А пока братья расстались, каждый уехал своей дорогой. Перед Антоном решающий рубеж — граница. Вот и Варшавский мост на окраине Бреста. Во время досмотра вдруг обнаруживаются грубые нарушения таможенных правил: недекларированная валюта, запрещённые для вывоза вещи. В машине оказывается письмо с явно условным содержанием, адресованное в Мюнхен и написанное по-литовски. Кончилось тем, что «туристу» Петровски пришлось давать подробные показания по целому ряду щекотливых вопросов.
Вначале разговор не ладился: «турист» предпочитал уклоняться от откровенных ответов.
— Учить брата тайнописи? — изумился он. — Даже и не думал об этом. Письмо в Мюнхен? Это письмо в страховую компанию, с которой у меня заключён договор.
Но у него спросили:
— А вам известно, что за этим адресом в Мюнхене скрывается далеко не страховая организация? Как объяснить, что письмо написано на литовском языке? В ФРГ говорят и пишут по-немецки. Значит, и брат будет посылать в эту страховую компанию письма на литовском языке? Да ещё написанные чернилами, которые вы ему оставили для тайнописи?
Два-три часа назад Антону Петровски казалось, что все идёт хорошо. Машина пересечёт границу, а там не за горами и местечко Брухкёбель, что на земле Гессен. Но все обернулось иначе. Теперь оставалась единственная возможность: рассказать следователю Комитета государственной безопасности при Совете Министров БССР об истинных целях приезда в Советский Союз.
Взвесив все за и против, Антон Петровски заговорил.
Да, он действительно является агентом западногерманской разведки и приезжал в Советский Союз для выполнения её задания. Завербован сотрудником известного ведомства ФРГ по опросу переселенцев из других стран Максом Клютом, который взял у Антона подписку и присвоил ему кличку — «Пальмер».
Начиналось это так. В один из воскресных дней на квартиру к Петровски пожаловал мужчина с большим кожаным портфелем. Он дождался хозяина и представился как Макс Клют. Разговор продолжался полчаса, не больше, и носил ознакомительный характер: как устроились, как живёте, обычные вопросы о здоровье, семье, не скучаете ли по оставшимся в Советском Союзе родственникам и знакомым?
Потом о Клюте забыли, но он снова напомнил о себе, приехав из Мюнхена. Разговаривали о жизни, работе, о преимуществах частной инициативы. Шёл разговор и о единой Германии, конечно же, не социалистической. Клют свободно владел литовским языком, которому, по его словам, научился ещё до войны, когда приходилось бывать в Литве по служебным делам.
О себе он почти ничего не сообщал.
Однажды Петровски доверчиво рассказал новому знакомому, что живущий в Советском Союзе брат Пранас тоже хотел бы переехать в ФРГ. Клют одобрил это намерение, пообещал помочь.
Такая отзывчивость растрогала Антона. Откуда ему было знать, что разведка ФРГ решила протянуть щупальцы и до Пранаса, а сам он давно уже опутан её паутиной. За его действиями наблюдали, знали о его настроении и намерениях. Стоило Антону обратиться в Висбаденское бюро путешествий, а затем к властям за техническим паспортом и международным свидетельством на право вождения автомашины, как это немедленно стало известно в Мюнхене.
А через день в Брухкёбель приехал Макс Клют.
Гость подготовился к серьёзному разговору, попросил членов семьи выйти из комнаты и, дав понять, что знает о намерении Петровски поехать в Советский Союз, предложил ему, конечно за соответствующее вознаграждение, выполнить там одно небольшое поручение. Какое? О, совершенно не сложное! Надо привлечь брата для сбора сведений, интересующих соответствующие органы ФРГ, не больше и не меньше!
— Во время поездки по территории СССР, — продолжал Клют, — вы тоже должны собирать сведения военно-экономического характера. В частности, о призыве запасников в армию, о режиме снабжения горюче-смазочными материалами, о введении контроля за передвижением гражданских лиц на дорогах, об охране железнодорожных путей и сооружений, о покупке населением продуктов первой необходимости.
Петровски не только внимательно выслушал «гостя», но и, подготовленный предыдущими встречами с ним, безоговорочно согласился принять предложение. Так он стал шпионом, а «гость» превратился в хозяина, который не просил, а требовал выполнять его задания.
За этими требованиями, как показывал Петровски на допросе, нередко чувствовались угрозы: у него, мол, семья, дети, должен помнить о них и быть исполнительным, иначе неприятностей не избежать.
Когда разговор заходил о сведениях военного характера, Клют показывал Петровски изображения автомашин с артиллерийскими установками, танков, поездов с военной техникой. «Все это нужно запоминать, — говорил он, — а не записывать. Осторожность соблюдайте во всем. В беседах с советскими людьми особенно не откровенничайте».
Во избежание провала Клют не рекомендовал брать в поездку такие вещи, как фотоаппарат, бинокль, транзисторный приёмник. Советовал не уклоняться от маршрута и не допускать нарушения режима пребывания иностранцев в СССР. «Подчёркивайте свою лояльность к Советскому Союзу, — поучал он, — чтобы ничем не привлекать внимания органов государственной безопасности».
На расходы, связанные с поездкой в СССР, Петровски получил от Клюта 1500 марок, выдав на них расписку, которую подписал своей кличкой «Пальмер». Они условились, что после вербовки брата их ежемесячное вознаграждение составит 250 западногерманских марок, из которых половина будет идти Пранасу на его счёт в банке.
Договорились и о дальнейшей связи с братом. Поддерживать её решили по почте, отправляя Пранасу посылки, в которых будут находиться указания, исполненные тайнописью на подкладке брюк. Если Пранас согласится присылать информацию военно-экономического характера, ему позднее помогут перебраться за границу. Но при условии, что информация будет действительно ценной!
Антон Петровски отлично знал своего брата. Знал его завистливость, стремление к наживе, желание перебраться на Запад. Это и позволило Антону толкнуть Пранаса на преступный путь.
Действуя по инструкции Клюта, Антон быстро договорился с ним по всем вопросам. Потом они обсудили способы ведения тайной переписки, для чего Антон передал Пранасу два флакона специальных чернил и тут же научил его проявлять тайнопись.
Наступил черёд дачи показаний и для Пранаса Петраускаса.
Чтобы не забыть, какие сведения интересуют западногерманскую разведку, он записал услышанное от Антона на листке бумаги. А вот куда девал записку, вспомнить не мог. Может быть, потерял или случайно выбросил. Не велика беда: все равно ни одному человеку не разобраться в его каракулях. Где чернила для тайнописи?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82