Паскью вполне мог приобрести что-то получше — ему достаточно было просто работать, чтобы иметь кучу денег. Но он остался здесь. Не то что ему нравился этот район, или он находил эти места живописными, не то чтобы он ленился. Просто он считал, что ничего лучшего не заслуживает.
Глава 8
Зено стоял в глубине сцены, в темноте, и смотрел, как они заходят в зал — его зрители, верные поклонники его таланта. Их было несколько.
С правой стороны сцены находился деревянный сундук. Слева — большая афиша, водруженная на подставку: «ВЕЛИКИЙ ЗЕНО», — дальше шел перечень номеров, ровными черными буквами, в обрамлении узоров и завитушек. Все это было похоже на плохой водевиль.
Освещение убогое, как всегда: тусклый свет, просачивающийся из-за кулис, и прожектор, установленный позади Зено. Санитар, добровольно взявшийся за работу электрика, никогда не помнил очередности номеров. Когда-то это помещение использовали под склад, потом — как комнату отдыха, а сейчас здесь устроили зал для представлений. Глубина сцены оставалась в полумраке, к великому неудовольствию Зено. Ведь зрители могли подумать, что это сделано нарочно, что в темноте легче показывать разные трюки. Но, так или иначе, Зено получил возможность выступать...
Им что, больше нечего делать? Или некуда пойти? Или и то, и другое вместе? Некоторые смотрели на сцену горящими глазами, с нетерпением ожидая представления, другие — безразлично, третьи — с недоверием, за которым таилась злость.
Многие зрители уже примелькались, и Зено сразу заметил их, стоило им усесться в кресла: Дама с Цветком, Кашляющий Мак, Пташка, Удивленная Челюсть, Собачья морда, Мужчина с Большим Галстуком-Бабочкой... Завсегдатаи приносили с собой нитки для вязания, бутерброды, газеты с новостями спорта. Иногда казалось, что они приходят сюда повидаться друг с другом. Ведь они не пропускали ни единого представления. Быть может, они уже как-то сроднились между собой на почве регулярного посещения выступлений Зено? Ведь не от дождя они пришли сюда укрыться, как какие-нибудь случайные прохожие. Они были постоянны в своем увлечении, ни дождь, ни снег, ни палящий зной не в силах были им воспрепятствовать. Ему представлялось, как они обмениваются взглядами и печально улыбаются, вдруг обнаружив, что кто-то из этой маленькой семьи не пришел. Но ничего подобного он не заметил, как ни приглядывался. Они никогда не смотрели по сторонам, никогда не улыбались и не переговаривались между собой. Взоры их были прикованы к сцене, они устраивались поудобнее и ждали, пока им покажут что-нибудь, поражающее воображение.
Зено дождался, пока стихнет шум, потом вышел из темноты и под несмолкающие аплодисменты стал показывать свой первый фокус.
Он разложил веером колоду карт, потом карты исчезли и снова появились уже в другой руке, рука взметнулась вверх — и веер превратился в трость с красным шелковым вымпелом, который он связывал узлом и развязывал легким движением кисти.
Трость превратилась в веревку, а на месте вымпела вспыхнуло пламя.
Он стал раскручивать веревку с петлей на конце, словно ковбой — лассо, внутри петли, слегка потрескивая, пылал огонь, похожий на флаг, реющий на ветру.
Потом петля стала увеличиваться и повисла перед Зено огромным пылающим нулем, он раз-другой прошел сквозь нее, затем подбросил ее вверх — и оттуда посыпались золотые брызги.
«Паскью, — мысленно произнес он, — ты стал опасным для меня. И для Карлы тоже. Для нашей совместной жизни. Ты — как тень, как грязное пятно на ней. Ты — часть прошлого, а мне прошлое не нужно, будь оно заключено в тебе или в ком-то другом; мне хочется взять тряпку и стереть это пятно. И Эллвуд мне не нужен. Ждать осталось недолго — я сделаю все, что он хочет, и вычеркну его из своей жизни, как старый адрес или неправильный телефонный номер. Однажды ночью мы с Карлой уедем. Я ей скажу, что умер мой брат, и деньги достались мне. Мы уедем под покровом темноты, как беглецы, сменим адрес и номер телефона».
Он начал работать с сундуком, для начала показав, что он пуст. Потом по поднятой крышке прокатились три шара и заскочили ему в руки. Он стал жонглировать этими шипящими шарами, наполненными бледно-зеленым светом, кто-то спохватился и погасил лампы, но пятно прожектора продолжало метаться по сцене, стараясь отыскать Зено.
Карла вошла в его жизнь несчастным созданием, нуждающимся в заботе. Другие сочли бы ее пресной, но на самом деле это было не так. Да, она действительно не так заботилась о своей внешности, как другие женщины. Светлые волосы, просто расчесанные на пробор, падали на плечи; она не пользовалась ни помадой, ни тушью для ресниц, не красила ногти, одежду всегда подбирала практичную и неброскую. Многие сразу обращали внимание на ее ноги и походку — она покачивалась при ходьбе, особенно когда болела нога.
Однажды ночью они просто исчезнут, и никто их никогда не найдет. Пропадут, как будто их и не было, как по волшебству.
Он наткнулся на нее на пляже, у самой воды, словно на обломок, выброшенный на сушу после кораблекрушений. Позже она рассказала ему, что остановилась на берегу океана, потому что дальше идти было некуда. Она оставила все сознательно, но вряд ли это можно было расценить как жертву, потому что потеряла она совсем немного. Капли дождя текли по ее лицу, смешиваясь со слезами, она вымокла до нитки. Он повел ее к себе, ничего другого не оставалось. Они прошли по пляжу, ступая по острым камням и рыхлому песку, и ее хромота становилась все заметней. «Я в детстве болела полиомиелитом», — объяснила она и взяла его под руку, как старого знакомого.
Осветитель вспомнил наконец, что нужно выключить прожектор. В неярком золотистом свете шары, посвистывая, летали по воздуху, вычерчивая зелеными, красными линиями башни, деревья, колонны, изгибы арок, громады небоскребов — словом, изображая все то, что мелькает перед глазами, когда смотришь на огонь. Зрители застыли в напряжении, как дикие ночные звери, окружившие лагерь с людьми.
Карла так и осталась у него. Она ни о чем его не расспрашивала, как и Зено ее. По молчаливому согласию оба относились к прошлому, как к ночи без слов. Когда они впервые занялись любовью, она вся дрожала, но умоляла его продолжать, будто страшилась и желала этого. Она вцепилась в него, словно ей дали последний шанс выбраться из бескрайней водной пустыни.
На другой день Карла приготовила ему поесть, словно само собой подразумевалось, что это ее обязанность. Потом собрала его грязную одежду и постирала. Навела порядок в доме...
Он подбросил шары, и они взметнулись высоко, под самую крышу, потом один за другим стали падать, все еще излучая сияние, будто тысячи ламп, и сливаясь с ним. Свет ослепил зрителей, как в свое время — Ника Говарда.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104
Глава 8
Зено стоял в глубине сцены, в темноте, и смотрел, как они заходят в зал — его зрители, верные поклонники его таланта. Их было несколько.
С правой стороны сцены находился деревянный сундук. Слева — большая афиша, водруженная на подставку: «ВЕЛИКИЙ ЗЕНО», — дальше шел перечень номеров, ровными черными буквами, в обрамлении узоров и завитушек. Все это было похоже на плохой водевиль.
Освещение убогое, как всегда: тусклый свет, просачивающийся из-за кулис, и прожектор, установленный позади Зено. Санитар, добровольно взявшийся за работу электрика, никогда не помнил очередности номеров. Когда-то это помещение использовали под склад, потом — как комнату отдыха, а сейчас здесь устроили зал для представлений. Глубина сцены оставалась в полумраке, к великому неудовольствию Зено. Ведь зрители могли подумать, что это сделано нарочно, что в темноте легче показывать разные трюки. Но, так или иначе, Зено получил возможность выступать...
Им что, больше нечего делать? Или некуда пойти? Или и то, и другое вместе? Некоторые смотрели на сцену горящими глазами, с нетерпением ожидая представления, другие — безразлично, третьи — с недоверием, за которым таилась злость.
Многие зрители уже примелькались, и Зено сразу заметил их, стоило им усесться в кресла: Дама с Цветком, Кашляющий Мак, Пташка, Удивленная Челюсть, Собачья морда, Мужчина с Большим Галстуком-Бабочкой... Завсегдатаи приносили с собой нитки для вязания, бутерброды, газеты с новостями спорта. Иногда казалось, что они приходят сюда повидаться друг с другом. Ведь они не пропускали ни единого представления. Быть может, они уже как-то сроднились между собой на почве регулярного посещения выступлений Зено? Ведь не от дождя они пришли сюда укрыться, как какие-нибудь случайные прохожие. Они были постоянны в своем увлечении, ни дождь, ни снег, ни палящий зной не в силах были им воспрепятствовать. Ему представлялось, как они обмениваются взглядами и печально улыбаются, вдруг обнаружив, что кто-то из этой маленькой семьи не пришел. Но ничего подобного он не заметил, как ни приглядывался. Они никогда не смотрели по сторонам, никогда не улыбались и не переговаривались между собой. Взоры их были прикованы к сцене, они устраивались поудобнее и ждали, пока им покажут что-нибудь, поражающее воображение.
Зено дождался, пока стихнет шум, потом вышел из темноты и под несмолкающие аплодисменты стал показывать свой первый фокус.
Он разложил веером колоду карт, потом карты исчезли и снова появились уже в другой руке, рука взметнулась вверх — и веер превратился в трость с красным шелковым вымпелом, который он связывал узлом и развязывал легким движением кисти.
Трость превратилась в веревку, а на месте вымпела вспыхнуло пламя.
Он стал раскручивать веревку с петлей на конце, словно ковбой — лассо, внутри петли, слегка потрескивая, пылал огонь, похожий на флаг, реющий на ветру.
Потом петля стала увеличиваться и повисла перед Зено огромным пылающим нулем, он раз-другой прошел сквозь нее, затем подбросил ее вверх — и оттуда посыпались золотые брызги.
«Паскью, — мысленно произнес он, — ты стал опасным для меня. И для Карлы тоже. Для нашей совместной жизни. Ты — как тень, как грязное пятно на ней. Ты — часть прошлого, а мне прошлое не нужно, будь оно заключено в тебе или в ком-то другом; мне хочется взять тряпку и стереть это пятно. И Эллвуд мне не нужен. Ждать осталось недолго — я сделаю все, что он хочет, и вычеркну его из своей жизни, как старый адрес или неправильный телефонный номер. Однажды ночью мы с Карлой уедем. Я ей скажу, что умер мой брат, и деньги достались мне. Мы уедем под покровом темноты, как беглецы, сменим адрес и номер телефона».
Он начал работать с сундуком, для начала показав, что он пуст. Потом по поднятой крышке прокатились три шара и заскочили ему в руки. Он стал жонглировать этими шипящими шарами, наполненными бледно-зеленым светом, кто-то спохватился и погасил лампы, но пятно прожектора продолжало метаться по сцене, стараясь отыскать Зено.
Карла вошла в его жизнь несчастным созданием, нуждающимся в заботе. Другие сочли бы ее пресной, но на самом деле это было не так. Да, она действительно не так заботилась о своей внешности, как другие женщины. Светлые волосы, просто расчесанные на пробор, падали на плечи; она не пользовалась ни помадой, ни тушью для ресниц, не красила ногти, одежду всегда подбирала практичную и неброскую. Многие сразу обращали внимание на ее ноги и походку — она покачивалась при ходьбе, особенно когда болела нога.
Однажды ночью они просто исчезнут, и никто их никогда не найдет. Пропадут, как будто их и не было, как по волшебству.
Он наткнулся на нее на пляже, у самой воды, словно на обломок, выброшенный на сушу после кораблекрушений. Позже она рассказала ему, что остановилась на берегу океана, потому что дальше идти было некуда. Она оставила все сознательно, но вряд ли это можно было расценить как жертву, потому что потеряла она совсем немного. Капли дождя текли по ее лицу, смешиваясь со слезами, она вымокла до нитки. Он повел ее к себе, ничего другого не оставалось. Они прошли по пляжу, ступая по острым камням и рыхлому песку, и ее хромота становилась все заметней. «Я в детстве болела полиомиелитом», — объяснила она и взяла его под руку, как старого знакомого.
Осветитель вспомнил наконец, что нужно выключить прожектор. В неярком золотистом свете шары, посвистывая, летали по воздуху, вычерчивая зелеными, красными линиями башни, деревья, колонны, изгибы арок, громады небоскребов — словом, изображая все то, что мелькает перед глазами, когда смотришь на огонь. Зрители застыли в напряжении, как дикие ночные звери, окружившие лагерь с людьми.
Карла так и осталась у него. Она ни о чем его не расспрашивала, как и Зено ее. По молчаливому согласию оба относились к прошлому, как к ночи без слов. Когда они впервые занялись любовью, она вся дрожала, но умоляла его продолжать, будто страшилась и желала этого. Она вцепилась в него, словно ей дали последний шанс выбраться из бескрайней водной пустыни.
На другой день Карла приготовила ему поесть, словно само собой подразумевалось, что это ее обязанность. Потом собрала его грязную одежду и постирала. Навела порядок в доме...
Он подбросил шары, и они взметнулись высоко, под самую крышу, потом один за другим стали падать, все еще излучая сияние, будто тысячи ламп, и сливаясь с ним. Свет ослепил зрителей, как в свое время — Ника Говарда.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104