Когда я высовываю голову в окно главного фасада, то над ухом у меня свистят несколько пуль. Я поспешно отскакиваю. Немного позже лейтенант Хунке сообщает мне, что не было возможности донести приказ о прекращении огня до некоторых венгерских позиций в садах Замка на дунайском склоне. Но двух выстрелов из базуки, произведенных с верхних этажей Замка, оказывается достаточно, чтобы объяснить солдатам, занимающим эти позиции, что лучше было бы сдаться.
В общем, операция длилась примерно полчаса. Теперь на Горе снова царит покой. Обитатели окрестных кварталов могут продолжать мирный сон. По телефону я объявляю о нашем успехе в штаб корпуса и буквально слышу вздох облегчения, издаваемый офицером на другом конце провода. Вероятно, эти господа лишь частично верили в успех моего замысла блиц-операции, основанной на факторе внезапности.
Немного позднее я принимаю донесения от групп, которые завладели министерствами «Гонведа» — там было короткое столкновение — и внутренних дел, которое сдалось сразу же. Наши потери минимальны: всего четверо убитых и двенадцать раненых. Единственный по-настоящему серьезный бой завязался позади Замка, в садах. Венгры же потеряли троих убитыми и пятнадцать ранеными.
Все солдаты «Гонведа», дислоцированные на Горе, должны сдать оружие, и мы сваливаем его в кучу на большом дворе. Однако я разрешаю офицерам сохранить свое. Затем я прошу их собраться в одном из залов первого этажа, где произношу небольшую импровизированную речь примерно такого содержания:
— Хочу вам напомнить, что уже много веков ни один конфликт не омрачал доброго согласия между Венгрией и Германией, — наши народы всегда сражались плечом к плечу против общих врагов. И даже теперь у нас нет никакой причины ссориться. Ставка в нынешней войне — это создание Новой Европы. А она не сможет быть построена, если не уберечь Германию от той катастрофы, что несут ей ее враги.
Вероятно, моим австрийским акцентом подчеркнут примирительный и дружеский смысл моих слов, ибо никто из венгерских офицеров не отказывается пожать мне руку. Сразу пополудни они уходят со своими людьми в будапештские казармы. На следующее утро они все явятся в военное министерство, чтобы дать клятву верности новому правительству.
Согласно полученным приказаниям я размещаюсь со своими людьми в Замке и держу на важнейших точках Горы сторожевые отряды. Честно говоря, никогда бы не поверил, что однажды удостоюсь чести быть комендантом резиденции королей Венгрии. От этого на лице у старого лакея регента написана такая похоронная печаль, что Фолькерсам не может удержаться от искушения и заказывает обильный обед. А дело в том, что сейчас у всех у нас прорезался волчий аппетит. С явной неохотой этот славный служака, состарившийся уже «при исполнении», приносит наконец весьма приличную еду, хотя, наверное, и не такую роскошную, как те яства, что подавались когда-то в этом замке, скажем, в эпоху прекрасной императрицы Елизаветы, главы австро-венгерской монархии. Вечером все мои офицеры собираются на ужин в большой столовой. Нас всех переполняет радость и энтузиазм, тем более что последние новости с фронта определенно обнадеживают. И поэтому мы можем весело отпраздновать наш успех: благодаря нам в последний момент удалось отвести от нашей армии в Венгрии настоящую катастрофу.
На следующее утро мне объявляют, что пришел новый венгерский военный министр его превосходительства Берегффи, желающий выразить благодарность от имени нового венгерского правительства. Я отвечаю ему, что счастлив, сумев достигнуть своей цели после такой краткой борьбы и в особенности — предотвратив какой-либо урон чудесным зданиям Дворца. Я с ужасом думаю, какие непоправимые разрушения произвела бы 65-сантиметровая мортира, если бы волю дали этому зверю Бах-Зелевски. Мы также уславливаемся, что похороны для погибших венгров и немцев будут общими.
Их со всеми официальными почестями устроит венгерское правительство; и таким образом, вероятно, будут стерты последние следы возможной обиды на нас.
Вечером приказ Генерального штаба фюрера предписывает мне проводить регента Венгрии в Верхнюю Баварию, в замок Хиршберг. Адмирал Хорти считается гостем фюрера, который предоставляет в его распоряжение специальный поезд. Разумеется, на всем пути я буду ответственным за безопасность регента. Вот и кончается, значит, моя жизнь хозяина замка.
На следующий день генерал Пфеффер-Вильденбрук очень официально представляет меня адмиралу Хорти. После нескольких минут светского разговора мы отправляемся на машине на вокзал. Улицы пустынны, редкие прохожие совсем не обращают на нас внимания. Перед вокзалом все-таки собралось немного людей, но мало кто из них поднимает руку в жесте прощания.
Грустный отъезд для этого старика, который столько лет вершил судьбы Венгрии!
НАСТУПЛЕНИЕ В АРДЕННАХ
Примерно 20 октября 1944 года я возвратился в Генеральный штаб фюрера, который теперь находится очень близко к фронту, ибо русские продвинулись глубоко в Восточную Пруссию. На этот раз Адольф Гитлер принимал меня наедине. Он был, как всегда, приветлив; у меня даже складывалось впечатление, что он более свеж, чем в нашу последнюю встречу. Объявив мне, что он наградил меня Золотым крестом, фюрер попросил подробно рассказать ему об аресте младшего Хорти и о налете на Гору. Когда по окончании моего рассказа он поднялся, встал и я, считая аудиенцию оконченной; но он меня удержал:
— Останьтесь, Скорцени. Я поручаю вам новую миссию — самую важную, возможно, в вашей жизни. Пока что лишь очень немногие знают, что мы в величайшей тайне подготавливаем операцию, в которой вам предстоит сыграть одну из первых ролей. В декабре немецкая армия начнет крупное наступление, исход которого станет решающим для судьбы нашей родины.
И фюрер принялся пространно излагать мне стратегический замысел этой последней крупной операции на западе, которую потом историки назовут наступлением в Арденнах. В течение последних месяцев немецкое командование вынуждено было довольствоваться тем, что сдерживало вражеские армии и отбивало их натиск. Поражения следовали одно за другим, приходилось беспрестанно отходить как на западе, так и на востоке. Да и союзническая пропаганда считала Германию уже трупом, погребение которого стало просто вопросом времени; слушая речи по англо-американскому радио, казалось, что союзники могли по своей воле выбирать день похорон.
— Они не видят, что Германия бьется за Европу, что она жертвует собой ради Европы, чтобы закрыть Азии путь на Запад, — горько восклицал Гитлер.
По его мнению, ни английский народ, ни американский уже больше не хотят этой войны.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58