— Как зачем? Они всегда так делают. Завинтят ключ на трубу, а потом по ключу — кувалдой. Глядишь, и провернется…
Светозар ощутил дрожь.
— А зубило зачем?
— А если проворачиваться не будет — отрубит!
— Оно же тупое, — пригляделся к зубилу Пузаков. — Наверно, ножовкой лучше…
— Боже! — всплеснула руками медицинская девушка и в полубесчувственном состоянии осела в кресло.
— Хрен его знает, — проворчал Гоша, — куда спички засунул? Наверно, у Трофимыча забыл. Э, народ, у кого прикурить можно?
Спички были только у Вовочки. Гоша прикурил, приятельски подмигнул и распорядился:
— Внимание! Всех лишних попрошу отойти.
— Что вы будете делать?! — еще раз вмешалась встрепенувшаяся врачиха. — Как врач, я требую, чтобы вы немедленно прекратили это самолечение! Я отвечаю за пациентов!
— Девушка, — обернулся на голос Гоша, приятно улыбаясь, — тебя в институте сколько лет учили? А?
— Ну, семь… Какое это имеет значение?!
— А то, что ни хрена не выучили. Показываю!
И Гоша по-деловому приподнял вверх подол халатика Марины Ивановны.
— Ты что делаешь, хам? — взвизгнула Марина Ивановна.
— Медицину просвещаю.
— Что вы себе позволяете?! — трепеща от вновь пробудившейся ревности, возмутился Пузаков.
— Я сказал: всем лишним — отойти! — напомнил Гоша.
— Я не лишний! — оскорбленно вскричал Пузаков. — Я муж!
— Понятно, — кивнул Гоша, — тогда возьми зубило!
Пузаков нагнулся, взял зубило, повертел в руках и спросил недоуменно:
— Зачем оно мне?
— Рога себе отрубишь… — пояснил Гоша. — А хошь — могу ножовку дать!
Пока Пузаков стоял с открытым ртом и выпученными глазами, Гоша подвел к Марине Ивановне бело-розовую медичку.
— Смотри, — он поднял черный заскорузлый палец, — нажимаем… И дело в шляпе!
— Ас! — воскликнул один из санитаров, увидев, как Марина Ивановна отделяется от Забулдыгина.
— Слесарь-гинеколог! — уважительно заметил другой.
Гоша принялся с достоинством собирать инструмент. Возле него крутился Вовочка.
— Дядь Гош, а ты куда нажимал? А? Ну скажи, куда?
— Так, на пимпочку одну… Ты вон у тетеньки спроси…
Расходились группами. Санитары, восхищаясь талантом Гоши, вместе с ненужными носилками ушли первыми. Гоша, попыхивая сигаретой, солидно уходил в сопровождении девушки-врача. Она семенила за ним, словно студентка-отличница за светилом медицины. Поскольку она тоже пыталась выяснить, на какую «пимпочку» нажал Гоша, то рядом с ними вертелся Вовочка. Он был любознательным мальчиком и в социалистическом прошлом несомненно стал бы отличным юннатом. Потом гордо удалился папа Пузаков, в одной руке держа чемодан, а другой волоча за собой хнычущего Кирюшу. Последними, не глядя друг на друга, покинули злосчастный клуб Марина Ивановна и Светозар Трудомирович. Пузакова, всхлипывая, поплелась догонять мужа и сына, а Забулдыгин направился в свой кабинет — не мог же дом отдыха оставаться без руководителя!
НОЧНОЙ ВИЗИТ
Котов лежал на койке со скованными руками. Свет из замазанного окошка под потолком уже не освещал камеру, в которую его заточили. Владислав постепенно приходил в себя и начал размышлять над ситуацией. Из хаоса мыслей начало вырисовываться главное: ему «шьют дело». Он понял, что совершил массу ошибок и глупостей, которые будут использованы против него. И то, что подписал какие-то бумажки, и то, что хватал руками обрез, патроны и гильзу. «Как ребенка поймали!»
Котов злился на себя, на то, что пребывал весь день в каком-то расслабленном, благодушном состоянии. Конечно, он никак не связывал свое поведение с купанием в святом ручье. Действие активного плюса кончалось, Котов обретал то, чего ему так не хватало днем: умение ненавидеть, злость, готовность драться. «Если завтра вызовут на допрос — потребую адвоката! — разъяренно ворочаясь на койке, думал Владислав. — Пока из Москвы не приедет мой адвокат — ни на какие вопросы отвечать не буду!» В Москве у него был весьма толковый юрисконсульт, ему ничего не стоило найти хорошего профессионала по уголовным делам, который в два счета развалил бы это дело. Успокаиваясь, Котов начал дремать и вскоре заснул по-настоящему…
Дубыга вновь связался с Зуубаром и доложил:
— Клиент спит. Подтверждаете санкцию на вмешательство?
— Подтверждаю. Успел даже согласовать с Вельзевулом. Отдел доставки дает транспортный канал. Будем брать Запузырина и еще кой-кого. Твоего приказано оставить — грехотонн мало. А этих — пора. Как клиент, поддается контролю?
— Активный плюс сошел. Через двадцать минут будет управляем.
— Подожди, потом выводи его в Астрал и предобрабатывай.
— Понял.
— Ну, до связи.
Двадцать минут протекли быстро. Дубыга за это время провел тестирование систем, обеспечивающих возвратный выход реликтовой субстанции в Астрал. Незримая труба протянулась из Мира Реального на борт субастральной «тарелки». Спящий Котов оставался спящим, но большая часть его сущности стала медленно сниматься с носителя и втягиваться в эту трубу. Дубыга трансформировал интерьер «тарелки», и она превратилась в комнату Тани Хрусталевой, а Дубыга принял ее форму.
Сон был удивительно ярким, цветным. Котов увидел себя в Таниной комнате, за окном шумел лес, перекликались птицы и легкий ветерок теребил пугливые осиновые листочки. Котов сидел напротив Тани в мягком кресле и пил какой-то необычного вкуса чай.
— Пей, — говорила ему Таня незнакомым, звенящим и даже вибрирующим в ушах голосом. — И ты станешь неуязвимым, ты сможешь рвать железо, и от тебя будут отскакивать пули. Ты сможешь не только отражать их, но и посылать одним взглядом в тех, кто будет стремиться тебя убить. Никто не сможет заподозрить тебя в убийстве, и ты совершишь месть и правосудие!
Котов пил этот чай и ощущал, что его жилы наполняет какая-то мощная, неведомая сила. В то же время он чувствовал необъяснимый страх. И еще — он понимал, правда, неясно, что совершает что-то недостойное, мерзкое. А чай — приятный, чуть горьковатый на вкус, но ароматный и крепкий — все не иссякал в стакане. Чем дольше пил его Котов, тем больше этого чая хотелось выпить, но и осознание своей не правоты становилось все сильнее. Росла и сила, которую он ощущал в своем теле, и страх все нарастал и нарастал. Он чувствовал, что надо сказать об этом Тане, но отчего-то не мог говорить. Он только мог смотреть в Танины глаза и пить, пить… На какую-то секунду ему показалось, что страх, жажда и стыд, словно три нити, сплетенные в косичку, тянутся к нему именно из этих синих глаз. Ветерок, врывавшийся изредка в комнату, взвивал пряди золотистых Таниных волос, и они, словно солнечные лучики, обжигали лицо Котова, хотя и не касались его.
Росла жажда, росли страх и стыд, а сила была такая, что Котову казалось, будто он может одним тычком пальца повалить Останкинскую башню.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80