее в больницу сразу увезли, в Склиф. Говорят, повезло. Еще бы чуть - и всмятку.
- Веруня! Умоляю! - вскричала я. - Если уж ты решила мне помогать... Если я тебя ввела в курс...
- Не трать темперамент, - осадила она меня. - В постельке пригодится. Иду в Склиф, беседую с мадамой. О чем? За жизнь. Если, конечно, меня туда пустят... Давай свои вопросы.
- Тебя да не пустят?! - польстила я. - Во-первых, узнай, что она думает по поводу этого наезда, считает его случайным или же нет. Может быть, подозревает кого? Во-вторых, мягко так, ненавязчиво... про завещание. Есть ли? Кому Михайлов все отписал? Успел ли? Если тебе повезет, если сумеешь её раскрутить...
- Хорошим людям должно везти, - заявила Веруня. - Я же вчера даже слепую бабусю через дорогу перевела! Таракана не убила, хотя могла. Не совестись. С личной пользой поеду к этой вдовице - дам интервьюишку в журналишке . получу копеечку, а она никогда не лишняя.
- Сижу, Веруня, у телефона. Жду.
Как понимать наезд на Ирину Аксельрод? И каким выглядит в этой ситуации герой-любовник Мартынов? Где он был? Что делал? Приходил в Склиф или отсиживается в своем теремке?
По телеку, видно, в целях приободрения граждан, звучит: "Преступник, захвативший самолет, сдался..." На экране мелькают ноги в белых носках с отчетливыми синими буквами "USA"... Бритые головы, кресты на голых грудях... Это уже какая-то попсовая группа вываливается из красно-белого автобуса.
Переключила программу. Веселый старик размахивает многоцветным зонтиком и уверяет:
- Нельзя думать только о том, как выжить. Надо находить себе развлечение. Мои зонтики не только легко раскрываются, но и звенят как музыкальная шкатулка. Послушайте...
Зонтик, действительно, тихонько звенел...
В письме Алексея были тихонько, ласково звенящие слова: "Безобразная девица! Проснулся, пощупал вокруг, поискал глазами - нету... Как же так? Как же так? До каких пор? Если не прилетишь через десять дней - утоплюсь в известном тебе море". Но далее - о деле, все о нем: "Сделал, наконец, эту чудо-операцию. Думаешь, какой-нибудь консьержке? Или шоферу? Или адвокату? Хватай выше! Настоящему графу, которого привезли на "роллс-ройсе". Я хотел, было, зарезать его во имя торжества социальной справедливости и пролетарского единства, но... увы, начинаю любить проклятую буржуазию. Графиня подарила мне... О, что она подарила мне! Приедешь - покажу. И, вероятно, передарю. Повторял и повторяю - мало ты меня ценишь. Если бы ценила как надо, в соответствии с моими достижениями, - давно бы плюнула на свою бестолковую журналистику и..."
Я аккуратно сложила это письмишко расхваставшегося молодца в концерт, не желая дочитывать. Хотя и смеясь про себя над тем как, однако, тяжко даже самому преуспевающему в деле мужичку без любимой женщины, как клокочет в нем едва ли не ненависть к её независимости, к её нежеланию выстелиться ковриком под его ножки... Но ничего не поделаешь, господин хирург! Так легли каты. Тебе до зарезу нужна девушка с характером и с таким же, как у тебя, азартным отношением к делу. И эта самая девушка никак не желает быть в аутсайдерах журналистики, как ты ни в жизнь себе не простишь, если из первых виртуозов скальпеля попадешь в последние врачишки.
Вот так они и жили. Пока... Надолго ли их хватит? Чтоб одни встречи и расставания? Кто знает... Но зато какие встречи!..
Веруня позвонила быстро, часа не прошло.
- Не пустили тебя, что ли? - спросила я.
- К кому? Твоей вдовы там уже нет. Увезли. Отделалась ушибами. Будь здорова. Звони, если что. Помогу, чем смогу.
- Веруня! А тебе не кажется, что мы с тобой какие-то бзикнутые? спросила я. - Нет чтоб цветы на даче разводить и продавать у метро "Автозаводская"?
- Не-а, - ответил кроткий голосок. - Мы, может, самые умненькие-разумненькие на этом свете. Другие только читают детективы, а мы, журналисты, живем в них и действуем. Интересно же! Сам себе герой! Сам себе Шварценеггер! Сам себе Брюс Ли! Ну и так далее...
- Информушка в "Хронике" уже есть?
- На первой полосе внизу, где вся эта "страшилка" в ассортименте.
Интересно было узнать, а примет ли меня Ирина Аксельрод у себя на даче или в московской квартире. Это же не в Склифе, где мое появление, мягко говоря, выглядело бы несколько странным и наводящим на некоторые необязательные мысли. Но наличие в популярной газетенке информации о несчастном случае с Ириной Аксельрод давало мне возможность позвонить ей, выразить сочувствие, а дальше будет видно...
Я свое намерение сейчас же и выполнила. Но телефонную трубку взяла не пострадавшая в автокатастрофе вдовица, не привратник-поэт, а какая-то женщина с густым полубасом:
- Слушаю. Здесь. Сейчас спрошу.
Через минуту-другую тот же устойчивый полубас без переливов:
- Говорите. Она трубку берет.
Голос Ирины был тих и приветлив:
- Рада вас слышать, Танечка. Вот ведь что такое жизнь... Мы думаем о завтрашнем дне, но неожиданности мешают все планы. Я ведь должна была сегодня лететь в Китай. Там собираются издавать три тома Владимира Сергеевича. Там к нему с большим пиететом... и через небольшую паузу:
- Вы, Танечка, не бросили идею написать про...
- Нет, что вы! Добираю материал. Уже прочла мемуары, которые вы мне дали... Огромное вам спасибо.
- У вас появились какие-то новые вопросы ко мне?
- Но я бы, Ирина Георгиевна, выглядела слишком нахальной, если бы просила вас о встрече сразу после...
- Слава Богу, голова у меня цела, - был ответ. - Нервный шок прошел... Повезло неимоверно, кроме ушибов - никаких издержек. Я с вами с удовольствием поговорю. Приезжайте хоть сейчас. Лежать, поверьте, тошно... Но приходится: сотрясение мозга, как-никак... Одиночество угнетает...
- Что-нибудь привезти?
- Ну-у... Чипсы, пожалуй, картофельные. Что-то захотелось солененького, хрустящего.
Положила трубку. Моя жизнь снова обретала глубокий, ексель-моксель, смысл.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120