Комилакх принадлежит ему; остальные боги, хоть и претендуют на всемирное господство, почитают за лучшее с ним не связываться. Поэтому для переселенцев Нахарью будет лучше, если они станут молиться ему, Марагонгу, и забудут об остальных богах.
Затем выяснилось, что Марагонг требует чрезвычайно варварских и кровавых жертвоприношений: предназначенного в жертву нужно было положить на алтарь и заживо содрать с него кожу. Марагонг объяснил Эйонару, что, поскольку он вот уже несколько тысяч лет лишен возможности вкушать страдания жертв и близок к голодной смерти, им следует не мешкая отправиться на поиски жертвы, с которой будут сдирать кожу.
Нахарью и его люди встревожились: в Тирао давно отказались от подобных обычаев, и они не испытывали никакого желания возрождать человеческие жертвоприношения, а тем более умертвить одного из своих соратников таким неделикатным способом. Итак, они стали держать совет; долго они спорили, а потом жрец Эйонар сказал: «Извольте, Ваше Высочество, я придумал, как ублажить могущественного Марагонга и сохранить в целости наши шкуры. Давайте пойдем в лес, поймаем обезьянца и принесем его в жертву указанным способом. Потому что хоть обезьянцы и глупее людей, все же стоят на довольно высокой ступени развития и так же остро чувствуют боль, как всякий человек. И раз Марагонг питается страданиями своих жертв, обезьянец придется ему по вкусу не меньше, чем один из нас».
Товарищи Нахарью признали, что жрец говорит дело, и тут же снарядили охотничью экспедицию. После того, как обезьянец был принесен в жертву, Эйонару во сне явился Марагонг и сказал, что вполне доволен подношением и что пока беглецы из Тирао приносят жертвы, он, Марагонг, будет оказывать им свое покровительство. Так и повелось. За время правления Нахарью и его сына, носившего то же имя, люди расплодились и на развалинах древнего безымянного города построили Кулбагарх.
Тем временем знатные люди Тирао, доведенные до отчаяния гнусными преступлениями Вражжи Дьявола, решились отправиться на поиски царевича, который мог бы возглавить восстание против их суверена. Они потерпели неудачу, потому что Вражжа под корень уничтожил всю родню, казнив даже троюродных и четвероюродных братьев и подослав убийц к тем, кто бежал в Новарию и другие варварские страны.
Однако в конце концов бунтовщики обнаружили в пустыне Федиран предводителя кочевников по имени Вагиф, в жилах которого текла одна тридцать вторая часть тираоской королевской крови. Заговорщики предложили ему захватить Тирао и стать царем вместо Вражжи. Вторжение прошло без сучка, без задоринки, потому что почти вся армия Вражжи разбежалась. Вскоре Вражжа был убит весьма любопытным способом, который приводит меня в такое смятение, что я не в состоянии его описывать, — и Вагифа короновали на царство.
Но надежды сторонников Вагифа не оправдались: он оказался ничуть не лучше Вражжи. Едва взойдя на престол, новый царь приказал арестовать весь цвет тираоской знати и сложить из их голов пирамиду на главной городской площади. Напугав до смерти остальных дворян и тем самым, как ему казалось, приведя их в состояние полной покорности, Вагиф следующим указом повелел высыпать содержимое сокровищницы на пол тронного зала. Созерцание несметных богатств лишило Вагифа — который всю свою жизнь, проведенную в пустыне, был голоштанным воришкой и почитал за счастье, если ему перепадала серебряная марка, — последних остатков разума. Когда его нашли, он сидел на куче золотых монет, подбрасывал в воздух драгоценные камни, хохотал и гукал, как грудной младенец.
Вагифа убили и стали думать, кого посадить на трон вместо него. Но когда весть о злоключениях, выпавших на долю Тирао, разнеслась по свету и достигла пустыни Федиран, новые полчища кочевников вторглись в изобильные пределы царства, где оставшиеся в живых дворяне с оружием в руках оспаривали друг у друга право властвовать над страной. Тирао захлестнуло волной крови и огня, и вскоре совы, нетопыри и змеи стали единственными обитателями развалин некогда пышных дворцов и неприступных крепостей. Так и продолжалось, пока на эти земли не пришел Гиш Великий.
Меж тем Кулбагарх все разрастался, потому что многие жители поверженного Тирао нашли в нем прибежище. Но в царствование Дарганжа, внука Нахарью, возникли трудности с поимкой обезьянцев для жертвоприношений Марагонгу. Обезьянцы стали бояться Кулбагарха и обходили его стороной, поэтому городу приходилось содержать сотни охотников, которые беспрестанно рыскали по окрестностям в поисках зазевавшегося дикаря. Горожане, опасаясь, что поступления обезьянцев и вовсе прекратятся, стали поговаривать, что жертвы можно отбирать по жребию из числа вновь прибывших.
Среди беженцев из Тирао оказался один человек — Джейнини, который проповедовал веру в нового бога по имени Ииш. Новый бог, как утверждал Джейнини, явился ему во сне и поведал о религии любви, что придет на смену религии крови и страха. Стоит только каждому, говорил Джейнини, полюбить всех остальных, и наступит конец несчастиям. К тому же Ииш, могуществом превосходящий Марагонга, сможет оберегать кулбагархцев куда лучше жестокого бога.
Жрецы Марагонга, которые к тому времени жили в роскоши, богатели на взятках и обладали огромным влиянием, разыскивали Джейнини, чтобы принести опасного еретика в жертву на алтаре Марагонга. Но у Джейнини было много последователей, особенно среди недавних переселенцев, без понимания относящихся к намерению жрецов содрать с них кожу во славу Марагонга. Похоже, обе группировки готовы были драться до последнего.
Но тут царь Дарганж перешел на сторону Ииша и его пророка Джейнини. Поговаривали, что Дарганжа интересовала не религия любви, а возможность наложить лапу на сокровища храма Марагонга.
Как бы там ни было, Ииш стал верховным божеством Кулбагарха, а Марагонга предали забвению. Некоторое время город жил по законам религии любви. Армия занималась таким сугубо гражданским делом, как подметание улиц. Преступники, которым раньше палач отрубал руку или голову, теперь выслушивали проповедь о достоинствах любви и отпускались на свободу с наказом более не грешить — хотя, как утверждали, лишь немногие из них следовали этому совету, остальные же продолжали творить грабежи, насилия и убийства с еще большим усердием.
Затем, совершенно неожиданно, полчища обезьянцев напали на город, разграбили его и перебили жителей. Как выяснилось, непрекращающиеся в течение трех столетий набеги кулбагархцев вселили ненависть в сердца обезьянцев и в конце концов побудили малочисленные обезьянские стаи объединиться против гонителей. То обстоятельство, что кулбагархцы отказались от охотничьих экспедиций за священными жертвами, их нимало не волновало;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83
Затем выяснилось, что Марагонг требует чрезвычайно варварских и кровавых жертвоприношений: предназначенного в жертву нужно было положить на алтарь и заживо содрать с него кожу. Марагонг объяснил Эйонару, что, поскольку он вот уже несколько тысяч лет лишен возможности вкушать страдания жертв и близок к голодной смерти, им следует не мешкая отправиться на поиски жертвы, с которой будут сдирать кожу.
Нахарью и его люди встревожились: в Тирао давно отказались от подобных обычаев, и они не испытывали никакого желания возрождать человеческие жертвоприношения, а тем более умертвить одного из своих соратников таким неделикатным способом. Итак, они стали держать совет; долго они спорили, а потом жрец Эйонар сказал: «Извольте, Ваше Высочество, я придумал, как ублажить могущественного Марагонга и сохранить в целости наши шкуры. Давайте пойдем в лес, поймаем обезьянца и принесем его в жертву указанным способом. Потому что хоть обезьянцы и глупее людей, все же стоят на довольно высокой ступени развития и так же остро чувствуют боль, как всякий человек. И раз Марагонг питается страданиями своих жертв, обезьянец придется ему по вкусу не меньше, чем один из нас».
Товарищи Нахарью признали, что жрец говорит дело, и тут же снарядили охотничью экспедицию. После того, как обезьянец был принесен в жертву, Эйонару во сне явился Марагонг и сказал, что вполне доволен подношением и что пока беглецы из Тирао приносят жертвы, он, Марагонг, будет оказывать им свое покровительство. Так и повелось. За время правления Нахарью и его сына, носившего то же имя, люди расплодились и на развалинах древнего безымянного города построили Кулбагарх.
Тем временем знатные люди Тирао, доведенные до отчаяния гнусными преступлениями Вражжи Дьявола, решились отправиться на поиски царевича, который мог бы возглавить восстание против их суверена. Они потерпели неудачу, потому что Вражжа под корень уничтожил всю родню, казнив даже троюродных и четвероюродных братьев и подослав убийц к тем, кто бежал в Новарию и другие варварские страны.
Однако в конце концов бунтовщики обнаружили в пустыне Федиран предводителя кочевников по имени Вагиф, в жилах которого текла одна тридцать вторая часть тираоской королевской крови. Заговорщики предложили ему захватить Тирао и стать царем вместо Вражжи. Вторжение прошло без сучка, без задоринки, потому что почти вся армия Вражжи разбежалась. Вскоре Вражжа был убит весьма любопытным способом, который приводит меня в такое смятение, что я не в состоянии его описывать, — и Вагифа короновали на царство.
Но надежды сторонников Вагифа не оправдались: он оказался ничуть не лучше Вражжи. Едва взойдя на престол, новый царь приказал арестовать весь цвет тираоской знати и сложить из их голов пирамиду на главной городской площади. Напугав до смерти остальных дворян и тем самым, как ему казалось, приведя их в состояние полной покорности, Вагиф следующим указом повелел высыпать содержимое сокровищницы на пол тронного зала. Созерцание несметных богатств лишило Вагифа — который всю свою жизнь, проведенную в пустыне, был голоштанным воришкой и почитал за счастье, если ему перепадала серебряная марка, — последних остатков разума. Когда его нашли, он сидел на куче золотых монет, подбрасывал в воздух драгоценные камни, хохотал и гукал, как грудной младенец.
Вагифа убили и стали думать, кого посадить на трон вместо него. Но когда весть о злоключениях, выпавших на долю Тирао, разнеслась по свету и достигла пустыни Федиран, новые полчища кочевников вторглись в изобильные пределы царства, где оставшиеся в живых дворяне с оружием в руках оспаривали друг у друга право властвовать над страной. Тирао захлестнуло волной крови и огня, и вскоре совы, нетопыри и змеи стали единственными обитателями развалин некогда пышных дворцов и неприступных крепостей. Так и продолжалось, пока на эти земли не пришел Гиш Великий.
Меж тем Кулбагарх все разрастался, потому что многие жители поверженного Тирао нашли в нем прибежище. Но в царствование Дарганжа, внука Нахарью, возникли трудности с поимкой обезьянцев для жертвоприношений Марагонгу. Обезьянцы стали бояться Кулбагарха и обходили его стороной, поэтому городу приходилось содержать сотни охотников, которые беспрестанно рыскали по окрестностям в поисках зазевавшегося дикаря. Горожане, опасаясь, что поступления обезьянцев и вовсе прекратятся, стали поговаривать, что жертвы можно отбирать по жребию из числа вновь прибывших.
Среди беженцев из Тирао оказался один человек — Джейнини, который проповедовал веру в нового бога по имени Ииш. Новый бог, как утверждал Джейнини, явился ему во сне и поведал о религии любви, что придет на смену религии крови и страха. Стоит только каждому, говорил Джейнини, полюбить всех остальных, и наступит конец несчастиям. К тому же Ииш, могуществом превосходящий Марагонга, сможет оберегать кулбагархцев куда лучше жестокого бога.
Жрецы Марагонга, которые к тому времени жили в роскоши, богатели на взятках и обладали огромным влиянием, разыскивали Джейнини, чтобы принести опасного еретика в жертву на алтаре Марагонга. Но у Джейнини было много последователей, особенно среди недавних переселенцев, без понимания относящихся к намерению жрецов содрать с них кожу во славу Марагонга. Похоже, обе группировки готовы были драться до последнего.
Но тут царь Дарганж перешел на сторону Ииша и его пророка Джейнини. Поговаривали, что Дарганжа интересовала не религия любви, а возможность наложить лапу на сокровища храма Марагонга.
Как бы там ни было, Ииш стал верховным божеством Кулбагарха, а Марагонга предали забвению. Некоторое время город жил по законам религии любви. Армия занималась таким сугубо гражданским делом, как подметание улиц. Преступники, которым раньше палач отрубал руку или голову, теперь выслушивали проповедь о достоинствах любви и отпускались на свободу с наказом более не грешить — хотя, как утверждали, лишь немногие из них следовали этому совету, остальные же продолжали творить грабежи, насилия и убийства с еще большим усердием.
Затем, совершенно неожиданно, полчища обезьянцев напали на город, разграбили его и перебили жителей. Как выяснилось, непрекращающиеся в течение трех столетий набеги кулбагархцев вселили ненависть в сердца обезьянцев и в конце концов побудили малочисленные обезьянские стаи объединиться против гонителей. То обстоятельство, что кулбагархцы отказались от охотничьих экспедиций за священными жертвами, их нимало не волновало;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83