Единичный экземпляр полз к реке – с перебитыми коленями, подтягиваясь на руках. Но коснулся воды – поток подхватил его, выбросил на стремнину. Перевернул и понес вперед ногами на здоровенный камень… Туманов закрыл глаза. А когда открыл, несчастного уже поглотила стихия. Сузур бурлил, выбрасывая пену, а над обрывом наметилась передислокация. Предположения сбывались – объявились левые. По ветру реяли рыжие волосья Зиггер. Валькирия металась по берегу в серебристом комбинезоне, лихорадочно выдавала какие-то распоряжения. Некто из состава толпы взгромоздился на дерево, но не рассчитал своих возможностей, замахал руками и, показав черный, перекошенный ужасом рот, рухнул на камни. Рыжая бестия затопала ножонками, замельтешил стек. Очередной «доброволец» отправился на голгофу. Не за рангом святого, понятно. Этот более тщательно выверял свои действия. Добрался до изгиба ствола, обнял его, обернулся. Поймав летящую с обрыва веревку, принялся обвивать ее вокруг дерева.
– Клянусь своей красотой, Туманов… – втерлась между ним и камнем тяжело дышащая Динка. – Эти наши с тобой похождения только-только начинаются…
– Угадала, красотка, полюбуйся, – он обнял ее за плечи. – Наша рыжая-бесстыжая уже поспела к раздаче. Исправляет ошибки в меру понятия.
– О, господи, – выдохнула Динка. – Слушай, Туманов, мне эта зоология уже как штык поперек горла… Делать-то чего будем?
Он пропустил ее вопрос, лихорадочно раздумывая. Первый малый уже спустился, застыл на берегу, держась за веревку. Бесноватая Зиггер перестала метаться, встала в позу плантаторши. Ткнула в кого-то стеком – ты!.. Ткнула в другого – ты!.. Он невольно залюбовался грациозностью этой весьма необычной женщины.
– Ну и баба, – процедил он сквозь зубы с какой-то извращенной смесью восхищения, ненависти и непонимания.
– Я сама бабец хоть куда, – выплюнула Динка, оборачивая к нему изумленную мордашку. – О чем бухтишь, Туманов?
– Ни о чем, – огрызнулся он. – Измышления на почве неприязненных отношений. Врубается она оперативно в ситуацию – вот что я хочу сказать. И поди пойми, каковы наши дальнейшие действия.
Пятеро смелых, отобранных Зиггер, уже спускались. Остальным доверия не было. Крепкие мужики, выражений не видно. Последний замешкался, потерявшись ногой в веревке, грохнулся неуклюже, но, похоже, ничего особенного не повредил. Поднялся на ноги, готовый исполнять прихоти «владычицы». Растянувшись цепью, все пятеро без раздумий вошли в воду…
– Вот тебе и бомбилья с калебасой, девочка, – невесело хмыкнул Туманов. – Имеется у меня серьезное опасение, что все у них получится. Эти парни умеют плавать.
– Так бежим же! – взвизгнула Динка.
– И второе серьезное опасение – мы с тобой сидим на полуострове… Впрочем, бегать придется. Не набегались еще…
Не так уж гладко вырисовывалось у пловцов. Двоих вынесло на камни, но отделались, похоже, незначительными ушибами. Один, впрочем, отметился: продолжал плыть, но загребал преимущественно левой, как-то по-топорному. Наблюдать за их потугами хотелось меньше всего. Туманов забросил за плечи рюкзак, подхватил Динку…
Бездна разочарования! Аналогичная река, только шире и страшнее, несла на север неистовые воды. А за спиной Сузур, давая очередной загиб, переваливаясь через отполированные пороги, с грохотом вонзался в Черноярку. Метров двести до бурного устья. Они действительно сидели на полуострове! Выветренные скалы обрывались почти отвесно. Массу воды и заваленное булыжьем подножье разделяла отлогая береговая полоса, но спуска туда не было. По крайней мере, визуально. Но где-то он был, Туманов не сомневался. Не мог этот Динкин прохвост, этот сукин сын с бесноватыми глазенками переправляться вплавь через две реки. Через Сузур мог, и делал это. Но через широкую Черноярку – полностью исключено. Дело риска, а на волю случая этот странный паренек полагаться не станет. Какой ни есть, а жизненный опыт подсказывал Туманову, что в рулетку с судьбой гэбэшники не играют, рискуют только там, где это неизбежно… Но оправданна ли перспектива – искать тропу, а затем носиться по берегу, высматривая под скалами заныканную лодку? Времени затык…
– Нет, – потрясенно бормотала Динка, отступая от обрыва. – Нет и еще раз нет. Больше этот номер у тебя не пройдет, не надейся, Туманов… Уж лучше я сдамся и покорно отправлюсь спать… Ведь должны мне дать выспаться, как ты думаешь?..
Он и сам не собирался посещать вторую реку. Силы кончились. Но время для принятия решения вполне назрело.
– Не хотел я бежать на юг, Динка, – заявил он убитым голосом. – Ибо видится мне это дело дохлым и нулевым в плане пользы. Но придется. Поменяем коней на переправе. Слушай сюда во все уши. Этих пятерых прилично отнесет, тропу они нам не перекроют. Но будем валандаться, непременно нарвемся. А с голым кулаком на толпу я сегодня уже не ходок. Умаялся чего-то. Беги за мной и почаще пригибайся. Авось проскочим.
И вновь недремлющая интуиция подсказывала реальную вещь: не проскочим. Не видать им этого пути, как своих поникших ушей. «Мозговеды» знают свои пенаты. До моста на Бирюлино километра три. А вернее, там два моста – через Сузур и Черноярку, поскольку две реки, пока не встретятся, протекают параллельно. Перекрыть этот перешеек – метров сто шириной – не сложнее, чем закупорить бутылку. Обязательно закупорят. Но когда?
Они неслись по изгибистым лабиринтам, открытые участки одолевали ползком, цепляя корни, обдирая бока о торчащие иглами выступы, снова неслись, когда скалы вздымались выше человеческого роста, а дорогу не городили камни. На самых гиблых участках он тащил ее на себе, матерясь сквозь зубы. Материться можно вволю – грохот рек перекрывал родную речь. Ударным марш-броском они освоили метров триста и за насыпью уперлись в разреженный сосняк. Щербатые стволы с закрученными ветвями, редкая хвоя, героически выживающая на пронизывающем ветру; а за куцым хвойником – открытое пространство… Нет там никаких скал – отдельные глинистые накаты, жухлая трава, кустарник ростом с лилипута. Беги не хочу!
Укрытием на стыке двух природных зон послужила ложбина, заросшая жестким вереском. Они сидели, скорчившись, утопив носы в колючки, в отчаянии скрипя зубами.
Сбывались дурные пророчества. Как видно, до переправы на Бирюлино водораздел вполне проходим для спецавтотранспорта. Два джипа, задавившие куцый кустарник, смотрелись совсем не эстетично. В большом городе, где нет окружающим до них дела, они смотрелись бы так-сяк. Но посреди этого узкого бутылочного горлышка, в самом сердце глухомани – совершенно безобразно. Хорошо послужившие рабочие коняжки, облупленные, мятые, с пацанячьими кенгурятниками, чудовищным дорожным просветом – не менее сорока сантиметров!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83
– Клянусь своей красотой, Туманов… – втерлась между ним и камнем тяжело дышащая Динка. – Эти наши с тобой похождения только-только начинаются…
– Угадала, красотка, полюбуйся, – он обнял ее за плечи. – Наша рыжая-бесстыжая уже поспела к раздаче. Исправляет ошибки в меру понятия.
– О, господи, – выдохнула Динка. – Слушай, Туманов, мне эта зоология уже как штык поперек горла… Делать-то чего будем?
Он пропустил ее вопрос, лихорадочно раздумывая. Первый малый уже спустился, застыл на берегу, держась за веревку. Бесноватая Зиггер перестала метаться, встала в позу плантаторши. Ткнула в кого-то стеком – ты!.. Ткнула в другого – ты!.. Он невольно залюбовался грациозностью этой весьма необычной женщины.
– Ну и баба, – процедил он сквозь зубы с какой-то извращенной смесью восхищения, ненависти и непонимания.
– Я сама бабец хоть куда, – выплюнула Динка, оборачивая к нему изумленную мордашку. – О чем бухтишь, Туманов?
– Ни о чем, – огрызнулся он. – Измышления на почве неприязненных отношений. Врубается она оперативно в ситуацию – вот что я хочу сказать. И поди пойми, каковы наши дальнейшие действия.
Пятеро смелых, отобранных Зиггер, уже спускались. Остальным доверия не было. Крепкие мужики, выражений не видно. Последний замешкался, потерявшись ногой в веревке, грохнулся неуклюже, но, похоже, ничего особенного не повредил. Поднялся на ноги, готовый исполнять прихоти «владычицы». Растянувшись цепью, все пятеро без раздумий вошли в воду…
– Вот тебе и бомбилья с калебасой, девочка, – невесело хмыкнул Туманов. – Имеется у меня серьезное опасение, что все у них получится. Эти парни умеют плавать.
– Так бежим же! – взвизгнула Динка.
– И второе серьезное опасение – мы с тобой сидим на полуострове… Впрочем, бегать придется. Не набегались еще…
Не так уж гладко вырисовывалось у пловцов. Двоих вынесло на камни, но отделались, похоже, незначительными ушибами. Один, впрочем, отметился: продолжал плыть, но загребал преимущественно левой, как-то по-топорному. Наблюдать за их потугами хотелось меньше всего. Туманов забросил за плечи рюкзак, подхватил Динку…
Бездна разочарования! Аналогичная река, только шире и страшнее, несла на север неистовые воды. А за спиной Сузур, давая очередной загиб, переваливаясь через отполированные пороги, с грохотом вонзался в Черноярку. Метров двести до бурного устья. Они действительно сидели на полуострове! Выветренные скалы обрывались почти отвесно. Массу воды и заваленное булыжьем подножье разделяла отлогая береговая полоса, но спуска туда не было. По крайней мере, визуально. Но где-то он был, Туманов не сомневался. Не мог этот Динкин прохвост, этот сукин сын с бесноватыми глазенками переправляться вплавь через две реки. Через Сузур мог, и делал это. Но через широкую Черноярку – полностью исключено. Дело риска, а на волю случая этот странный паренек полагаться не станет. Какой ни есть, а жизненный опыт подсказывал Туманову, что в рулетку с судьбой гэбэшники не играют, рискуют только там, где это неизбежно… Но оправданна ли перспектива – искать тропу, а затем носиться по берегу, высматривая под скалами заныканную лодку? Времени затык…
– Нет, – потрясенно бормотала Динка, отступая от обрыва. – Нет и еще раз нет. Больше этот номер у тебя не пройдет, не надейся, Туманов… Уж лучше я сдамся и покорно отправлюсь спать… Ведь должны мне дать выспаться, как ты думаешь?..
Он и сам не собирался посещать вторую реку. Силы кончились. Но время для принятия решения вполне назрело.
– Не хотел я бежать на юг, Динка, – заявил он убитым голосом. – Ибо видится мне это дело дохлым и нулевым в плане пользы. Но придется. Поменяем коней на переправе. Слушай сюда во все уши. Этих пятерых прилично отнесет, тропу они нам не перекроют. Но будем валандаться, непременно нарвемся. А с голым кулаком на толпу я сегодня уже не ходок. Умаялся чего-то. Беги за мной и почаще пригибайся. Авось проскочим.
И вновь недремлющая интуиция подсказывала реальную вещь: не проскочим. Не видать им этого пути, как своих поникших ушей. «Мозговеды» знают свои пенаты. До моста на Бирюлино километра три. А вернее, там два моста – через Сузур и Черноярку, поскольку две реки, пока не встретятся, протекают параллельно. Перекрыть этот перешеек – метров сто шириной – не сложнее, чем закупорить бутылку. Обязательно закупорят. Но когда?
Они неслись по изгибистым лабиринтам, открытые участки одолевали ползком, цепляя корни, обдирая бока о торчащие иглами выступы, снова неслись, когда скалы вздымались выше человеческого роста, а дорогу не городили камни. На самых гиблых участках он тащил ее на себе, матерясь сквозь зубы. Материться можно вволю – грохот рек перекрывал родную речь. Ударным марш-броском они освоили метров триста и за насыпью уперлись в разреженный сосняк. Щербатые стволы с закрученными ветвями, редкая хвоя, героически выживающая на пронизывающем ветру; а за куцым хвойником – открытое пространство… Нет там никаких скал – отдельные глинистые накаты, жухлая трава, кустарник ростом с лилипута. Беги не хочу!
Укрытием на стыке двух природных зон послужила ложбина, заросшая жестким вереском. Они сидели, скорчившись, утопив носы в колючки, в отчаянии скрипя зубами.
Сбывались дурные пророчества. Как видно, до переправы на Бирюлино водораздел вполне проходим для спецавтотранспорта. Два джипа, задавившие куцый кустарник, смотрелись совсем не эстетично. В большом городе, где нет окружающим до них дела, они смотрелись бы так-сяк. Но посреди этого узкого бутылочного горлышка, в самом сердце глухомани – совершенно безобразно. Хорошо послужившие рабочие коняжки, облупленные, мятые, с пацанячьими кенгурятниками, чудовищным дорожным просветом – не менее сорока сантиметров!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83