"И все же он рискует сильно. А вдруг меня заметут, хотя бы по наводке барыги, которому я тачку толкнул? И именно меня заподозрят в убийстве мента? Это вышка. А пойду ли я на вышку ради Ворона?" Вопрос... Ох, вопрос... Так вот такой же вопрос и Ворон может себе задать. И ясно, как он на него ответит. Так что ходит он, Хряк, по тонкой проволоке...
... Самое главное, что ведь он толком не знает Ворона, далеко не вся его биография известна в уголовном мире. Есть периоды в его жизни, полностью покрытые мраком. И знает Хряк одно - верить Ворону нельзя, от него можно ожидать чего угодно и в любой момент.
Ладно, будь, что будет. Будем думать о хорошем, плохое само придет.
Хряк почаевничал со знанием дела, потом, лежа на диване, посмотрел телевизор, послушал минут пять про демократию и гласность и закемарил сладко... Комната наполнилась ядреным мужским храпом...
- Пап, привет! - гаркнул над его ухом юношеский басок Павлика.
- Ого, сынок, здорово! - протер заспанные глаза Хряк. - Я тут вздремнул...
- Минуточек шестьсот! - пошутил Павлик.
Хряк поглядел на часы.
- Какие там шестьсот? - засмеялся он. - От силы минут сорок. Как дела-то?
- Отлично!
- Ты где учишься-то? Я и забыл, извини, сынок...
- Инженеров транспорта...
- Молодец - с гордостью за сына произнес Хряк. Поглядел на Павлика. Чертами лица похож на мать, а вот волосы у него точно такие как у него, густые, вьющиеся. И ростом удался, и крепок в него. Студент, боксер, красавец... И ведь его фамилию носит - Павел Дмитриевич Рыщинский...
Пришла Лариса с сумками, полной всяческой снеди. Втроем поужинали, а потом Павлик ушел...
Хлопнула за Павликом дверь. Хряк прижал к своей мощной груди Ларису, поцеловал в щеку. Лариса была женщина полная, ещё очень свежая и красивая в свои сорок лет. Белокурые крашеные волосы, тугие щеки, прекрасный бюст, точеные ноги...
... На этой большой двуспальной кровати, перевезенной ещё со старой однокомнатной квартиры они девятнадцать лет назад зачинали Павлика...
Им и сейчас было прекрасно... Каждый раз, когда Дмитрий приезжал к Ларисе, он все больше и больше восхищался ей. Она с годами становилась ещё красивее. Какой там бабий век?
- Как ты хорош сегодня, Димочка! - восхищалась Лариса, лежа на спине.
- Да что ты, как всегда, - улыбался Хряк, равнодушный к похвалам. Он знал себе цену и в похвалах не нуждался.
Скольких женщин знал в своей многоопытной жизни Хряк. Но такой, как Лариса не видел никогда. Они были рождены друг для друга. Они всегда находили общий язык. И никто другой так не возбуждал Хряка, как возбуждала его Лариса. Вот целыми днями бы так - пить пиво и любить друг друга, пить, есть и любить... Вечный кайф. Какие там приключения, пропади все пропадом... Только в этом счастье, а все остальное - фук, химеры одни. Это только Ворон в такой собачьей жизни удовольствие находит...
Долго ещё Дима не давал Ларисе покоя, показывая ей чудеса любовного искусства. Только около двух часов ночи они успокоились и, усталые от любви, заснули крепким безмятежным сном...
Проснулись поздно. То есть, проснулся только один Хряк. Он ощущал под своей рукой голову Ларисы, прижавшейся к нему, такой теплой, такой родной, так сладко сопящей во сне. Хряку стало удивительно, как это человеку может быть так хорошо. Ему скоро пятьдесят, а что он видел в жизни хорошего? Калейдоскопом воспоминаний промелькнул послевоенный Ташкент и семилетний пацан Дима Рыщинский, укравший лепешку на базаре, потому что очень хотел кушать... И страшный удар ногой по спине, который он получил от здоровенного парня, торговавшего этими аппетитными теплыми лепешками. Как отчетливо помнит он эту жуткую боль, эту горькую обиду, когда он размазывал по грязным впалым щекам слезы, а тот кудрявый рыжий парень хохотал над ним. И никому не пришло в голову заступиться за него. Помнит он и своего первого следователя, огромного, усатого, с пудовыми кулаками, золотыми во весь рот зубами и сальной улыбкой. Следователю не нужна была правда, ему нужно было унизить, восемнадцатилетнего парня, растоптать его и тем самым доставить себе удовольствие. Как грамотно и профессионально отбивал он Диме почки, а потом, не давая и присесть, благостно курил ему в нос, тихим голосом расспрашивая о подельниках ограбления магазина. И Дима, будущий Хряк, уже не рыдал, как в детстве на Алайском базаре, он всеми силами пытался улыбаться менту в лицо. И получил удовольствие от того, что, наконец, на этом спокойном улыбающемся лице садиста появилась гримаса бешенства от упорства восемнадцатилетнего подследственного. Он понял, что победил. И сел один по статье "грабеж", больше никого не удалось поймать. Его могли сделать инвалидом, но не сделали - времени не хватило, что возиться с пацаном? Ненависть к ментам зародилась у него уже тогда. Ни в какую справедливость, ни в какой закон он не верил, верил только себе, своей смекалке, изворотливости и крепости духа. Прав тот, кто силен и удачлив вот и вся мораль. Но мораль-то была, та мораль, о которой он не задумывался, но с которой ни на секунду не расставался. За всю свою воровскую жизнь Хряк никогда не выдал товарища ради своей выгоды, никогда не сдрейфил. Он десятки раз был на волоске от смерти, и тем не менее, остался жив и здоров. И больше всего на свете любил свободу. Так он считал. А вот теперь. Оказывается, он ещё любил и уют, домашнее тепло, любил Ларису, любил сына. О домашнем тепле у него оставались весьма смутные воспоминания - отец, главный инженер ташкентского завода, который пошел в сорок четвертом добровольцем на фронт, прорвавшись сквозь все жуткие брони и погибший за несколько дней до окончания войны в Праге, брал его, трехлетнего на руки и подкидывал, а он, Димочка, заливисто хохотал. А ещё они с мамой купили ему маленькую черную собачку, и он гонялся за ней по квартире, пытаясь схватить за хвост. Помнит смерть мамы уже в мирное время, в сорок девятом - у неё был рак легких. Мама была всегда такая грустная, усталая, он хорошо помнит её теплые шершавые руки, помнит, что она приносила ему такие вкусные кисленькие леденцы. Вот практически и все. Остальное заслонила другая жизнь - веселая, разгульная, блатная, крутая, жуткая. Никакого дома, никакого уюта, никакого распорядка жизни. Уголовник Хряк, крутой веселый парень двадцати восьми лет от роду женился на девятнадцатилетней Ларисе. Пожили недолго, потом родился Павлик, и вскоре Хряк угодил за решетку, грабанув квартиру, на четыре года. Лариса ждала его, не изменяла, растила сына, изворачивалась, как могла. И дождалась, наконец. Вернулся Хряк из зоны каким-то озверелым, словно с цепи сорвавшимся. Он начал гулять, веселиться от души. Жить с ним было совершенно невозможно, каждый день он преподносил какие-то сюрпризы. Павлик был на пятидневке, а он водил в квартиру баб.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114