Сельские, озабоченные поиском денег на горячительные напитки воры сюда не заглядывали — убогая обстановка их не интересовала, так что вещи были уже несколько лет в целости и сохранности. Зато электричество «украли» три года назад. Тогда ворюги сподобились загнать литовцам алюминиевые провода, а восстановить их никто не удосужился, так как деревня практически умерла — жили теперь тут три полуглухие одичавшие бабки и чудом оставшийся в живых и не убитый самогоном, как все его сверстники, старик.
— Сейчас. — Ломоносов включил электрический фонарик, подошел к полке, на которой стояла керосиновая лампа, встряхнул ее. — Блин, керосина нет… Как черти — в темноте прячемся.
Он поставил фонарь на стол, кружок уперся в потолок, штукатурка на котором пока не осыпалась, но была вся во влажных разводах.
— Лучше свечку. — Кореец вытащил из кармана свечу, зажег ее. Фонарь погасил и отставил в сторону.
При неверном мягком свете свечи предметы становятся загадочными и приобретают совершенно иной смысл. Дневной свет высвечивает их несовершенства — кривую поверхность, шероховатости, царапины. Свеча будто извлекает из предметов их мистическую суть. Корейцу всегда нравился свет свечи.
— Ну что, побазарим о делах наших скорбных, — предложил он.
— Насколько я понял, у тебя война, — отметил Пробитый.
— Ты верно понял.
— И ты хочешь смотреть по телевизору похороны Шамиля, — утвердительно произнес Пробитый.
— Именно. И обеспечишь тело для похорон ты.
— Я уже это понял… Вопрос в цене. Кореец.
— Сколько?
— Семьдесят, бросил небрежно Пробитый.
— Семьдесят чего? — спросил Кореец.
— Семьдесят тысяч долларов США.
— Ты серьезно?
— Куда серьезнее.
— Слушай, Пробитый, я тебя раньше не трогал. — Кореец пристально смотрел на собеседника. — Ты у меня был на привилегированном положении. И неплохие деньги имел, ничего не делая.
— И от безделья уложил двоих гавриков?.. Кореец, я за твои интересы их убил. Чтобы все знали — с Корейцем лучше не связываться. Его ребята сразу валят… А сейчас за то, что я тебе верно служил, меня ищет милиция.
— Я тебе велел валить тех бедолаг? — Взгляд Корейца будто налился свинцом и пытался расплющить Пробитого.
— А, оставь, Кореец. Чего зря тереть? Мне нужно бежать из страны. Ты же знаешь.
— Семьдесят — это не разговор.
— А какой разговор?
Торговались они ожесточенно. Семьдесят тысяч долларов — это действительно было несерьезно. В конце концов цена сползла до тридцати.
— Это дело смазать надо. — Ломоносов достал из сумки, которую принес с собой, бутылку виски.
— Надо… Сейчас приду. — Пробитый встал, отряхнул брюки от прилипшей стружки — на стуле что-то пилили Недавно, значит, какая-то деятельность тут происходила.
— Куда? — спросил Кореец.
— В сортир. Хочешь за компанию?
— Можешь далеко не ходить, — усмехнулся Ломоносов.
— Ладно. — Пробитый вышел на крыльцо, вздохнул полной грудью сладкий воздух. Поднял глаза.
На небо высыпали яркие звезды. Вдалеке, в лесу, голосила ночная птица. Было прозрачно и чисто. Было спокойно.
Пробитый вздохнул еще глубже. По его телу прошла сладостная дрожь. Голова немного болела, но не больше, чем обычно. Он привык…
Он подошел к шоферу, который скучал, присев на сиденье «Лендровера» и поставив ногу на подножку. Он зевал. Из приемника разносилась негромкая музыка.
— Чего, скоро наговоритесь? — спросил шофер. Пистолет «ТТ» лежал рядом с ним.
— Чего вооружились? Меня боитесь? — усмехнулся Пробитый.
— Кроме тебя, есть кого бояться, — буркнул шофер. — Знаешь, сколько уродов расплодилось.
— Вся беда, что все кого-то боятся, — отметил Пробитый. — Надо жить проще.
— Знаем. Только жить охота.
— Да. Охота, — кивнул Пробитый.
И рванул вперед молнией. Он зажал рот водителя так, что тот не вскрикнул, когда нож вошел в грудь — прямехонько в сердце. Пробитый прекрасно знал, куда и как бить. Надавил на лезвие сильнее, чуть провернул…
Шофер дернулся. Забился в конвульсиях. Обмяк. Лезвие вошло точно и аккуратно… Пробитый никогда раньше не убивал человека ножом. Но рассчитывал на такие варианты. И тренировался, протыкал лезвием мешки с песком, изучал анатомию. Не раз прорисовывал это в сознании. Да и в армии учили, как это делается. И сейчас все получилось как нельзя лучше.
— Дурак. Бояться надо было лучше, — едва слышно прошептал Пробитый.
Вернувшись к дому, он нагнулся к, крыльцу, а когда поднялся, в его руках были припрятанные заранее граната и пистолет.
Он выдернул кольцо. Распахнул дверь. Кинул внутрь гранату. Закрыл дверь.
В помещении ухнуло.
— Окончательный расчет. — Пробитый передернул затвор пистолета и шагнул в дом, провел лучом фонарика.
Вряд ли кто из лежащих здесь людей нуждался в контрольном выстреле — взрыва в закрытом помещении гранаты «Ф-1» более чем достаточно. Но работа должна быть сделана качественно…
Кореец с самого начала беседы испытывал тревогу. Он ощущал в Пробитом сдерживаемое возбуждение, но считал, что тот «вибрирует» в предвкушении больших денег. Но когда киллер вышел на улицу, он вдруг подумал, что подобное возбуждение у этого отморозка обычно бывает не в предчувствии денег, а в предчувствии крови. Притом крови близкой.
— Этот черт тебе странным не показался? — тихо произнес Кореец, вставая и устремляясь к окну, чтобы посмотреть, где сейчас Пробитый.
Тут распахнулась дверь. И со стуком покатилась по дощатому полу граната.
Кореец не зря был мастером единоборств. Какой-то компьютер, действующий вне зависимости от сознания, включился и взял управление телом на себя. ан бросился на пол, переворачивая массивный обеденный стол и скрываясь за прочной крышкой.
Тряхнуло, взрывная волна прошла по закрытому помещению, ломая, корежа, калеча, сметая все на своем пути. Осколки разлетались, впиваясь в дерево и человеческую плоть, не оставляя шанса ничему живому.
Корейца будто закрутило в смерч, по ушам ударило так, что он на миг потерял сознание, но тут же вынырнул из темного водоворота обратно, правда, уже в другой мир, отделенный прозрачной перегородкой, гасящей звуки и цвета.
Водоворот грозил затянуть Корейца вновь в черноту, но огромным усилием воли он держался, потому что знал: потерять сознание сейчас — верная смерть. Надо действовать. Он хотел жить, и эта жажда жизни заставляла его держаться на поверхности и двигаться.
Стол, послуживший ему защитой и прикрывший от взрывной волны и осколков, накрывал его теперь как одеялом. Осторожно освободившись от него, Кореец изогнулся. Попытался вытащить сзади из-за пояса шестнадцатизарядный «глок», вдавившийся глубоко в спину.
Он услышал с улицы щелчок передергиваемого затвора. Плохо слушающийся палец скользнул по предохранителю.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94
— Сейчас. — Ломоносов включил электрический фонарик, подошел к полке, на которой стояла керосиновая лампа, встряхнул ее. — Блин, керосина нет… Как черти — в темноте прячемся.
Он поставил фонарь на стол, кружок уперся в потолок, штукатурка на котором пока не осыпалась, но была вся во влажных разводах.
— Лучше свечку. — Кореец вытащил из кармана свечу, зажег ее. Фонарь погасил и отставил в сторону.
При неверном мягком свете свечи предметы становятся загадочными и приобретают совершенно иной смысл. Дневной свет высвечивает их несовершенства — кривую поверхность, шероховатости, царапины. Свеча будто извлекает из предметов их мистическую суть. Корейцу всегда нравился свет свечи.
— Ну что, побазарим о делах наших скорбных, — предложил он.
— Насколько я понял, у тебя война, — отметил Пробитый.
— Ты верно понял.
— И ты хочешь смотреть по телевизору похороны Шамиля, — утвердительно произнес Пробитый.
— Именно. И обеспечишь тело для похорон ты.
— Я уже это понял… Вопрос в цене. Кореец.
— Сколько?
— Семьдесят, бросил небрежно Пробитый.
— Семьдесят чего? — спросил Кореец.
— Семьдесят тысяч долларов США.
— Ты серьезно?
— Куда серьезнее.
— Слушай, Пробитый, я тебя раньше не трогал. — Кореец пристально смотрел на собеседника. — Ты у меня был на привилегированном положении. И неплохие деньги имел, ничего не делая.
— И от безделья уложил двоих гавриков?.. Кореец, я за твои интересы их убил. Чтобы все знали — с Корейцем лучше не связываться. Его ребята сразу валят… А сейчас за то, что я тебе верно служил, меня ищет милиция.
— Я тебе велел валить тех бедолаг? — Взгляд Корейца будто налился свинцом и пытался расплющить Пробитого.
— А, оставь, Кореец. Чего зря тереть? Мне нужно бежать из страны. Ты же знаешь.
— Семьдесят — это не разговор.
— А какой разговор?
Торговались они ожесточенно. Семьдесят тысяч долларов — это действительно было несерьезно. В конце концов цена сползла до тридцати.
— Это дело смазать надо. — Ломоносов достал из сумки, которую принес с собой, бутылку виски.
— Надо… Сейчас приду. — Пробитый встал, отряхнул брюки от прилипшей стружки — на стуле что-то пилили Недавно, значит, какая-то деятельность тут происходила.
— Куда? — спросил Кореец.
— В сортир. Хочешь за компанию?
— Можешь далеко не ходить, — усмехнулся Ломоносов.
— Ладно. — Пробитый вышел на крыльцо, вздохнул полной грудью сладкий воздух. Поднял глаза.
На небо высыпали яркие звезды. Вдалеке, в лесу, голосила ночная птица. Было прозрачно и чисто. Было спокойно.
Пробитый вздохнул еще глубже. По его телу прошла сладостная дрожь. Голова немного болела, но не больше, чем обычно. Он привык…
Он подошел к шоферу, который скучал, присев на сиденье «Лендровера» и поставив ногу на подножку. Он зевал. Из приемника разносилась негромкая музыка.
— Чего, скоро наговоритесь? — спросил шофер. Пистолет «ТТ» лежал рядом с ним.
— Чего вооружились? Меня боитесь? — усмехнулся Пробитый.
— Кроме тебя, есть кого бояться, — буркнул шофер. — Знаешь, сколько уродов расплодилось.
— Вся беда, что все кого-то боятся, — отметил Пробитый. — Надо жить проще.
— Знаем. Только жить охота.
— Да. Охота, — кивнул Пробитый.
И рванул вперед молнией. Он зажал рот водителя так, что тот не вскрикнул, когда нож вошел в грудь — прямехонько в сердце. Пробитый прекрасно знал, куда и как бить. Надавил на лезвие сильнее, чуть провернул…
Шофер дернулся. Забился в конвульсиях. Обмяк. Лезвие вошло точно и аккуратно… Пробитый никогда раньше не убивал человека ножом. Но рассчитывал на такие варианты. И тренировался, протыкал лезвием мешки с песком, изучал анатомию. Не раз прорисовывал это в сознании. Да и в армии учили, как это делается. И сейчас все получилось как нельзя лучше.
— Дурак. Бояться надо было лучше, — едва слышно прошептал Пробитый.
Вернувшись к дому, он нагнулся к, крыльцу, а когда поднялся, в его руках были припрятанные заранее граната и пистолет.
Он выдернул кольцо. Распахнул дверь. Кинул внутрь гранату. Закрыл дверь.
В помещении ухнуло.
— Окончательный расчет. — Пробитый передернул затвор пистолета и шагнул в дом, провел лучом фонарика.
Вряд ли кто из лежащих здесь людей нуждался в контрольном выстреле — взрыва в закрытом помещении гранаты «Ф-1» более чем достаточно. Но работа должна быть сделана качественно…
Кореец с самого начала беседы испытывал тревогу. Он ощущал в Пробитом сдерживаемое возбуждение, но считал, что тот «вибрирует» в предвкушении больших денег. Но когда киллер вышел на улицу, он вдруг подумал, что подобное возбуждение у этого отморозка обычно бывает не в предчувствии денег, а в предчувствии крови. Притом крови близкой.
— Этот черт тебе странным не показался? — тихо произнес Кореец, вставая и устремляясь к окну, чтобы посмотреть, где сейчас Пробитый.
Тут распахнулась дверь. И со стуком покатилась по дощатому полу граната.
Кореец не зря был мастером единоборств. Какой-то компьютер, действующий вне зависимости от сознания, включился и взял управление телом на себя. ан бросился на пол, переворачивая массивный обеденный стол и скрываясь за прочной крышкой.
Тряхнуло, взрывная волна прошла по закрытому помещению, ломая, корежа, калеча, сметая все на своем пути. Осколки разлетались, впиваясь в дерево и человеческую плоть, не оставляя шанса ничему живому.
Корейца будто закрутило в смерч, по ушам ударило так, что он на миг потерял сознание, но тут же вынырнул из темного водоворота обратно, правда, уже в другой мир, отделенный прозрачной перегородкой, гасящей звуки и цвета.
Водоворот грозил затянуть Корейца вновь в черноту, но огромным усилием воли он держался, потому что знал: потерять сознание сейчас — верная смерть. Надо действовать. Он хотел жить, и эта жажда жизни заставляла его держаться на поверхности и двигаться.
Стол, послуживший ему защитой и прикрывший от взрывной волны и осколков, накрывал его теперь как одеялом. Осторожно освободившись от него, Кореец изогнулся. Попытался вытащить сзади из-за пояса шестнадцатизарядный «глок», вдавившийся глубоко в спину.
Он услышал с улицы щелчок передергиваемого затвора. Плохо слушающийся палец скользнул по предохранителю.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94