Ненадежность коллег, нарушенные планы... Похоже, по какому-то гороскопу для меня наступило неблагоприятное время, да? Теперь мне нужно слегка расслабиться. Как редко жизнь предоставляет нам такую возможность, правда? Я имею в виду возможность расслабиться. А окрестные шлюхи, откровенно говоря, довольно скучны. Настоящие провинциалки, невероятно живые и похотливые, не успеешь глазом моргнуть, а она уже лежит, распластавшись на спине. Своего рода невинность, честное слово. Похоже, они считают, что секс — это простое совокупление.
Последнюю фразу он договаривал уже на ходу, наслаждаясь тем, как меняется лицо Карлы при его приближении. Абсолютно голый, он подошел к ней и прижал ее бедра к кровати, навалившись всей своей тяжестью, направив член ей прямо в лицо. Потом расстегнул пуговицы на ее рубашке и распахнул ее.
— Люк Маллен, — произнес он, — Люк Маллен, Люк Маллен, Люк Маллен... Он был полезен раньше, и много лет, он и сейчас полезен. Но как долго это продлится? Вот в чем вопрос. По-моему, не долго. А почему? Да потому что степень полезности Люка определялась его отношением к окружающему миру и к себе самому. Раньше он готов был на все, не думая о последствиях. На небольшую опасность, небольшой риск, и я прибегал к его услугам время от времени.
Ее лифчик был всего лишь ажурным кружевом. Поэтому он просто сдвинул его с груди, хлопнув резинкой, соединяющей чашечки.
— А теперь все изменилось. Люк стал сложным, а следовательно, опасным. Почему? Потому что ему не все равно, что происходит в его жизни. Почему? Потому что он теперь увлеченно думает о будущем. Почему? Потому что он полюбил тебя.
У Карлы пересохло во рту; слюны не набиралось даже для плевка. Эллвуд переместил свой вес ей на ноги и теперь мог расстегнуть пряжку ее ремня. Он расстегивал «молнию» на джинсах, миллиметр за миллиметром, склонив голову, и глаза его сверкали.
— Надо же, зеленые! — отметил он. — Трусики цвета зеленого яблока — просто восхитительно!
Уже близился вечер, но по-прежнему было тепло, через окно спальни в номере отеля до Карлы доносился шум океана, ветерок с набережной обдувал ее. Эллвуд наклонился и быстро поцеловал ее, язык проскользнул между губами и увлажнил десны.
— Это палка о двух концах, как ты понимаешь. Впервые он напуган, и я могу использовать этот страх. Но обратная сторона медали заключается в том, что ты — причина его страха. Теперь он хочет заполучить обратно свою жизнь, а я не могу себе позволить отдать ее ему. По крайней мере сейчас, а возможно, и никогда.
Он подошел к краю кровати, туда, где лежали ее ноги, схватил джинсы за обе штанины, стащил их и бросил на пол. Вслед за ними вспорхнули в воздухе зеленые трусики. Он опустился на колени возле ее ног и улыбнулся.
— Что же мне теперь делать? Как добиться от него того, что мне нужно? Как обернуть его страх в свою пользу? Должен ведь существовать какой-то способ. Так или иначе, вина лежит на тебе, а потому раздвинь-ка ноги, сучка.
* * *
Зено взял факел и раздул оранжево-черное пламя. Он проглотил огонь, а вместо него достал кажущуюся нескончаемой вереницу флажков, оранжевых и черных.
Все предметы, используемые в представлении, извлекали из большого сундука, а закончив фокусы, снова убирали их туда. Показав зрителям, что сундук пуст, Зено залез в него сам и закрыл крышку.
* * *
Эллвуд набросился на нее жадно, неистово, язык его ласкал ее между ног, потом оказался у нее во рту, руки проводили по груди, по волосам, надавливали на бедра. Наконец он сел на нее верхом, выгнул спину от удовольствия. Потом приподнял ее колени и вошел в нее, не отрывая взгляда от ее лица, следя за выражением глаз.
Рот Карлы увлажнился, она чувствовала вкус его поцелуя где-то в горле. На руках проступила сетка прожилок, от локтя до запястья.
— Развяжи меня! — Она не говорила, а завывала, как животное.
Эллвуд лег на нее, пальцы его поглаживали ее по шее, бедра непрестанно вздымались.
— Развяжи меня!
Он распутал узлы, завязанные по обе стороны кровати, освободив ее. Она тут же вскинула руки, обхватив его за шею и за спину, и впилась ноготками в его кожу. Ногами она обвилась вокруг его тела пониже ребер, сомкнув их на спине. Опутав его руками и ногами, она все крепче прижимала его к себе и выла, выла без умолку:
— О, Господи, Валлас, Иисусе!.. Давай!.. О Боже!.. Еще, еще, Валлас, Валлас!.. Господи!.. Трахни меня, Валлас!.. Господи... Давай!.. Иисусе... Давай. Господи...
Это была нескончаемая, страстная молитва, в которой слились неутолимая похоть и близость так долго оттягиваемого момента полного блаженства.
* * *
А потом они просто лежали, мокрые от пота. Карла держала ладонь между ног, словно хотела продлить сладостное ощущение. Эллвуд наклонился к ней с улыбкой, дождавшись, пока она улыбнется в ответ, и кончиком языка дотронулся до ее зубов.
— Я не предполагала, что он влюбится в меня, — говорила она, — не думала, что влюбится так сильно.
— Никто не знал. Даже тот парень, который разрабатывал для нас образ. — Эллвуд вспомнил, как они тщательно готовились. Он натаскивал ее вместе с двумя специалистами, специально подобранными для этого задания. Помимо него, с ней работали две женщины. Одна — психолог, другая — актриса. «Ты — всеми заброшенная, всеми забытая», — разъяснял ей тогда Эллвуд. Он повторил ей сейчас эту фразу и рассмеялся: — Да, ты все прекрасно усвоила!
Они искали конкретного человека, а не тип. Им нарисовали кого-то потерянного, беззащитного, человека без прошлого. Все это было хорошо, но чего-то не хватало. Во время репетиции образ ее подвергался доработке. Карла вместе с актрисой отдельными штрихами подправляли внешний облик: никакой косметики, простая прическа, одежда истрепана, как у цыганки; потом добавилась еще одна блестящая деталь — хромота. Вместе с психологом Карла придумала себе характер, соединяющий в себе покорность, преданность, зависимость. Она была как чистый лист бумаги, на котором можно писать все, что угодно.
— Черты характера были подобраны очень удачно, — сказал Эллвуд. — Прямо в яблочко угодили. — Он вспомнил обрывок фразы, прозвучавшей тогда: «...Как будто ее выбросило на берег волной...» Да, они смогли добиться этого эффекта.
— А кто это был? — поинтересовалась Карла.
— Ты о ком?
— Кто разработал образ?
— Том Кэри. — Эллвуд улыбнулся. — Отец Том. Преподобный отец Том, Преподобный вонючий отец Том... Кто же, как не он? Для этого и существуют исповедники, да? Чтобы знать все маленькие слабости, исследовать все темные закоулки души. Ну что же, надо признать, он потрудился на славу...
— Даже перестарался, — она сказала это, опередив Эллвуда. — Из-за меня он убил двух человек, а теперь хочет устраниться, потому что игра не пошла...
— И увезти тебя навстречу лучшей жизни, — продолжил Эллвуд.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104
Последнюю фразу он договаривал уже на ходу, наслаждаясь тем, как меняется лицо Карлы при его приближении. Абсолютно голый, он подошел к ней и прижал ее бедра к кровати, навалившись всей своей тяжестью, направив член ей прямо в лицо. Потом расстегнул пуговицы на ее рубашке и распахнул ее.
— Люк Маллен, — произнес он, — Люк Маллен, Люк Маллен, Люк Маллен... Он был полезен раньше, и много лет, он и сейчас полезен. Но как долго это продлится? Вот в чем вопрос. По-моему, не долго. А почему? Да потому что степень полезности Люка определялась его отношением к окружающему миру и к себе самому. Раньше он готов был на все, не думая о последствиях. На небольшую опасность, небольшой риск, и я прибегал к его услугам время от времени.
Ее лифчик был всего лишь ажурным кружевом. Поэтому он просто сдвинул его с груди, хлопнув резинкой, соединяющей чашечки.
— А теперь все изменилось. Люк стал сложным, а следовательно, опасным. Почему? Потому что ему не все равно, что происходит в его жизни. Почему? Потому что он теперь увлеченно думает о будущем. Почему? Потому что он полюбил тебя.
У Карлы пересохло во рту; слюны не набиралось даже для плевка. Эллвуд переместил свой вес ей на ноги и теперь мог расстегнуть пряжку ее ремня. Он расстегивал «молнию» на джинсах, миллиметр за миллиметром, склонив голову, и глаза его сверкали.
— Надо же, зеленые! — отметил он. — Трусики цвета зеленого яблока — просто восхитительно!
Уже близился вечер, но по-прежнему было тепло, через окно спальни в номере отеля до Карлы доносился шум океана, ветерок с набережной обдувал ее. Эллвуд наклонился и быстро поцеловал ее, язык проскользнул между губами и увлажнил десны.
— Это палка о двух концах, как ты понимаешь. Впервые он напуган, и я могу использовать этот страх. Но обратная сторона медали заключается в том, что ты — причина его страха. Теперь он хочет заполучить обратно свою жизнь, а я не могу себе позволить отдать ее ему. По крайней мере сейчас, а возможно, и никогда.
Он подошел к краю кровати, туда, где лежали ее ноги, схватил джинсы за обе штанины, стащил их и бросил на пол. Вслед за ними вспорхнули в воздухе зеленые трусики. Он опустился на колени возле ее ног и улыбнулся.
— Что же мне теперь делать? Как добиться от него того, что мне нужно? Как обернуть его страх в свою пользу? Должен ведь существовать какой-то способ. Так или иначе, вина лежит на тебе, а потому раздвинь-ка ноги, сучка.
* * *
Зено взял факел и раздул оранжево-черное пламя. Он проглотил огонь, а вместо него достал кажущуюся нескончаемой вереницу флажков, оранжевых и черных.
Все предметы, используемые в представлении, извлекали из большого сундука, а закончив фокусы, снова убирали их туда. Показав зрителям, что сундук пуст, Зено залез в него сам и закрыл крышку.
* * *
Эллвуд набросился на нее жадно, неистово, язык его ласкал ее между ног, потом оказался у нее во рту, руки проводили по груди, по волосам, надавливали на бедра. Наконец он сел на нее верхом, выгнул спину от удовольствия. Потом приподнял ее колени и вошел в нее, не отрывая взгляда от ее лица, следя за выражением глаз.
Рот Карлы увлажнился, она чувствовала вкус его поцелуя где-то в горле. На руках проступила сетка прожилок, от локтя до запястья.
— Развяжи меня! — Она не говорила, а завывала, как животное.
Эллвуд лег на нее, пальцы его поглаживали ее по шее, бедра непрестанно вздымались.
— Развяжи меня!
Он распутал узлы, завязанные по обе стороны кровати, освободив ее. Она тут же вскинула руки, обхватив его за шею и за спину, и впилась ноготками в его кожу. Ногами она обвилась вокруг его тела пониже ребер, сомкнув их на спине. Опутав его руками и ногами, она все крепче прижимала его к себе и выла, выла без умолку:
— О, Господи, Валлас, Иисусе!.. Давай!.. О Боже!.. Еще, еще, Валлас, Валлас!.. Господи!.. Трахни меня, Валлас!.. Господи... Давай!.. Иисусе... Давай. Господи...
Это была нескончаемая, страстная молитва, в которой слились неутолимая похоть и близость так долго оттягиваемого момента полного блаженства.
* * *
А потом они просто лежали, мокрые от пота. Карла держала ладонь между ног, словно хотела продлить сладостное ощущение. Эллвуд наклонился к ней с улыбкой, дождавшись, пока она улыбнется в ответ, и кончиком языка дотронулся до ее зубов.
— Я не предполагала, что он влюбится в меня, — говорила она, — не думала, что влюбится так сильно.
— Никто не знал. Даже тот парень, который разрабатывал для нас образ. — Эллвуд вспомнил, как они тщательно готовились. Он натаскивал ее вместе с двумя специалистами, специально подобранными для этого задания. Помимо него, с ней работали две женщины. Одна — психолог, другая — актриса. «Ты — всеми заброшенная, всеми забытая», — разъяснял ей тогда Эллвуд. Он повторил ей сейчас эту фразу и рассмеялся: — Да, ты все прекрасно усвоила!
Они искали конкретного человека, а не тип. Им нарисовали кого-то потерянного, беззащитного, человека без прошлого. Все это было хорошо, но чего-то не хватало. Во время репетиции образ ее подвергался доработке. Карла вместе с актрисой отдельными штрихами подправляли внешний облик: никакой косметики, простая прическа, одежда истрепана, как у цыганки; потом добавилась еще одна блестящая деталь — хромота. Вместе с психологом Карла придумала себе характер, соединяющий в себе покорность, преданность, зависимость. Она была как чистый лист бумаги, на котором можно писать все, что угодно.
— Черты характера были подобраны очень удачно, — сказал Эллвуд. — Прямо в яблочко угодили. — Он вспомнил обрывок фразы, прозвучавшей тогда: «...Как будто ее выбросило на берег волной...» Да, они смогли добиться этого эффекта.
— А кто это был? — поинтересовалась Карла.
— Ты о ком?
— Кто разработал образ?
— Том Кэри. — Эллвуд улыбнулся. — Отец Том. Преподобный отец Том, Преподобный вонючий отец Том... Кто же, как не он? Для этого и существуют исповедники, да? Чтобы знать все маленькие слабости, исследовать все темные закоулки души. Ну что же, надо признать, он потрудился на славу...
— Даже перестарался, — она сказала это, опередив Эллвуда. — Из-за меня он убил двух человек, а теперь хочет устраниться, потому что игра не пошла...
— И увезти тебя навстречу лучшей жизни, — продолжил Эллвуд.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104