И для чего было это все? Для э т о г о ?!!! Пустота... Зловещая пустота... Можно поесть, попить чаю, включить телевизор, а его нет. Вместо него гнетущая тишина, изредка - визиты сердобольных соседей, жалкие слова утешения, которы тоже стали раздражать, помочь-то ведь никто ничем не мог, кроме слов. В милицию она таки обратилась, там её холодно упрекнули, что поздно, мол, обращается, так не положено. Один майор, правда, нашел и слова утешения: "Загулял, мать, молодой парень - найдется, жди... Может быть, на БАМ поехал за длинным рублем..."
Она ждала... Через месяц ожидания практически поседела полностью, дергаясь от каждого телефонного звонка, насильно впихивая в себя пищу, чтобы поддерживать силы. Для неё не было ни дня, ни ночи, она спала тревожным сном, когда придется... Тишина,четыре стены, капающий кран в ванной и огромное, всеобъемлющее ощущение тревоги и ужаса, пустоты и одиночества.
А потом на вокзалах и у отделений милиции опявились фотографии пропавшего без вести Олега Быстрова. Она панически боялась этих фотографий с казенным и очень страшным текстом. И фотография была на этих бумажках какая-то страшная, черная, он был там совершенно чужим, непохожим на себя, и в то же время она ясно осознавала, что это был он, её единственный сынок. Надежды на то, что Олег куда-то уехал, были призрачны и иллюзорны, она прекрасно отдавала себе в этом отчет, какой там длинный рубль, когда дома восемь тысяч лежат... Он мог только погибнуть. "Его больше нет на свете", подсказывало ей материнское чувство. Разрывая на куски свою душу, она смотрела его детские фотографии, где он был изображен голеньким в кроватке, на детском трехколесном велосипедике, побритый наголо в школьной форме. На них невозможно было смотреть, но и не смотреть было невозможно - это было все, что от него осталось.
Потом ей стало хотеться только одного - ясности, определенности, похоронила же она мужа через несколько месяцев после четырехлетнего ожидания, она бы и это выдержала, так ей казалось. Только бы найти его тело, похоронить по-человечески, чтобы можно было прийти хотя бы на его могилу, поплакать, помянуть.
Так и прошла эта ужасная зима, одним бесконечным черным днем одной мгновенной черной вечностью, одной черной зияющей раной...
К весне рана потихоньку стала затягиваться. Чего только не может вынести человек, сколько у него жизненных запасов? Она стала привыкать к этому ужасному состоянию вечного ожидания. И тут... раздался звонок. И это были вести об Олеге. Ее пригласили на опознание трупа. И вот это оказалось выше её сил...
То, что она увидела, видеть ей было нельзя. Поначалу она не узнала своего сына Олежку в этом разложившемся, позеленевшем и разбухшем трупе. Да это не он, это не мог быть он. Она вздрогнула, прикрыла глаз рукой и отвернулась. Но перед этим её взгляд упал на плащ покойного. Она убрала от лица руки... Да, это его плащ, вот в этом месте она своими руками ставила заплатку, когда он где-то упал и пропорол плащ. Выходит, э т о он, её единственный сынок, которого она одна, без мужа выходила, вырастила, у постели которого проводила бессонные ночи, когда он болел, которого за ручку привела в первый класс, которого так любила, так любила, так любила... Э т о о н!!! Это страшное месиво - о н!!! Это все, что от него осталось!!! Его убили, утопили!!! Гады!!! Сволочи!!! Убийцы!!!
Она больше не хотела и не могла ничего видеть. Подтвердила опознание трупа, и её увезли.
Она потеряла рассудок. Ее поместили в буйное отделение психиатрической больницы, она кричала, кусалась, царапалась, бросалась на всех, кто бы к ней ни подходил. "Это ты, ты убил его!!!" - кричала она каждому и пыталась вцепиться пальцами в его или её лицо. Из больницы ей не суждено было выйти, впереди были долгие годы дикого кошмарного существования. Так семья Быстровых перестала существовать.
Погибший был признан Олегом Николаевичем Быстровым, его похоронили за государственный счет, а через несколько дней после похорон из Монголии приехал племянник несчастной женщины, сын её покойной сестры. Он ни о чем не имел понятия и просто приехал навестить тетушку. Соседи ему все рассказали, он побывал в милиции, заехал и в психбольницу, где находилась она. Но ей уже ничего не было нужно...
... Во второй половине октября 1973 года счастливые влюбленные Аркадий Корнилов и Маша Полевицкая сидели в одной веселой компании. И вдруг кто-то заговорил об исчезновении Быстрова.
- Загулял, наверное, где-то Быстров, - предположил некто в кожаном. Он это дело здорово любит.
Несмотря на полумрак в комнате, Аркадий заметил, как побледнела Маша, как закусила она нижнюю губу и сжала кисть в кулак. Никто, кроме него, разумеется, не обратил на это никакого внимания. Потом она долго сидела, опустив глаза и, наконец, поглядела на Аркадия. Он находился в темной части комнаты, слегка освещенной зеленоватым светом торшера, Маша видела лишь его силуэт и размытые контуры лица Аркадия, глаз его не было видно, выражение этих глаз было ей неясно, так как они не сверкали ненавистью в этой веселой и оживленной комнате и н и ч е г о Маше не напоминали... Аркадий что-то говорил своему собеседнику, что-то легкое, шутливое. Слегка размахивал правой рукой с тонкими длинными пальцами. Обыденность ситуации, равнодушие присутствующих к сообщению об исчезновении Быстрова, спокойствие Аркадия все это казалось Маше противоестественным, так это не вязалось с важностью сообщения. Она понимала, что это известие имело огромное значение для и х жизни, для и х создававшейся семьи. Ей стало страшно. Захотелось домой.
Они шли по освещенному проспекту. Было довольно холодно. Чувствовалось приближение зимы, Маша была в пальто и сапогах, хотя и с непокрытой головой, Аркадий - в теплой куртке и кепке. Молчали. И молчание становилось напряженным...
- Куда это Быстров мог запропаститься? - как-то невпопад сказал Аркадий. - Не иголка, вроде...
Маша постаралась не глядеть Аркадию в глаза. Ей не понравилась эта фраза, слишком уж фальшиво прозвучала эта бравада. Лучше уж вообще бы ничего не говорил. Он её понял, понял её молчание в ответ на его фразу. Больше на эту тему разговоров не возникало. Об этом не говорили, об этом старались не думать. И потихоньку забывали, как о незначительной занозе в пальце, тем не менее, не рассасывающей занозе...
А затем приятные хлопоты захлестнули Машу и Аркадия. Под Новый Год Аркадий в черном костюме при галстуке явился с цветами в квартиру Полевицких на проспекте Вернадского, подошел к сидящим за столом и торжественно глядящим перед собой Ростиславу Петровичу и Полине Ивановне и объявил:
- Ростислав Петрович, Полина Ивановна. Я... мы... Мы с Машей любим друг друга. Мы с Машей решили пожениться. Просим, как говорится, вашего согласия и благословения.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114
Она ждала... Через месяц ожидания практически поседела полностью, дергаясь от каждого телефонного звонка, насильно впихивая в себя пищу, чтобы поддерживать силы. Для неё не было ни дня, ни ночи, она спала тревожным сном, когда придется... Тишина,четыре стены, капающий кран в ванной и огромное, всеобъемлющее ощущение тревоги и ужаса, пустоты и одиночества.
А потом на вокзалах и у отделений милиции опявились фотографии пропавшего без вести Олега Быстрова. Она панически боялась этих фотографий с казенным и очень страшным текстом. И фотография была на этих бумажках какая-то страшная, черная, он был там совершенно чужим, непохожим на себя, и в то же время она ясно осознавала, что это был он, её единственный сынок. Надежды на то, что Олег куда-то уехал, были призрачны и иллюзорны, она прекрасно отдавала себе в этом отчет, какой там длинный рубль, когда дома восемь тысяч лежат... Он мог только погибнуть. "Его больше нет на свете", подсказывало ей материнское чувство. Разрывая на куски свою душу, она смотрела его детские фотографии, где он был изображен голеньким в кроватке, на детском трехколесном велосипедике, побритый наголо в школьной форме. На них невозможно было смотреть, но и не смотреть было невозможно - это было все, что от него осталось.
Потом ей стало хотеться только одного - ясности, определенности, похоронила же она мужа через несколько месяцев после четырехлетнего ожидания, она бы и это выдержала, так ей казалось. Только бы найти его тело, похоронить по-человечески, чтобы можно было прийти хотя бы на его могилу, поплакать, помянуть.
Так и прошла эта ужасная зима, одним бесконечным черным днем одной мгновенной черной вечностью, одной черной зияющей раной...
К весне рана потихоньку стала затягиваться. Чего только не может вынести человек, сколько у него жизненных запасов? Она стала привыкать к этому ужасному состоянию вечного ожидания. И тут... раздался звонок. И это были вести об Олеге. Ее пригласили на опознание трупа. И вот это оказалось выше её сил...
То, что она увидела, видеть ей было нельзя. Поначалу она не узнала своего сына Олежку в этом разложившемся, позеленевшем и разбухшем трупе. Да это не он, это не мог быть он. Она вздрогнула, прикрыла глаз рукой и отвернулась. Но перед этим её взгляд упал на плащ покойного. Она убрала от лица руки... Да, это его плащ, вот в этом месте она своими руками ставила заплатку, когда он где-то упал и пропорол плащ. Выходит, э т о он, её единственный сынок, которого она одна, без мужа выходила, вырастила, у постели которого проводила бессонные ночи, когда он болел, которого за ручку привела в первый класс, которого так любила, так любила, так любила... Э т о о н!!! Это страшное месиво - о н!!! Это все, что от него осталось!!! Его убили, утопили!!! Гады!!! Сволочи!!! Убийцы!!!
Она больше не хотела и не могла ничего видеть. Подтвердила опознание трупа, и её увезли.
Она потеряла рассудок. Ее поместили в буйное отделение психиатрической больницы, она кричала, кусалась, царапалась, бросалась на всех, кто бы к ней ни подходил. "Это ты, ты убил его!!!" - кричала она каждому и пыталась вцепиться пальцами в его или её лицо. Из больницы ей не суждено было выйти, впереди были долгие годы дикого кошмарного существования. Так семья Быстровых перестала существовать.
Погибший был признан Олегом Николаевичем Быстровым, его похоронили за государственный счет, а через несколько дней после похорон из Монголии приехал племянник несчастной женщины, сын её покойной сестры. Он ни о чем не имел понятия и просто приехал навестить тетушку. Соседи ему все рассказали, он побывал в милиции, заехал и в психбольницу, где находилась она. Но ей уже ничего не было нужно...
... Во второй половине октября 1973 года счастливые влюбленные Аркадий Корнилов и Маша Полевицкая сидели в одной веселой компании. И вдруг кто-то заговорил об исчезновении Быстрова.
- Загулял, наверное, где-то Быстров, - предположил некто в кожаном. Он это дело здорово любит.
Несмотря на полумрак в комнате, Аркадий заметил, как побледнела Маша, как закусила она нижнюю губу и сжала кисть в кулак. Никто, кроме него, разумеется, не обратил на это никакого внимания. Потом она долго сидела, опустив глаза и, наконец, поглядела на Аркадия. Он находился в темной части комнаты, слегка освещенной зеленоватым светом торшера, Маша видела лишь его силуэт и размытые контуры лица Аркадия, глаз его не было видно, выражение этих глаз было ей неясно, так как они не сверкали ненавистью в этой веселой и оживленной комнате и н и ч е г о Маше не напоминали... Аркадий что-то говорил своему собеседнику, что-то легкое, шутливое. Слегка размахивал правой рукой с тонкими длинными пальцами. Обыденность ситуации, равнодушие присутствующих к сообщению об исчезновении Быстрова, спокойствие Аркадия все это казалось Маше противоестественным, так это не вязалось с важностью сообщения. Она понимала, что это известие имело огромное значение для и х жизни, для и х создававшейся семьи. Ей стало страшно. Захотелось домой.
Они шли по освещенному проспекту. Было довольно холодно. Чувствовалось приближение зимы, Маша была в пальто и сапогах, хотя и с непокрытой головой, Аркадий - в теплой куртке и кепке. Молчали. И молчание становилось напряженным...
- Куда это Быстров мог запропаститься? - как-то невпопад сказал Аркадий. - Не иголка, вроде...
Маша постаралась не глядеть Аркадию в глаза. Ей не понравилась эта фраза, слишком уж фальшиво прозвучала эта бравада. Лучше уж вообще бы ничего не говорил. Он её понял, понял её молчание в ответ на его фразу. Больше на эту тему разговоров не возникало. Об этом не говорили, об этом старались не думать. И потихоньку забывали, как о незначительной занозе в пальце, тем не менее, не рассасывающей занозе...
А затем приятные хлопоты захлестнули Машу и Аркадия. Под Новый Год Аркадий в черном костюме при галстуке явился с цветами в квартиру Полевицких на проспекте Вернадского, подошел к сидящим за столом и торжественно глядящим перед собой Ростиславу Петровичу и Полине Ивановне и объявил:
- Ростислав Петрович, Полина Ивановна. Я... мы... Мы с Машей любим друг друга. Мы с Машей решили пожениться. Просим, как говорится, вашего согласия и благословения.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114