Я готов.
— Панову и Советову ни гуту.
— За кого вы меня принимаете?
— За офицера, испытанного боем. Такой офицер дорого стоит. У него в голове многое меняется.
Генерал вырвал листок из блокнота, где делал заметки, и протянул его майору:
— Надеюсь, обыскивать тебя не будут. Но лучше выучи наизусть. Иди, майор, и выполни свой долг.
Найденов взял листок, встал, пробежал глазами мелкие цифры и напоследок спросил:
— А как ваше самочувствие, товарищ генерал?
— Практически здоров... И это им еще докажу. Иди...
РУБЦОВ
Сумерки затаились где-то рядом, у стен Старой крепости. Рубцов сидел, привалившись спиной к нагретой солнцем стене. Его пятнистые грубые штаны лопнули на коленях. В дырке левой штанины виднелась запекшаяся кровью большая ссадина. Рубцов курил и щурился на покидающего крепость союзника — солнце. Весь день Рубцов и Сантуш не прекращали вести стрельбу. Вертолетные атаки прекратились, и можно было сосредоточиться на отражении действий противника со стороны шоссе. Сантуш большую часть времени проводил возле орудий. Стрелял без должной точности, но зато перезаряжал быстро. Рубцов, бегая от бойницы к бойнице, пулеметными очередями хирургически отрезал любые возникавшие отростки атаки.
Оба не только не ели, но даже не сделали ни глотка воды. Время для них не существовало. Оно разбилось, рассыпалось на мгновения, которые прихотливо складывались в бесконечно менявшуюся мозаику боя. Иногда Рубцов сам забывал, что они воюют вдвоем. Он громко отдавал команды и тут же бежал их исполнять. Бросал через плечо: «Ударь-ка слева», и через минуту слева начинал работать миномет. Подразделения УНИТА были ошарашены мощью и интенсивностью огня. Даже кубинцы никогда не воевали с такой яростью. Между солдатами пошел гулять слух, что крепость обороняет русский отряд спецназа, переброшенный туда на вертолете. Одного русского уже несколько человек видели в бинокли. Никто из солдат и офицеров с русскими раньше не сталкивался, но были наслышаны об их неутомимой жестокости, злобности и звериной хитрости. Поэтому становились все более осторожными. Никакие грубые окрики командиров не могли оторвать солдат от земли.
Рубцов прикурил сигарету от сигареты. Блаженные минуты расслабления. Может быть, последние. Даже наверное. Ночную атаку вряд ли удастся сдержать. Рубцов всем телом впитывал в себя лучи прощавшегося с ним красноватого диска вечного светила. Незаметно Для себя Рубцов полушептал-полухрипел по своему обыкновению Высоцкого: «Еще несмышленый, зеленый, но чуткий подсолнух уже повернулся верхушкой своей на восток». Вдруг замолчал, вслушиваясь в себя, и закончил: «Восхода не видел, но понял: вот-вот, и взойдет».
И снова в памяти возник двор. Мужики. Портвейн. Как же давно он не пил портвейна. Сладкого. Узбекского. Трехрублевого. Рубцову хотелось о чем-то подумать, но не думалось. Странно. Тем более о чем-то конкретном. Когда теряешь все, нелепо думать о каждой отдельной потере. Рубцов провел языком по сухим губам и вспомнил о пиве, оставшемся в спальне. Сил идти туда не было. Хорошо, что он помирился с Нинкой. Рубцов улыбнулся своему недавнему желанию ее убить.
Пусть теперь дает кому ни попадя. Он свое дело сделал.
Последние лучи солнца котятами ласкались на его груди. Рубцов любил кошек. Совершенно бессмысленное животное. Зачем живут? Неизвестно. Но успокаивает. Ты мордуешься, мордуешься, а они живут.
Рубцов был доволен. Как бы там дальше ни пошло, но удерживать вдвоем целый день крепость — это серьезно. О таком бое он мечтал всю жизнь. В Афгане было не так. Там была война. Политика. А здесь простой бой — ни за кого, ни против кого. Чистое искусство. Победа уже никакой ценности не имела. Но хрен он сдаст им крепость. Или оставит ее... Все равно что подставить морду под чужие кулаки.
Послышалась единичная стрельба. «Надо бы ответить», — вяло подумал подполковник. К нему подбежал взволнованный Сантуш, с ног до головы усыпанный пылью от крепостной стены.
— Иван! — закричал слишком громко оглохший у орудий сержант. — Они подвезли пушки! Готовятся к штурму. Сумерки самое опасное время. Глаз становится неверным.
— Не кричи, Пико, — успокоил его Рубцов.
— Я не кричу. Уходить нужно.
— Куда?
— В лес.
— Зачем?
— Затем, что вечером они туда побоятся сунуться и преследовать не будут.
Рубцов задумался.
— Послушай, Пико, сил у меня нет в такую даль пехом переть. Давай еще немного повоюем. Начинай прямой наводкой по их пушкам.
— Эх, Иван... — обиделся Сантуш и пошел к орудию.
«Какой хороший парень», — отметил про себя Рубцов.
Первый ангольский воин, с которым подполковник обращался запросто, как с русским. И дело не в языке. Просто — свой парень. Значит, такие есть везде. Может, поэтому человечество воюет, воюет, а уничтожить себя не может...
Ухнуло тяжелое орудие. Рубцов усмехнулся, уверенный, что Сантуш опять промахнулся. Надо идти к миномету. Но со стороны шоссе раздался мощный залп. Один из снарядов попал в бойницу, под которой отдыхал подполковник. Груда камней и перекрытий свалилась на голову Рубцову, полностью завалив все тело.
Сантуш ответил еще одним выстрелом и, встревоженный молчанием миномета, побежал узнать, в чем дело. Он метался по крепостной стене в поисках подполковника. Но тот словно испарился. «Неужели струсил?» Сантушу сразу стало стыдно за это подозрение. Его взгляд задержался на груде камней и выхватил блеснувший кусок кованого каблука рубцовского ботинка. Не обращая внимания на канонаду и свист пуль, Сантуш расшвырял камни. Подполковник сидел, уткнувшись в собственные колени. Голова была в крови. Тело неестественно приплюснуто к ногам. «Неужели не разогну?» — испугался Сантуш и осторожно принялся выпрямлять тело. Признаков жизни Рубцов не подавал. "Нельзя тебе, Иван, здесь оставаться.
Международный скандал получится", — как бы извиняясь, объяснил бесчувственному Рубцову сержант. Он еще раз безуспешно попытался определить у подполковника хоть какие-то проблески жизни. Далее мешкать было невозможно. Взвалив изуродованное тело Рубцова на плечи, Сантуш направился из крепости в сторону леса.
AHA
У подъезда два офицера поджидали Найденова. Майор увидел их из больших окон лестничной клетки. "Значит, свидание с Аной отменяется?
Мучительный вопрос о встрече отпадает сам собой. Сейчас майора отвезут к генералу Панову, а оттуда скорее всего к транспортному самолету, улетающему в Москву. Повезут с охраной, чтобы не сбежал по дороге. Судьба распорядилась сама, придумав собственный финал их отношений. Сколько бы майор ни думал о встрече с Аной, какие бы слова ни проговаривал, как бы ни боялся взглянуть в ее глаза, но не мог представить, что проще всего вообще не встречаться.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66
— Панову и Советову ни гуту.
— За кого вы меня принимаете?
— За офицера, испытанного боем. Такой офицер дорого стоит. У него в голове многое меняется.
Генерал вырвал листок из блокнота, где делал заметки, и протянул его майору:
— Надеюсь, обыскивать тебя не будут. Но лучше выучи наизусть. Иди, майор, и выполни свой долг.
Найденов взял листок, встал, пробежал глазами мелкие цифры и напоследок спросил:
— А как ваше самочувствие, товарищ генерал?
— Практически здоров... И это им еще докажу. Иди...
РУБЦОВ
Сумерки затаились где-то рядом, у стен Старой крепости. Рубцов сидел, привалившись спиной к нагретой солнцем стене. Его пятнистые грубые штаны лопнули на коленях. В дырке левой штанины виднелась запекшаяся кровью большая ссадина. Рубцов курил и щурился на покидающего крепость союзника — солнце. Весь день Рубцов и Сантуш не прекращали вести стрельбу. Вертолетные атаки прекратились, и можно было сосредоточиться на отражении действий противника со стороны шоссе. Сантуш большую часть времени проводил возле орудий. Стрелял без должной точности, но зато перезаряжал быстро. Рубцов, бегая от бойницы к бойнице, пулеметными очередями хирургически отрезал любые возникавшие отростки атаки.
Оба не только не ели, но даже не сделали ни глотка воды. Время для них не существовало. Оно разбилось, рассыпалось на мгновения, которые прихотливо складывались в бесконечно менявшуюся мозаику боя. Иногда Рубцов сам забывал, что они воюют вдвоем. Он громко отдавал команды и тут же бежал их исполнять. Бросал через плечо: «Ударь-ка слева», и через минуту слева начинал работать миномет. Подразделения УНИТА были ошарашены мощью и интенсивностью огня. Даже кубинцы никогда не воевали с такой яростью. Между солдатами пошел гулять слух, что крепость обороняет русский отряд спецназа, переброшенный туда на вертолете. Одного русского уже несколько человек видели в бинокли. Никто из солдат и офицеров с русскими раньше не сталкивался, но были наслышаны об их неутомимой жестокости, злобности и звериной хитрости. Поэтому становились все более осторожными. Никакие грубые окрики командиров не могли оторвать солдат от земли.
Рубцов прикурил сигарету от сигареты. Блаженные минуты расслабления. Может быть, последние. Даже наверное. Ночную атаку вряд ли удастся сдержать. Рубцов всем телом впитывал в себя лучи прощавшегося с ним красноватого диска вечного светила. Незаметно Для себя Рубцов полушептал-полухрипел по своему обыкновению Высоцкого: «Еще несмышленый, зеленый, но чуткий подсолнух уже повернулся верхушкой своей на восток». Вдруг замолчал, вслушиваясь в себя, и закончил: «Восхода не видел, но понял: вот-вот, и взойдет».
И снова в памяти возник двор. Мужики. Портвейн. Как же давно он не пил портвейна. Сладкого. Узбекского. Трехрублевого. Рубцову хотелось о чем-то подумать, но не думалось. Странно. Тем более о чем-то конкретном. Когда теряешь все, нелепо думать о каждой отдельной потере. Рубцов провел языком по сухим губам и вспомнил о пиве, оставшемся в спальне. Сил идти туда не было. Хорошо, что он помирился с Нинкой. Рубцов улыбнулся своему недавнему желанию ее убить.
Пусть теперь дает кому ни попадя. Он свое дело сделал.
Последние лучи солнца котятами ласкались на его груди. Рубцов любил кошек. Совершенно бессмысленное животное. Зачем живут? Неизвестно. Но успокаивает. Ты мордуешься, мордуешься, а они живут.
Рубцов был доволен. Как бы там дальше ни пошло, но удерживать вдвоем целый день крепость — это серьезно. О таком бое он мечтал всю жизнь. В Афгане было не так. Там была война. Политика. А здесь простой бой — ни за кого, ни против кого. Чистое искусство. Победа уже никакой ценности не имела. Но хрен он сдаст им крепость. Или оставит ее... Все равно что подставить морду под чужие кулаки.
Послышалась единичная стрельба. «Надо бы ответить», — вяло подумал подполковник. К нему подбежал взволнованный Сантуш, с ног до головы усыпанный пылью от крепостной стены.
— Иван! — закричал слишком громко оглохший у орудий сержант. — Они подвезли пушки! Готовятся к штурму. Сумерки самое опасное время. Глаз становится неверным.
— Не кричи, Пико, — успокоил его Рубцов.
— Я не кричу. Уходить нужно.
— Куда?
— В лес.
— Зачем?
— Затем, что вечером они туда побоятся сунуться и преследовать не будут.
Рубцов задумался.
— Послушай, Пико, сил у меня нет в такую даль пехом переть. Давай еще немного повоюем. Начинай прямой наводкой по их пушкам.
— Эх, Иван... — обиделся Сантуш и пошел к орудию.
«Какой хороший парень», — отметил про себя Рубцов.
Первый ангольский воин, с которым подполковник обращался запросто, как с русским. И дело не в языке. Просто — свой парень. Значит, такие есть везде. Может, поэтому человечество воюет, воюет, а уничтожить себя не может...
Ухнуло тяжелое орудие. Рубцов усмехнулся, уверенный, что Сантуш опять промахнулся. Надо идти к миномету. Но со стороны шоссе раздался мощный залп. Один из снарядов попал в бойницу, под которой отдыхал подполковник. Груда камней и перекрытий свалилась на голову Рубцову, полностью завалив все тело.
Сантуш ответил еще одним выстрелом и, встревоженный молчанием миномета, побежал узнать, в чем дело. Он метался по крепостной стене в поисках подполковника. Но тот словно испарился. «Неужели струсил?» Сантушу сразу стало стыдно за это подозрение. Его взгляд задержался на груде камней и выхватил блеснувший кусок кованого каблука рубцовского ботинка. Не обращая внимания на канонаду и свист пуль, Сантуш расшвырял камни. Подполковник сидел, уткнувшись в собственные колени. Голова была в крови. Тело неестественно приплюснуто к ногам. «Неужели не разогну?» — испугался Сантуш и осторожно принялся выпрямлять тело. Признаков жизни Рубцов не подавал. "Нельзя тебе, Иван, здесь оставаться.
Международный скандал получится", — как бы извиняясь, объяснил бесчувственному Рубцову сержант. Он еще раз безуспешно попытался определить у подполковника хоть какие-то проблески жизни. Далее мешкать было невозможно. Взвалив изуродованное тело Рубцова на плечи, Сантуш направился из крепости в сторону леса.
AHA
У подъезда два офицера поджидали Найденова. Майор увидел их из больших окон лестничной клетки. "Значит, свидание с Аной отменяется?
Мучительный вопрос о встрече отпадает сам собой. Сейчас майора отвезут к генералу Панову, а оттуда скорее всего к транспортному самолету, улетающему в Москву. Повезут с охраной, чтобы не сбежал по дороге. Судьба распорядилась сама, придумав собственный финал их отношений. Сколько бы майор ни думал о встрече с Аной, какие бы слова ни проговаривал, как бы ни боялся взглянуть в ее глаза, но не мог представить, что проще всего вообще не встречаться.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66