— Посмотрите...
Когда он навел фокус, шторы на окнах Лори были опущены. Потом они раздвинулись, как в театре, и Лори вновь показалась в окне с нарумяненными, припудренными щеками, веснушками вокруг носа, размером с пенни, и туго заплетенными косами. Полосатый передник она приподняла и держала под наклоном, чтобы видна была россыпь плиток шоколада. Она широко улыбалась, рассмешив Паскью. Проснувшись, он все еще смеялся. В комнате похолодало. Он почувствовал, что мышцы одеревенели, словно легкий ветерок, дующий с моря, пробрал его до костей. Телефон был виден с кровати, и Паскью поднялся, чтобы положить трубку.
И тут послышался голос:
— Сэм... Сэм...
Видимо, он так и не повесил трубку, и, когда Паскью взял свою с рычага, связь на линии возобновилась.
— Ты смеешься или рыдаешь, Сэм?
Значит, он подслушивал Паскью, когда тот спал и видел сны.
— Сэм... — Голос все нашептывал, напоминая сухой шелест — так шуршат на ветру опавшие листья.
* * *
Когда он зашел в бар, то вместе с барменом их стало четверо. Мужчина и женщина сидели в кабинке у окна, как путешественники в поезде, любующиеся чередой сменяющих друг друга пейзажей, но не видели ничего, кроме собственного отражения.
Паскью сел у стойки, чтобы находиться на виду. Он заказал виски и пиво, поставил по обе стороны от себя стаканы и повернулся к двери. Мучила жажда, и он выпил пиво двумя долгими глотками. Потом осушил стакан с виски, немного погодя заказал еще одну порцию и теперь уже пил не торопясь, не отрывая глаз от двери, опасаясь потерять свое преимущество.
Какая-то дикая музыка просачивалась сюда, словно дурной запах, перемежаясь с прерывистым жужжанием. Чуть позже он догадался, что этот звук издает сидящая у окна парочка. Во время разговора они смотрели только на собственное отражение в стекле, а не друг на друга, словно это было очень опасно.
— Это вы Сэм Паскью? — спросил бармен.
Сэм несколько неуклюже поставил стакан и рассмеялся. Он стал знаменитостью. Пользующийся широкой известностью Сэм Паскью забрел в один из баров прибрежного городка Лонгрока.
— У вас есть для меня письмо. — Это был не вопрос.
— У меня есть адрес, — ответил бармен. Он передал Паскью листок бумаги и объяснил дорогу.
— А кто оставил записку?
Бармен пожал плечами:
— Кто-то позвонил. Сказал, что не сможет прийти и что вы увидитесь позже.
— А как вы узнали, что это я?
Казалось, впервые во время беседы бармен проявил к нему интерес.
— Что-нибудь не так?
— Да нет, любопытно просто. Как вы догадались, что это я?
— Он сказал, что я вас не знаю.
Паскью не понял его.
Бармен жестом указал на бар и город за окнами.
— Всех остальных я знаю.
Паскью положил листок в карман и спросил:
— А почему вы не сказали об этом сразу, как только я вошел сюда?
— Он предупредил, что спешить не надо. Что сначала вы должны немного выпить.
— Вы хорошо его знаете? — спросил Паскью. — Моего друга?
— Не думаю. — Бармен медленно покачал головой. — Во всяком случае, голос его мне незнаком.
* * *
Луна в три четверти поблескивала из-за тонкого темного облачка. Паскью подождал, пока проедет автобус, перешел улицу и облокотился о дамбу, сомкнув кисти рук. Со стороны его можно было принять за молящегося. Футах в пятидесяти отсюда виднелась белая полоса — там волны с негромким шипением накатывались на берег.
«Сделай это, — сказал он себе. — Что ты потеряешь?»
Бармен подробно объяснил дорогу — заблудиться было невозможно.
Дорога вдоль городских окраин, дом на отшибе, темные окна. Паскью громко рассмеялся.
— О, Иисусе! — произнес он. — Что за чертовщина? Лучше, пожалуй, не входить.
Он прошел по маленькой дорожке к двери. При свете уличных фонарей видно было, что она слегка приоткрыта — его приглашали войти. Он прошел чуть-чуть вправо и заглянул в окно. Совершенно пустая комната — голые стены, голый досчатый пол.
Паскью все же вошел. Стук захлопнувшейся входной двери гулким эхом пронесся по коридору и комнатам. Он подождал. Никого. Он переходил из комнаты в комнату, но все, как одна, были пустые. Наверху все двери были закрыты, кроме единственной. Луч маслянистого света падал на лестницу.
«Что же мне делать? — подумал Паскью. — Я знаю, что привело меня сюда. Но стоило ли заходить так далеко? Город, отель, телефонный звонок, бар, теперь этот дом... Все как будто логично и в то же время нелепо. Кто знает, в какой момент следует повернуть назад? И вот я стою на пороге комнаты в пустом доме в ожидании смерти».
Паскью все же вошел. В комнате горело много свечей. Одна стояла на столе. И там же — бутылка «шабли», поставленная на лед. Откупоренная, с горлышком, обернутым льняной салфеткой. Ведерко для льда покрылось капельками влаги. На тарелке с золотым ободком лежала копченая семга. Кроме того, на столе были тарелки с хлебом, салатом, веточка камелии в узкой вазе и магнитофон.
Паскью осмотрел комнату. Помимо стола и стула, в углу комнаты стоял высокий сосновый шкаф — старомодный гардероб, — ведь комната, несомненно, служила спальней. Стоять спиной к двери было неприятно, поэтому он торопливо прошел к шкафу и открыл его. В нос ударил специфический запах старой одежды, однако шкаф был пуст.
Он уселся на стул, откуда видна была дверь.
«Ты мог бы уйти», — подумал он.
Еда, разложенная перед ним, внезапно вызвала у него приступ голода. Слюна заполнила рот. Он нажал клавишу магнитофона, съежившись от страха. Но, вопреки его опасениям, никакого взрыва не произошло. Просто кто-то заговорил тем же хриплым голосом, медленно выговаривая слова:
«Очень сожалею, что приходится поступать с тобой подобным образом, Сэм. Мой план... Возможно, он тебе покажется нелепым — слишком много ухищрений. Но я не мог встретиться с тобой в баре. Ты и сам это хорошо понимаешь. Для такого разговора требуется более укромное место. Разве не так? Ты думаешь, я попрошу у тебя денег, чтобы я молчал про Лори, про то, что с ней... Ну что же, вполне возможно... Я хотел, чтобы наша встреча прошла без свидетелей. Я видел, как ты пришел совершенно один, и остался очень доволен. Уверен, что и впредь будет так. Не сомневаюсь в этом. Готов биться об заклад. Лори — слишком большой секрет, чтобы с кем-нибудь им делиться. Уж я-то знаю. Налей себе бокал „шабли“, Сэм. Ты когда-нибудь пробовал копченую семгу? Путь был долгий, ты, должно быть, проголодался. — Снова послышался смех, хрипловатый, приглушенный, радостный. — Ни о чем не волнуйся. Еда отменная. С едой все в порядке».
Паскью неожиданно для себя налил вино в бокал, снова поставил бутылку в лед, взял вилку и переложил ее на другое место.
«Сегодня, пожалуй, уже поздновато, тебе не кажется? Сегодня мы и так достаточно сделали. Стоит ли торопить события? Увидимся завтра. Здесь же.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104