.. И дождь пролился на землю, и двое лежали рядом, не открывая глаз, ощущая лишь усталое тепло друг друга...
– Данилов, можно я посплю? Набрось на меня плед. Ведь мы почти что дома.
Это старый плед, я помню его столько, сколько помню себя.
Олег укрыл девушку, прошел в ванную, забрался под душ. Холодные струи вернули бодрость, он устроился на кухне, сварил крепчайший кофе в австрийской кофеварке, выпил залпом.
Заветную комнатку Данилов открыл ключом со связки и почувствовал было даже трепет – словно он вторгается в чью-то «творческую лабораторию». Саркастическая улыбка сама собой скривила губы: глупо вспоминать о «неприкосновенности личности», даже такой творческой и многоликой, как Головин, когда за прошедшие двое суток неустановленные стихии просто-напросто смели всю устоявшуюся жизнь и «наследницы престола», и самого «сиятельного князя».
Комнатка была когда-то кладовой, но кладовой весьма и весьма просторной, размером с иную хрущевку. На широком и длинном черном столе из струганого дерева не было ничего, кроме сверхсовременного «лаптопа» и еще одного компьютера. Ноутбук был автономен и не подключен ни в какие сети; именно о нем, судя по всему, говорила Даша. Второй компьютер, тоже не из простых, был подсоединен к мощной, размером с ящик от аккордеона, шифровальной системе; все это вместе имело выход на спутниковую передающе-прини-мающую антенну, замаскированную, надо полагать, под типовую телевизионную и размещенную на внешней стене дома. Итак, что готовит нам сезам?
Данилов включил «лэптоп», дождался загрузки, ввел требуемый пароль и стал пролистывать файл за файлом.
Прошел час, минул другой... Блики с экрана освещали лицо Данилова странным светом, и в этом свете он, увлеченный, обескураженный, был похож на средневекового алхимика, замершего над тиглем или ретортой, в которой многоцветно переливались заповедные металлы, силою волшбы ставшие жидкостями и подвластные воле искреннего последователя древнего Гермеса...
Здесь было все. Фирмы, корпорации, через которые, словно расплавленный свинец, финансы перетекали из страны в страну, воспламеняя пожары войн в одних и превращая в пустыни другие, определяя условия и порядок существования целых народов и тем – превращая свинец в золото. «Страшная тайна» алхимиков оказалась проста, как ночь: свинец становится золотом, смешиваясь с кровью!
Головин, несомненно, великий математик. Он сумел просчитать, вычислить алгоритм кризисов. Но он был игрок. Рамзес играл крупно, на всех кризисах минувшего века и на многих – века наступившего. Поражало то, что он делал ставки за несколько месяцев до начала события или процесса, осторожно наращивая суммы... Он успел слить колоссальные пакеты «мыльных пузырей» – виртуальной компьютерной империи Кейтса до начала системного кризиса... Российский и гонконгский кризисы прибавили к его активам еще двести миллионов; крушение башен-близнецов в Нью-Йорке принесло уже четверть миллиарда, а последующая свистопляска с ценами на нефть и пакетами акций крупнейших американских концернов – и того больше...
Алгоритм кризисов. Пустая фраза. Головин не только просчитал возможную динамику, он, судя по всему, вычислил все финансовые центры, откуда, словно из мозговых придатков, расходились по финансовой паутине понятные команды; с таким знанием игра на финансовых и фондовых биржах мира стала для него такой же беспроигрышной, как и для тех, кто «карты» крапил и сдавал. Головин страховался. Система оф-шоров и посредников, через которые он отдавал команды и прогонял финансы, была тщательно продуманной, но это была пусть и сложная, но тоже просчитываемая схема. Реализованный математический и финансовый гений Головина... Он оказался необходим, чтобы сделать своего обладателя миллиардером, и достаточен, чтобы не оставить ему ни малейшего шанса на жизнь.
– Первый вызывает четвертого.
– Четвертый слушает первого.
– У вас все готово?
– Абсолютно. Кто даст команду?
– Я сам. На каком расстоянии действует передатчик ?
– На любом. Сигнал к взрыву пойдет через спутник.
– Мощность?
– Это зажигательный, заряд. В замкнутом пространстве он выжжет все.
– Наверное, это выглядит красиво...
– Простите?
– По крайней мере, представляется мне таким. Чужую смерть нужно приукрашивать, чтобы когда-нибудь не испугаться своей.
Представительский лимузин Головина мчался за город. Впереди – «ауди» с охраной, позади – «мерседес» – фургон. Скорость была значительной. Взрыва ни в первой, ни в замыкающей машине сопровождения никто не услышал. Вглухую тонированные стекла лимузина вдруг налились оранжево-белым огнем, казалось, еще мгновение, и он вырвется наружу адским всполохом... Но ничего не произошло.
Просто лимузин не вписался в поворот, плавно, словно в замедленной киносъемке, слетел с шоссе и, подминая редкие деревца, ухнул на плоскую обочину и замер.
Когда встревоженные охранники, ощетинившись автоматами на все окружающее, подбежали к лимузину и сумели открыть заклинившую дверь, все уже было кончено.
Два обгорелых остова – водителя на переднем сиденье и пассажира на заднем.
На лицах охранников не читалось ни недоумения, ни растерянности: только усталость. К тому же то, что произошло – термический взрыв внутри салона, – не входило непосредственно в их «зону ответственности». Да и отвечать по большому счету было уже некому.
Старший охранник взял рацию и сообщил о происшедшем по команде.
Налетел кратковременный летний дождик. Охранники покорно мокли под струями, кое-как пытаясь прикрывать от косых порывов зажженные сигареты. Ждали большое начальство – и из Генеральной прокуратуры, и из Службы безопасности, и из иных верхов.
– Говорят, Папа Рамзес с ихними министрами был вась-вась, и выпивал с ними, и все такое... – сказал охранник помоложе, перетаптываясь.
– Ну и что с того? – меланхолично отозвался другой, постарше. – Оно ему помогло? – Криво усмехнулся:
– Был человек: и денег, и всего в избытке. И – что? И ему теперь ничего не нужно, и он никому не нужен. Вот и вся жизнь.
Глава 92
Даша спала. Один раз она вскрикнула, вскинулась, глядя на Данилова полными ужаса глазами... Олег прижал ее к себе, прошептал на ухо что-то успокаивающее, и девушка снова уснула.
Данилов и сам метался, будто по клетке. И беспокойство его было странным, – словно он пытался освободиться от навязчивого морока и не мог. Чужая комната, чужие картины, чужая жизнь... А он занесен сюда неведомой песчинкой из дальней дали и, по правде, даже не знает, как здесь существовать.
Даша спала и казалась во сне почти ребенком. Тени легли под глазами черным, а Данилов все всматривался и всматривался в ее лицо. Стараясь прозреть ее будущее и в нем – свое?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152
– Данилов, можно я посплю? Набрось на меня плед. Ведь мы почти что дома.
Это старый плед, я помню его столько, сколько помню себя.
Олег укрыл девушку, прошел в ванную, забрался под душ. Холодные струи вернули бодрость, он устроился на кухне, сварил крепчайший кофе в австрийской кофеварке, выпил залпом.
Заветную комнатку Данилов открыл ключом со связки и почувствовал было даже трепет – словно он вторгается в чью-то «творческую лабораторию». Саркастическая улыбка сама собой скривила губы: глупо вспоминать о «неприкосновенности личности», даже такой творческой и многоликой, как Головин, когда за прошедшие двое суток неустановленные стихии просто-напросто смели всю устоявшуюся жизнь и «наследницы престола», и самого «сиятельного князя».
Комнатка была когда-то кладовой, но кладовой весьма и весьма просторной, размером с иную хрущевку. На широком и длинном черном столе из струганого дерева не было ничего, кроме сверхсовременного «лаптопа» и еще одного компьютера. Ноутбук был автономен и не подключен ни в какие сети; именно о нем, судя по всему, говорила Даша. Второй компьютер, тоже не из простых, был подсоединен к мощной, размером с ящик от аккордеона, шифровальной системе; все это вместе имело выход на спутниковую передающе-прини-мающую антенну, замаскированную, надо полагать, под типовую телевизионную и размещенную на внешней стене дома. Итак, что готовит нам сезам?
Данилов включил «лэптоп», дождался загрузки, ввел требуемый пароль и стал пролистывать файл за файлом.
Прошел час, минул другой... Блики с экрана освещали лицо Данилова странным светом, и в этом свете он, увлеченный, обескураженный, был похож на средневекового алхимика, замершего над тиглем или ретортой, в которой многоцветно переливались заповедные металлы, силою волшбы ставшие жидкостями и подвластные воле искреннего последователя древнего Гермеса...
Здесь было все. Фирмы, корпорации, через которые, словно расплавленный свинец, финансы перетекали из страны в страну, воспламеняя пожары войн в одних и превращая в пустыни другие, определяя условия и порядок существования целых народов и тем – превращая свинец в золото. «Страшная тайна» алхимиков оказалась проста, как ночь: свинец становится золотом, смешиваясь с кровью!
Головин, несомненно, великий математик. Он сумел просчитать, вычислить алгоритм кризисов. Но он был игрок. Рамзес играл крупно, на всех кризисах минувшего века и на многих – века наступившего. Поражало то, что он делал ставки за несколько месяцев до начала события или процесса, осторожно наращивая суммы... Он успел слить колоссальные пакеты «мыльных пузырей» – виртуальной компьютерной империи Кейтса до начала системного кризиса... Российский и гонконгский кризисы прибавили к его активам еще двести миллионов; крушение башен-близнецов в Нью-Йорке принесло уже четверть миллиарда, а последующая свистопляска с ценами на нефть и пакетами акций крупнейших американских концернов – и того больше...
Алгоритм кризисов. Пустая фраза. Головин не только просчитал возможную динамику, он, судя по всему, вычислил все финансовые центры, откуда, словно из мозговых придатков, расходились по финансовой паутине понятные команды; с таким знанием игра на финансовых и фондовых биржах мира стала для него такой же беспроигрышной, как и для тех, кто «карты» крапил и сдавал. Головин страховался. Система оф-шоров и посредников, через которые он отдавал команды и прогонял финансы, была тщательно продуманной, но это была пусть и сложная, но тоже просчитываемая схема. Реализованный математический и финансовый гений Головина... Он оказался необходим, чтобы сделать своего обладателя миллиардером, и достаточен, чтобы не оставить ему ни малейшего шанса на жизнь.
– Первый вызывает четвертого.
– Четвертый слушает первого.
– У вас все готово?
– Абсолютно. Кто даст команду?
– Я сам. На каком расстоянии действует передатчик ?
– На любом. Сигнал к взрыву пойдет через спутник.
– Мощность?
– Это зажигательный, заряд. В замкнутом пространстве он выжжет все.
– Наверное, это выглядит красиво...
– Простите?
– По крайней мере, представляется мне таким. Чужую смерть нужно приукрашивать, чтобы когда-нибудь не испугаться своей.
Представительский лимузин Головина мчался за город. Впереди – «ауди» с охраной, позади – «мерседес» – фургон. Скорость была значительной. Взрыва ни в первой, ни в замыкающей машине сопровождения никто не услышал. Вглухую тонированные стекла лимузина вдруг налились оранжево-белым огнем, казалось, еще мгновение, и он вырвется наружу адским всполохом... Но ничего не произошло.
Просто лимузин не вписался в поворот, плавно, словно в замедленной киносъемке, слетел с шоссе и, подминая редкие деревца, ухнул на плоскую обочину и замер.
Когда встревоженные охранники, ощетинившись автоматами на все окружающее, подбежали к лимузину и сумели открыть заклинившую дверь, все уже было кончено.
Два обгорелых остова – водителя на переднем сиденье и пассажира на заднем.
На лицах охранников не читалось ни недоумения, ни растерянности: только усталость. К тому же то, что произошло – термический взрыв внутри салона, – не входило непосредственно в их «зону ответственности». Да и отвечать по большому счету было уже некому.
Старший охранник взял рацию и сообщил о происшедшем по команде.
Налетел кратковременный летний дождик. Охранники покорно мокли под струями, кое-как пытаясь прикрывать от косых порывов зажженные сигареты. Ждали большое начальство – и из Генеральной прокуратуры, и из Службы безопасности, и из иных верхов.
– Говорят, Папа Рамзес с ихними министрами был вась-вась, и выпивал с ними, и все такое... – сказал охранник помоложе, перетаптываясь.
– Ну и что с того? – меланхолично отозвался другой, постарше. – Оно ему помогло? – Криво усмехнулся:
– Был человек: и денег, и всего в избытке. И – что? И ему теперь ничего не нужно, и он никому не нужен. Вот и вся жизнь.
Глава 92
Даша спала. Один раз она вскрикнула, вскинулась, глядя на Данилова полными ужаса глазами... Олег прижал ее к себе, прошептал на ухо что-то успокаивающее, и девушка снова уснула.
Данилов и сам метался, будто по клетке. И беспокойство его было странным, – словно он пытался освободиться от навязчивого морока и не мог. Чужая комната, чужие картины, чужая жизнь... А он занесен сюда неведомой песчинкой из дальней дали и, по правде, даже не знает, как здесь существовать.
Даша спала и казалась во сне почти ребенком. Тени легли под глазами черным, а Данилов все всматривался и всматривался в ее лицо. Стараясь прозреть ее будущее и в нем – свое?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152