В его салоне светился экран маленького телевизора, некоторые таксисты устанавливают их на спинке переднего сиденья. Пара пассажиров, вытянув шеи, всматривалась в него, и на их улыбающиеся лица падал голубоватый отсвет. Сигне с завистью уставилась на них. Я смотрел на нее в зеркальце заднего вида.
— Противный старый ворчун. Он учит меня русскому, а когда я путаюсь в этих ужасных прилагательных, он жутко злится. Сущий грубиян.
— С Харви все в порядке, — заверил ее я. — Он не святой, но и не грубиян. Просто порой у него портится настроение, вот и все.
— А ты знаешь другого человека, у которого бы так менялось настроение, как у него? Ну-ка, расскажи мне!
— Другого с таким переменчивым настроением не существует. Это и отличает человека от машины, тем он и интересен — все люди разные.
— Ты мужчина. А вы, мужчины, все поддерживаете друг друга. — Светофор моргнул, и я переключил скорость. Спорить с Сигне, когда она уже завелась, не имело смысла. — Кто стирает, готовит и смотрит за домом? — спросила она с заднего сиденья. — Кто поддерживал его и вытаскивал из неприятностей, когда контора в Нью-Йорке жаждала его крови?
— Ты, и только ты, — покорно согласился я.
— Да! — гордо воскликнула она. — Именно я. — Голос у нее поднялся на три октавы, она громко фыркнула, и я слышал, как Сигне щелкнула замком сумочки. — А все деньги достанутся его жене. — Она снова фыркнула.
— Неужто? — с неподдельным интересом спросил я.
Она рылась в сумочке, разыскивая носовой платок, губную помаду и тушь для век, без которых женщина не может обойтись даже в минуту скорби или гнева.
— Да! Все тринадцать тысяч долларов...
— Тринадцать тысяч долларов! — Мое удивление придало ей новые силы.
— Да, вся сумма, которую утром я оставила в такси. Их взял этот человек и перевел на счет миссис Ньюбегин в Сан-Антонио в Техасе. Харви понятия не имеет, что мне все известно, это секрет, но я сумела его раскопать. И могу ручаться, нью-йоркская контора с удовольствием ознакомится с некой небольшой информацией.
— Может, так и есть.
Мы подъехали к дому. Выключив двигатель, я повернулся к ней. Она наклонилась с заднего сиденья, почти сползая с него. Растрепанные волосы падали на лицо, прикрывая его подобно створкам золотых дверей. Все пуговицы и пряжки на ее пальто были застегнуты и затянуты; в таком виде я впервые увидел ее у дверей Каарны.
— Так и есть, — буркнула она из-за золотого полукруга волос. — И это не первые деньги, которые Харви присвоил.
— Подожди, — вежливо возразил я. — Ты не можешь бросаться такими обвинениями без стопроцентных доказательств их подлинности. — Я замолчал, прикидывая, удалось ли спровоцировать ее на дальнейшие откровения.
— Я никогда попусту не бросаюсь обвинениями, — всхлипнула Сигне. — Я люблю Харви. — И из-под спутанной копны волос донеслись слабые звуки, напоминающие попискивание канарейки.
— Брось! Нет такого мужчины на свете, из-за которого стоило бы плакать, — утешил я.
Она послушно подняла глаза и улыбнулась сквозь слезы. Я вручил ей большой носовой; платок.
— Высморкайся.
— Я люблю его. Он дурак, но я готова умереть ради него.
— Ясно, — поставил я точку, и она вытерла нос.
Следующим утром завтракали мы все вместе. Сигне из кожи вон лезла, дабы создать у Харви впечатление, что он дома в Америке. На столе стоял грейпфрутовый сок, ветчина, блинчики с кленовым сиропом, тосты с корицей и слабый кофе. Харви был в хорошем настроении: он жонглировал тарелками и говорил: «Кое-что эти русские делают чертовски хорошо» и еще «пип-пип».
— Только чтобы просветить тебя, Харви, — заметил я. — Никто из англичан, которых я встречал, не говорит «пип-пип».
— Правда? — удивился Харви. — А вот когда я играл англичан на сцене, они почти все время говорили «пип-пип».
— На сцене? — удивился я. — Вот уж чего не знал, что ты еще и актер.
— По сути, я не актер. Просто после окончания колледжа ездил с бродячими театрами. В то время я довольно серьезно относился к этому занятию, но чем голоднее я становился, тем больше таяла моя решимость. Потом один приятель из колледжа устроил меня на работу в министерство обороны.
— Даже не могу тебя представить актером, — пожал я плечами.
— А я могу, — вмешалась Сигне. — Он носится как коростель на дороге. — В словах ее легко распознавалась манера говорить Харви.
— Ребята, до чего классные были времена, — улыбнулся он. — Никто из нас ничего не понимал и не знал. Только наш менеджер кое в чем разбирался, но мы его буквально с ума сводили. Каждое утро вся компания тащилась на сцену. И он говорил: «Вы у меня, задницы, будете работать до упаду, весь день. Потому что я сукин сын и жестокий тиран. Критики — невежественные сукины дети, зрители — сукины дети-мещане, а вы просто тупые сукины дети. Единственная стоящая вещь в мире — это театр». И каждое утро он говорил нам это. Каждое утро! Ребята, до чего я был счастлив тогда. Только я об этом не догадывался, вот и все.
— А разве сейчас ты не счастлив? — обеспокоенно спросила Сигне.
— Конечно, милая, конечно. — Харви обнял ее и притянул к себе.
— Вытри лицо, — сказала Сигне. — У тебя ореховое масло на подбородке.
— До чего романтичная баба, не так ли? — расхохотался Харви.
— Не называй меня бабой, — запротестовала Сигне и попыталась шутливо шлепнуть его по лицу, но Харви перехватил ее руку, а когда она пустила в ход другую, между ними завязалась веселая возня. Как бы Сигне ни старалась, Харви успевал поставить блок ее ладошкам, пока наконец он не развел руки, и она оказалась в его объятиях.
— Теперь мы должны поговорить о делах, милая. Не сходить ли тебе в город купить туфли, которые ты так хотела? — Он вытянул из пачки денег банкнот в сто марок.
Сигне радостно схватила ее и выпорхнула из комнаты с криком:
— Намек поняла! Намек поняла!
Харви посмотрел на пачку денег и неторопливо спрятал ее.
Когда дверь закрылась, Харви налил нам еще кофе и приступил:
— Пока ты только наблюдал со стороны, а теперь тебе предстоит вступить в ряды настоящих мужчин.
— С чем это связано? — спросил я. — С обрезанием?
— Все наши операции, — начал Харви, — программируются компьютером. Каждый этап фиксируется на специальном файле, и когда ты, агент, сообщаешь машине о завершении его, машина — исходя из того, что все задействованные агенты выдали свою информацию, — сообщает тебе о следующем этапе.
— Ты хочешь сказать, что вы работаете для вычислительной машины?
— Мы называем ее «Мозгом», — сообщил Харви. — Только так можно быть уверенным, что не произойдет никакой утечки. Машина сопоставляет и корректирует отчеты всех агентов и выдает очередной набор инструкций. У каждого агента есть номер телефона. Он звонит по нему и далее следует полученной инструкции.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78