А я – Олег Владимирович Данилов. Приятно познакомиться.
Осталось только подружиться.
– Ты что, не понял?
– А-а, извини. Красивое имя. Главное – редкое. Это комплимент.
– Не притворяйся, ты не настолько нездешний, чтобы не знать, кто такой Головин.
– Ему повезло. У него красивая и умная дочь. Даша совершенно растерялась:
– Ты что, правда не знаешь?
– Ну как же! Александр Петрович Головин, сэр, пэр и эсквайр. Владелец заводов, газет, пароходов, фракции в парламенте, телеканала, куска газовой трубы длиною в пол-Бельгии, нефтеперерабатывающего завода, крупнейшего в Европе комбината «Азотхим», какого-то там пароходства, какой-то там авиакомпании и прочая, прочая, прочая... Ничего не пропустил?
– Даже преувеличил.
– Так что, предлагаешь теперь обращаться к тебе Ваше Высочество, Дарья Александровна Головина?
– Нет. – Даша сияла улыбкой.
– Вот и славно. Телефончик оставишь?
– Я запишу. – Даша вынула из сумочки ручку и написала на отрывном листочке из блокнота несколько цифр. – И, если ты не против, я папе про тебя расскажу.
Только не подумай, что навязываюсь, просто...
– ...ради приличия. Иначе узнает сам, другими путями, а это не вполне этично, так?
– Ну и это тоже... Я вас еще познакомлю! Обязательно.
– Это его мальчики тебя вчера в парке в лимузин подобрали?
– Они. Я от них сбежала тем утром.
– Свободы захотелось?
– Скорее – жизни.
– Чуть не хлебнула. Большим таким половником. Даша вздохнула:
– Ну дура была!
– Извини.
– Это ты извини. Папа в отъезде был, а когда вернулся крепко их распек, вот они и вызверились. Я им устроила в машине! Тебе очень больно было?
– Да никак.
– Не ври. Бровь напухла, и шрам будет. – Даша улыбнулась. – Он тебя еще больше украсит.
– Погоди, Даша... Значит, у меня под хибарой дежурит сейчас та бронированная арба на колесах? А во главе – «начальник тыла» с голосом поломанного механического рояля?
– А вот и нет! – Даша сияла. – Я от них снова сбежала! В университете, через окно!
– Да? – саркастически хмыкнул Данилов. – Мне трудно представить, чтобы Головин свою службу безопасности по каратешным залам набирал.
– В смысле?
– Скорее всего, тебя пасут, но втемную.
– Да нет же, Олег! Чтобы оборонить девушку от злых хулиганов, достаточно одного-двоих крепких ребят. От них-то я и сбежала.
– И сюда прикандыбала пешком?
– Что-то ты больно саркастичен. Я что, пешком прийти не могу?
– Можешь. С такими-то ногами!
– Вот. Но я пришла не пешком. Машину у сокурсницы одолжила.
– Ты за рулем?
– Ага.
– Ну-у-у... Зачем тогда вино принимала?
– Я же чуть-чуть. Это во-первых. И машину я вожу с одиннадцати лет, это во-вторых. И сейчас делаю это так, что ни одному каскадеру не снилось!
– Вот «как каскадеру» по мирным улицам гонять как раз и не следует.
– Я фигурально. Нет, я правда классно вожу!
– Верю.
– И в-пятых, ни один гаишник ту бибику, на какой я прикатила, не стопорнет.
– Номера уважаемые?
– Даже лучше: дипломато.
– Круто ездить не запретишь. А все же...
– Приятно.
– Что именно?
– Что ты обо мне беспокоишься. Ты ведь беспокоишься обо мне, Данилов?
– Да.
– Даже не представляешь, до чего это здорово! Все. Пошла. Мне не хочется выглядеть уж совсем легкомысленной.
– Я тебя провожу.
– До дверей авто? Это несовременно. Да и не люблю я глупых прощаний. Лучше я тебя здесь поцелую. Мне нравится твоя хибара. И твоя кошка. Даже если она не твоя. И ты сам. Даже грустный. – Даша обвила его шею руками, прильнула, отстранилась. – Я свинюшка. Потому что ты выглядишь очень усталым. И все равно скажу: мне никогда не было так хорошо.
Даша сделала рукой «оревуар» и скрылась за дверью. Олег подошел к окну.
Автомобиль, красный «эскорт», мигнул приветственно фарами и сорвался с места.
За серым вечерним маревом дождя он показался Олегу миражом из чужой, нездешней жизни... И еще – неосознанная, невнятная тревога защемила душу тоской...
Автомобиль уже скрылся в арке, когда послышался резкий скрип тормозов и сразу следом – вечернюю тишину разорвал скрежещущий металлический звук.
Ни о чем не думая, Олег рванулся из дому, выскочил во двор и побежал вослед скрывшейся машине. «Эскорт», притертый вплотную к выщербленной стене арки, стоял с сиротливо распахнутой водительской дверцей. Даши не было.
Олег проскочил арку: по пустынной улице на огромной скорости удалялся автомобиль. Олег успел заметить задние габаритки, автомобиль свернул и скрылся из виду.
Данилов потерянно застыл под моросящим теплым дождем, ночь была уютной, наполненной запахами жасмина и свежей травы, и только под звучащую где-то мелодию будущая осень танцевала свой мягкий, нескончаемый вальс.
Неприметный человечек, наблюдавший за происшедшим с верхнего этажа стоявшей в глубине двора шестнадцатиэтажки, набрал номер, поднес сотовый к губам, дождался, когда на том конце сняли трубку, и проговорил внятно:
– Кошечка в капкане.
– Реакция журналиста?
– Скоро выясним.
– Патрона известили?
– Еще нет. Но известим.
– И поэмоциональнее. А то строит из себя стоика с оловянными глазами.
Известите так, чтобы отреагировал бурно.
– Отреагирует. Когда своя жизнь на кону, люди пьянеют.
– От чужой крови тоже. Человечек нажал отбой и посмотрел вниз.
Олег потерянно стоял посреди пустого двора, осыпаемый переливающимися в фонарном свете дождевыми каплями, и казался повзрослевшим Маленьким принцем, чьей-то всесильною волей оставленным жить на этой земле.
Глава 24
Олег стоял оглушенный, словно все бессонные ночи разом окутали его сырым темным мороком, словно все ночи будущие показались слепыми от беспросветной тьмы... Он замер, растерянно и бестолково глядя на отливающий мокрый асфальт, и только одинокая стихотворная строчка крутилась в голове грустным напоминанием об иллюзиях жизни: «Любви, надежды, тихой славы не долго тешил нас обман...» Он тряхнул головой, дождевые капли разлетелись во все стороны.
Мир сделался простым и понятным: вот он стоит в ночном дворе, окруженный потухшими чужими окнами, и то, что вдруг сделалось самым осмысленным и дорогим в его жизни, пытаются уничтожить! Может быть, в чертежах мертвых схем и просчитанных категорий это и казалось кому-то возможным, но не в его мире!
Отчаяние – удел слабых. Любовь нельзя потерять, пока существует доблесть!
Капли скатывались по лицу, он ловил их губами и всем своим существом ощущал эту ночь, напоенную ароматами мокрой травы, дождя, жасмина. А когда занавеска на втором этаже одного из домов колыхнулась едва заметно, он почувствовал и это – тревожно, остро.
За тюлевой занавеской угадывался напряженный силуэт. Ни о чем не думая, Данилов быстро вошел в подъезд, махом взлетел на этаж, сориентировался: одна из дверей приоткрылась, из нее тенью выскользнул неказистый, средних лет, мужчина.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152
Осталось только подружиться.
– Ты что, не понял?
– А-а, извини. Красивое имя. Главное – редкое. Это комплимент.
– Не притворяйся, ты не настолько нездешний, чтобы не знать, кто такой Головин.
– Ему повезло. У него красивая и умная дочь. Даша совершенно растерялась:
– Ты что, правда не знаешь?
– Ну как же! Александр Петрович Головин, сэр, пэр и эсквайр. Владелец заводов, газет, пароходов, фракции в парламенте, телеканала, куска газовой трубы длиною в пол-Бельгии, нефтеперерабатывающего завода, крупнейшего в Европе комбината «Азотхим», какого-то там пароходства, какой-то там авиакомпании и прочая, прочая, прочая... Ничего не пропустил?
– Даже преувеличил.
– Так что, предлагаешь теперь обращаться к тебе Ваше Высочество, Дарья Александровна Головина?
– Нет. – Даша сияла улыбкой.
– Вот и славно. Телефончик оставишь?
– Я запишу. – Даша вынула из сумочки ручку и написала на отрывном листочке из блокнота несколько цифр. – И, если ты не против, я папе про тебя расскажу.
Только не подумай, что навязываюсь, просто...
– ...ради приличия. Иначе узнает сам, другими путями, а это не вполне этично, так?
– Ну и это тоже... Я вас еще познакомлю! Обязательно.
– Это его мальчики тебя вчера в парке в лимузин подобрали?
– Они. Я от них сбежала тем утром.
– Свободы захотелось?
– Скорее – жизни.
– Чуть не хлебнула. Большим таким половником. Даша вздохнула:
– Ну дура была!
– Извини.
– Это ты извини. Папа в отъезде был, а когда вернулся крепко их распек, вот они и вызверились. Я им устроила в машине! Тебе очень больно было?
– Да никак.
– Не ври. Бровь напухла, и шрам будет. – Даша улыбнулась. – Он тебя еще больше украсит.
– Погоди, Даша... Значит, у меня под хибарой дежурит сейчас та бронированная арба на колесах? А во главе – «начальник тыла» с голосом поломанного механического рояля?
– А вот и нет! – Даша сияла. – Я от них снова сбежала! В университете, через окно!
– Да? – саркастически хмыкнул Данилов. – Мне трудно представить, чтобы Головин свою службу безопасности по каратешным залам набирал.
– В смысле?
– Скорее всего, тебя пасут, но втемную.
– Да нет же, Олег! Чтобы оборонить девушку от злых хулиганов, достаточно одного-двоих крепких ребят. От них-то я и сбежала.
– И сюда прикандыбала пешком?
– Что-то ты больно саркастичен. Я что, пешком прийти не могу?
– Можешь. С такими-то ногами!
– Вот. Но я пришла не пешком. Машину у сокурсницы одолжила.
– Ты за рулем?
– Ага.
– Ну-у-у... Зачем тогда вино принимала?
– Я же чуть-чуть. Это во-первых. И машину я вожу с одиннадцати лет, это во-вторых. И сейчас делаю это так, что ни одному каскадеру не снилось!
– Вот «как каскадеру» по мирным улицам гонять как раз и не следует.
– Я фигурально. Нет, я правда классно вожу!
– Верю.
– И в-пятых, ни один гаишник ту бибику, на какой я прикатила, не стопорнет.
– Номера уважаемые?
– Даже лучше: дипломато.
– Круто ездить не запретишь. А все же...
– Приятно.
– Что именно?
– Что ты обо мне беспокоишься. Ты ведь беспокоишься обо мне, Данилов?
– Да.
– Даже не представляешь, до чего это здорово! Все. Пошла. Мне не хочется выглядеть уж совсем легкомысленной.
– Я тебя провожу.
– До дверей авто? Это несовременно. Да и не люблю я глупых прощаний. Лучше я тебя здесь поцелую. Мне нравится твоя хибара. И твоя кошка. Даже если она не твоя. И ты сам. Даже грустный. – Даша обвила его шею руками, прильнула, отстранилась. – Я свинюшка. Потому что ты выглядишь очень усталым. И все равно скажу: мне никогда не было так хорошо.
Даша сделала рукой «оревуар» и скрылась за дверью. Олег подошел к окну.
Автомобиль, красный «эскорт», мигнул приветственно фарами и сорвался с места.
За серым вечерним маревом дождя он показался Олегу миражом из чужой, нездешней жизни... И еще – неосознанная, невнятная тревога защемила душу тоской...
Автомобиль уже скрылся в арке, когда послышался резкий скрип тормозов и сразу следом – вечернюю тишину разорвал скрежещущий металлический звук.
Ни о чем не думая, Олег рванулся из дому, выскочил во двор и побежал вослед скрывшейся машине. «Эскорт», притертый вплотную к выщербленной стене арки, стоял с сиротливо распахнутой водительской дверцей. Даши не было.
Олег проскочил арку: по пустынной улице на огромной скорости удалялся автомобиль. Олег успел заметить задние габаритки, автомобиль свернул и скрылся из виду.
Данилов потерянно застыл под моросящим теплым дождем, ночь была уютной, наполненной запахами жасмина и свежей травы, и только под звучащую где-то мелодию будущая осень танцевала свой мягкий, нескончаемый вальс.
Неприметный человечек, наблюдавший за происшедшим с верхнего этажа стоявшей в глубине двора шестнадцатиэтажки, набрал номер, поднес сотовый к губам, дождался, когда на том конце сняли трубку, и проговорил внятно:
– Кошечка в капкане.
– Реакция журналиста?
– Скоро выясним.
– Патрона известили?
– Еще нет. Но известим.
– И поэмоциональнее. А то строит из себя стоика с оловянными глазами.
Известите так, чтобы отреагировал бурно.
– Отреагирует. Когда своя жизнь на кону, люди пьянеют.
– От чужой крови тоже. Человечек нажал отбой и посмотрел вниз.
Олег потерянно стоял посреди пустого двора, осыпаемый переливающимися в фонарном свете дождевыми каплями, и казался повзрослевшим Маленьким принцем, чьей-то всесильною волей оставленным жить на этой земле.
Глава 24
Олег стоял оглушенный, словно все бессонные ночи разом окутали его сырым темным мороком, словно все ночи будущие показались слепыми от беспросветной тьмы... Он замер, растерянно и бестолково глядя на отливающий мокрый асфальт, и только одинокая стихотворная строчка крутилась в голове грустным напоминанием об иллюзиях жизни: «Любви, надежды, тихой славы не долго тешил нас обман...» Он тряхнул головой, дождевые капли разлетелись во все стороны.
Мир сделался простым и понятным: вот он стоит в ночном дворе, окруженный потухшими чужими окнами, и то, что вдруг сделалось самым осмысленным и дорогим в его жизни, пытаются уничтожить! Может быть, в чертежах мертвых схем и просчитанных категорий это и казалось кому-то возможным, но не в его мире!
Отчаяние – удел слабых. Любовь нельзя потерять, пока существует доблесть!
Капли скатывались по лицу, он ловил их губами и всем своим существом ощущал эту ночь, напоенную ароматами мокрой травы, дождя, жасмина. А когда занавеска на втором этаже одного из домов колыхнулась едва заметно, он почувствовал и это – тревожно, остро.
За тюлевой занавеской угадывался напряженный силуэт. Ни о чем не думая, Данилов быстро вошел в подъезд, махом взлетел на этаж, сориентировался: одна из дверей приоткрылась, из нее тенью выскользнул неказистый, средних лет, мужчина.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152