Но мента уже несло. Злость душила. Он произвел еще один рывок и погрузил громилу в щель. По самую шею. Противник замолотил ногами, да столь яростно, что огрел Туманова кирзачом по уху.
– Помоги… – прохрипел он.
Динка упала бедолаге на ноги – как на амбразуру. Тащить пришлось обоих, но это лучше, чем одного дерущегося.
– Слазь, – буркнул он, когда дыра обжала парню руки, стиснула, словно обручем, а хрипы уже были глухими, подземными. Динка послушно откатилась в сторону, свернулась калачиком. А он в одиночку завершил этот трудный физический процесс. Когда устали до омертвения руки, а бицепсы ломало, как после первого в жизни посещения спортзала, он принялся ногами утрамбовывать гориллу в дыру. Утрамбовал. Что-то хрустнуло, покатилось. Завыло, как на ведьмином шабаше. Гулкий вопль сорвался и затих.
Он поднялся на дрожащих ногах. Размял руки. Динка лежала, не меняя позы, смотрела на него со страхом: а вы, мол, батенька, ходячая совершенная отмороженность…
– Приятно с вами иметь дело, коллега, – как-то вымученно пошутил Туманов. – Не изволите ли приподняться? Боюсь, нас ожидают четверо достойных ребят. Разбросало их что-то…
– Сюда!!! – торжествующе взревело над головой.
Он вскинул голову. Начинается. Человек в развевающемся рубище стоял, держась за выступ в скале на изрядной высоте. Татуировками не обзавелся, но имелась грудь в кустистых волосах и прилично развитые мышцы живота.
Не спрыгнет, сообразил Туманов. Высоковато.
Звериный страх прорезал до такой степени, что и ватные ноги сделались пригодными для бега, и руки перестали казаться мертвыми. Они неслись, забирая в сторону Черноярки, и сами не замечали, что вгрызаются в какую-то пещерную галерею с нишами и переходами, воздух становится затхлым, свет рассеянным, а ходы – извилистыми. За спиной какое-то время звучали крики, сыпались камни, но затем смолкли. В сторону ушли. Он встал, навострив уши. Целая глыба обвалилась под боком – дьявол… Это Динка, потерявшая силы, искала, как бы прислониться. Он чертыхнулся, подхватил ее за талию, отпрянул вбок. Снова начал вслушиваться. Тишина. Занесла же нелегкая… Ветер и вода в дочеловеческие эпохи творили здесь чудеса, натворив какую-то белиберду. Скалы над головой сомкнулись, образовав что-то вроде низкого купола, вода проточила ходы, в одном из них они как раз и стояли. Метровый проход в разлохмаченном теле скалы. Впереди свет, позади – рассеянные отблески: поскольку долгая и извилистая дорога. По траверсу – черные провалы, широкие для банальных трещин, но недостаточно емкие для полноценных пещер. Зазубренные края, какие-то стылые гигантские капли, наводящие на задумчивую аналогию со сталактитами. Сверху белые, точно пенистые головные уборы, снизу «сопли» – в жилах, с прозеленью.
– Ты насчет отдохнуть не возражаешь? – неуверенно осведомился Туманов. Динка не ответила. И не могла. Он бережно приобнял ее и втиснул, благополучно теряющую сознание, – в ближайший «домик». Там внутри было тесно, как в гробу, а проход загораживала наклонная плита. На удобства попутчицы она не повлияла, он протащил Динку до упора, где камень был стылый, но гладкий, а сам устроился как на стенде для накачки бедерных мышц – сам внизу, а ноги задраны, что, с обратной стороны, имело и свои плюсы: любому, сунувшему в трещинку по незнанию любопытный нос, он легко забил бы его в череп.
Лежать валетиком в текущих одиссеях еще не приходилось. И удобство было лишь сомнительное – ногам. Но передышка требовалась. Окинув взором минувшую баталию, он пришел в ужас – невозможны нормальному человеку такие страдания – не красят они ни тело, ни дух. А что до четверых уцелевших, то тут весьма под вопросом, способствует ли навязанная мозгу установка досконально проникать во все дыры. Насколько щепетильно они запрограммированы?
Он повернул голову и коснулся губами Динкиных волос. Ответных действий не дождался – сомлела красотка. «Катюшей» не разбудишь. Хотя и смотря какой «катюшей». Ежели без кавычек…
– Ты не представляешь, Динка, до чего мне с тобой хорошо, – пробормотал он. – Прямо-таки сон упоительный…
«Вот разомлею враз, – подумалось ему с опаской. – Будет тогда и сон, и упоение».
Но до провигила дело не дошло (сохранил еще Алешкины таблетки). Шорох в глубине галереи он не проворонил. Натура ментовская (в приличном понимании этого слова). Заготовок не стал делать, уже готов: как юному шахиду – только подпоясаться. Продолжал лежать, дыша размеренно и тихо. А шорох приближался. Камешек чиркнул под подошвой. Еще один. Усердно тренированное к разным явлениям ухо уловило: движется единственный экземпляр. Уникум своего рода. Он нащупал выступ в стене: упереться, если что. Принялся ждать, закусив губу. Тень легла на каменную глыбу. Показался кирзач – разлапистый, совершенно новый, со склада. Обладатель неувядающего армейского атрибута двигался короткими шажками, после каждых двух притормаживая и вникая в окружающий мир. Напротив дыры как раз остановился – шут его разберет, кто такой; нора низкая, до уровня грудины. Лица не видно… Он затаил дыхание. Незнакомец выждал несколько секунд, тронулся далее. Поднял левую ногу, поставил. Оторвал правую… под нее-то Туманов и выбросил свою шаловливую конечность. Уж больно велик соблазн проредить вражью тьму. Да не просто выбросил, а еще и подсек по всем канонам искусства дзюдо. Мастерство ведь не пропьешь… Бес азарта налетел – тот кент с уханьем зарывался в плиту, а Туманов при помощи упомянутого выступа и мускульной тяги уже выбрасывался в суженное пространство. Упавший поднимался, словно робот: невозмутимо. Отжался на кулачках от пола, подставил колено. По руке с мертвецки серыми, шишкастыми ногтями он и пнул. Человек вторично хряпнулся о плиту. Вслед за чем Туманов его и оседлал, рубанув ребром ладони в основание шеи. Жалость гнал, как побирушку, с волками жить… Из любопытства перевернул тело. Матерый мужичара и тоже сиделый зэк. Добросовестно причем сиделый. По науке. На правом запястье жирно «выгравировано»: «ЗЛО» («За все лягавым отомщу»), на левом – побледнее: «ОМСК» (чего там по ихней грамоте: «Отдаленная местность сибирской каторги»?). Не вдаваясь в детали физиономии, он за шиворот доволок несчастного до соседней трещины, запихнул, свернув вдвое. Отдуваясь, вернулся к своей Динке, забрался, пошелудив носом у нее в волосах, как бы заряжаясь электричеством. Улегся в везучую позу.
– Ну вот, – пробормотал с чувством выполненного долга. – Как бы лежим и дальше спим.
Татуировки продолжали стоять перед глазами. Не на зонах же эти отморозки добывают себе контингент для кошмарных опытов? В местах лишения свободы худо-бедно регистрация, учет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83
– Помоги… – прохрипел он.
Динка упала бедолаге на ноги – как на амбразуру. Тащить пришлось обоих, но это лучше, чем одного дерущегося.
– Слазь, – буркнул он, когда дыра обжала парню руки, стиснула, словно обручем, а хрипы уже были глухими, подземными. Динка послушно откатилась в сторону, свернулась калачиком. А он в одиночку завершил этот трудный физический процесс. Когда устали до омертвения руки, а бицепсы ломало, как после первого в жизни посещения спортзала, он принялся ногами утрамбовывать гориллу в дыру. Утрамбовал. Что-то хрустнуло, покатилось. Завыло, как на ведьмином шабаше. Гулкий вопль сорвался и затих.
Он поднялся на дрожащих ногах. Размял руки. Динка лежала, не меняя позы, смотрела на него со страхом: а вы, мол, батенька, ходячая совершенная отмороженность…
– Приятно с вами иметь дело, коллега, – как-то вымученно пошутил Туманов. – Не изволите ли приподняться? Боюсь, нас ожидают четверо достойных ребят. Разбросало их что-то…
– Сюда!!! – торжествующе взревело над головой.
Он вскинул голову. Начинается. Человек в развевающемся рубище стоял, держась за выступ в скале на изрядной высоте. Татуировками не обзавелся, но имелась грудь в кустистых волосах и прилично развитые мышцы живота.
Не спрыгнет, сообразил Туманов. Высоковато.
Звериный страх прорезал до такой степени, что и ватные ноги сделались пригодными для бега, и руки перестали казаться мертвыми. Они неслись, забирая в сторону Черноярки, и сами не замечали, что вгрызаются в какую-то пещерную галерею с нишами и переходами, воздух становится затхлым, свет рассеянным, а ходы – извилистыми. За спиной какое-то время звучали крики, сыпались камни, но затем смолкли. В сторону ушли. Он встал, навострив уши. Целая глыба обвалилась под боком – дьявол… Это Динка, потерявшая силы, искала, как бы прислониться. Он чертыхнулся, подхватил ее за талию, отпрянул вбок. Снова начал вслушиваться. Тишина. Занесла же нелегкая… Ветер и вода в дочеловеческие эпохи творили здесь чудеса, натворив какую-то белиберду. Скалы над головой сомкнулись, образовав что-то вроде низкого купола, вода проточила ходы, в одном из них они как раз и стояли. Метровый проход в разлохмаченном теле скалы. Впереди свет, позади – рассеянные отблески: поскольку долгая и извилистая дорога. По траверсу – черные провалы, широкие для банальных трещин, но недостаточно емкие для полноценных пещер. Зазубренные края, какие-то стылые гигантские капли, наводящие на задумчивую аналогию со сталактитами. Сверху белые, точно пенистые головные уборы, снизу «сопли» – в жилах, с прозеленью.
– Ты насчет отдохнуть не возражаешь? – неуверенно осведомился Туманов. Динка не ответила. И не могла. Он бережно приобнял ее и втиснул, благополучно теряющую сознание, – в ближайший «домик». Там внутри было тесно, как в гробу, а проход загораживала наклонная плита. На удобства попутчицы она не повлияла, он протащил Динку до упора, где камень был стылый, но гладкий, а сам устроился как на стенде для накачки бедерных мышц – сам внизу, а ноги задраны, что, с обратной стороны, имело и свои плюсы: любому, сунувшему в трещинку по незнанию любопытный нос, он легко забил бы его в череп.
Лежать валетиком в текущих одиссеях еще не приходилось. И удобство было лишь сомнительное – ногам. Но передышка требовалась. Окинув взором минувшую баталию, он пришел в ужас – невозможны нормальному человеку такие страдания – не красят они ни тело, ни дух. А что до четверых уцелевших, то тут весьма под вопросом, способствует ли навязанная мозгу установка досконально проникать во все дыры. Насколько щепетильно они запрограммированы?
Он повернул голову и коснулся губами Динкиных волос. Ответных действий не дождался – сомлела красотка. «Катюшей» не разбудишь. Хотя и смотря какой «катюшей». Ежели без кавычек…
– Ты не представляешь, Динка, до чего мне с тобой хорошо, – пробормотал он. – Прямо-таки сон упоительный…
«Вот разомлею враз, – подумалось ему с опаской. – Будет тогда и сон, и упоение».
Но до провигила дело не дошло (сохранил еще Алешкины таблетки). Шорох в глубине галереи он не проворонил. Натура ментовская (в приличном понимании этого слова). Заготовок не стал делать, уже готов: как юному шахиду – только подпоясаться. Продолжал лежать, дыша размеренно и тихо. А шорох приближался. Камешек чиркнул под подошвой. Еще один. Усердно тренированное к разным явлениям ухо уловило: движется единственный экземпляр. Уникум своего рода. Он нащупал выступ в стене: упереться, если что. Принялся ждать, закусив губу. Тень легла на каменную глыбу. Показался кирзач – разлапистый, совершенно новый, со склада. Обладатель неувядающего армейского атрибута двигался короткими шажками, после каждых двух притормаживая и вникая в окружающий мир. Напротив дыры как раз остановился – шут его разберет, кто такой; нора низкая, до уровня грудины. Лица не видно… Он затаил дыхание. Незнакомец выждал несколько секунд, тронулся далее. Поднял левую ногу, поставил. Оторвал правую… под нее-то Туманов и выбросил свою шаловливую конечность. Уж больно велик соблазн проредить вражью тьму. Да не просто выбросил, а еще и подсек по всем канонам искусства дзюдо. Мастерство ведь не пропьешь… Бес азарта налетел – тот кент с уханьем зарывался в плиту, а Туманов при помощи упомянутого выступа и мускульной тяги уже выбрасывался в суженное пространство. Упавший поднимался, словно робот: невозмутимо. Отжался на кулачках от пола, подставил колено. По руке с мертвецки серыми, шишкастыми ногтями он и пнул. Человек вторично хряпнулся о плиту. Вслед за чем Туманов его и оседлал, рубанув ребром ладони в основание шеи. Жалость гнал, как побирушку, с волками жить… Из любопытства перевернул тело. Матерый мужичара и тоже сиделый зэк. Добросовестно причем сиделый. По науке. На правом запястье жирно «выгравировано»: «ЗЛО» («За все лягавым отомщу»), на левом – побледнее: «ОМСК» (чего там по ихней грамоте: «Отдаленная местность сибирской каторги»?). Не вдаваясь в детали физиономии, он за шиворот доволок несчастного до соседней трещины, запихнул, свернув вдвое. Отдуваясь, вернулся к своей Динке, забрался, пошелудив носом у нее в волосах, как бы заряжаясь электричеством. Улегся в везучую позу.
– Ну вот, – пробормотал с чувством выполненного долга. – Как бы лежим и дальше спим.
Татуировки продолжали стоять перед глазами. Не на зонах же эти отморозки добывают себе контингент для кошмарных опытов? В местах лишения свободы худо-бедно регистрация, учет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83