Отбросил книгу. Повалился на кровать, застеленную синим солдатским одеялом. Через полчаса старшина принес чистую постель.
— Спасибо, — поблагодарил Алейников. Он решил было выйти, подышать свежим воздухом. Потом раздумал. Глаза слипались. Мелкий брат тоже свернулся калачикам и задремал. Он, как солдат-первогодок, мог спать в любых условиях.
Случайность — это иголка, которой кто-то вышивает узор жизни людей. И в узловых моментах судьбы именно случайности определяют, кому жить и кому умереть. Тогда каждое движение, каждый вздох становятся жизненно важными. В конце концов, на первый взгляд, какая разница — какую комнату тебе дали, чтобы провести в ней ночь? А разница, оказывается, гигантская. Комната на юг — жизнь… А комната на север…
Алейникову показалось, что обрушился небосвод. Посыпались стекла и штукатурка.
Секунда… И еще более громкий взрыв потряс здание, которое, казалось, просто обязано было обрушиться и похоронить всех под своими обломками. Но оно устояло.
Алейников был на ногах уже после первого взрыва — в руке автомат, сознание автоматически просчитывает ситуацию и направлено на одно — как выжить, когда кто-то решил, что ты должен умереть.
Он сразу понял, что случилось нечто по-настоящему страшное…
Позже, когда все эти события отойдут в прошлое и про погибающих сейчас людей станут говорить в прошедшем времени, все уложится в казенные строки материалов расследования.
«19 часов 40 минут. Автомашина „Урал“ при подъезде к отвилке дороги, ведущей к Таргунскому ВОВД, резко свернула и, набирая скорость, стала приближаться к шлагбауму КПП на въезде в отдел. Сотрудники, несущие службу на КПП, открыли огонь на поражение. „Урал“, проломив ограждение из шлагбаума и решетчатых ворот, стал снижать скорость…»
Били по проклятому «Уралу» с трех стволов. Омоновцы были крученые и отлично понимали, что происходит. Им не нужно было объяснять, что заряженную смертью машину нужно остановить во что бы то ни стало… Изрешеченный пулями водитель и не надеялся выжить в этой передряге. Он шел в свой последний бой с именем Аллаха на устах и намеревался погибнуть как воин, унеся в могилу как можно больше неверных. Он повалился на сиденье, захлебнувшись кровью, но педаль была предварительно заклинена, и мощный, тяжелый армейский грузовик продолжал свое смертоносное движение…
«19 часов 41 минута. „Урал“, проломив следующее ограждение, состоящее из рифленого металлического листа, въехал на территорию отдела и остановился между корпусами…»
На улице было полно народа. Футбольный матч не закончился, да и спортсмены все тягали свои гири. Еще не до конца понимая, что происходит, люди смотрели на влетевшую на территорию машину. Они были обречены. Им все равно было не успеть. Взрывное устройство активизировалось. И плеснуло пламя…
«От мощного взрыва все постройки в радиусе 40 метров от эпицентра взрыва были полностью разрушены. От взрыва отключилась электроэнергия, пропала проводная связь, загорелась Р-142».
Алейников кашлял и тряс головой В ушах будто были затычки, и звуки с трудом пробивались через них. Но вроде никаких серьезных повреждений, ничего не поломано, не отбито.
Пыль стояла столбом. Дым ел глаза. Продолжали осыпаться куски штукатурки, и откуда-то сверху, с разбитой полки, шурша, сыпался сахарный песок. И над всем этим повисли крики безумной боли.
— Выбираемся, — дернул он за руку тоже исходившего кашлем Мелкого брата. — Да живее!
Они выбрались в коридор, и за их спиной с грохотом обрушился здоровенный кусок штукатурки.
— Бери! — кивнул Алейников Мелкому брату на капитана, закатившего глаза, — его ноги были перебиты. — Тащим!
Они пробирались по лестнице, которая угрожающе раскачивалась. И тут послышался треск. Это хором заработали пулемет и несколько автоматов.
«19 часов 42 минуты. Начался массированный обстрел территории и здания ВОВД со стороны промзоны, сахарного завода и строящегося здания. В 19 часов 42 минуты открыт ответный огонь…»
Алейников спускался с Мелким братом по лестнице, волоча раненого капитана. Они выбрались на воздух, который тоже был наполнен здесь запахами пыли, гари. Алейников огляделся и увидел, что их крыло здания уцелело. Стена соседнего крыла обрушилась, обнажилось содержимое комнат, как будто с кита сорвали кожу, выставив напоказ изуродованные внутренности.
После этого память его сохранила какие-то куски, и порядок того кошмара восстанавливался в сознании с трудом Осталось в памяти больше то, что было второстепенным — бетонное крошево, мелкая пыль на зубах… Развороченная, смятая пожарная машина… Заваленное обломками тело… Стеклянные, смотрящие вверх зрачки лежащего на спине сержанта… И назойливый стрекот автоматов, в который вклинивался грохот ручного пулемета.
Били боевики больше для порядка, не надеясь особенно никого достать — расстояние было велико. Им, в принципе, должно было хватить того, что они уже сделали… Но пули все же зацепили пару человек.
Алейников стрелял в ответ… Раненые стонали, те, кто мог стонать… И промедол тек рекой, выдавливаясь из одноразовых шприцев.
— Черт, помоги, — крикнул майор в сером камуфляже — замкомандира ОМОНа.
Алейников кинулся к завалу, пригибаясь… Извлекать было нечего. Размозженный труп…
— Черт, где подмога, — застонал омоновец, подхватывая ручной пулемет и посылая длинную очередь. С промзоны и домов продолжали стрелять…
— Рвануть к е… матери давно надо было те халупы! — майор послал еще одну очередь.
Алейников, один из немногих, кто четко понимал, что происходит и как действуют в таких ситуациях, пытался вместе с майором-омоновцем взять ситуацию под контроль, давал указания, вытаскивал из-под завалов людей, организовывал огневой отпор. Стрелял сам. Его руки и лицо были в крови. Он провел рукой по лицу, решив, что его задело пулей или осколком. Но это была чужая кровь…
Отдел остался без электроэнергии, связи. По носимой рации замкомандира ОМОНа, срываясь на хриплый крик, доложил о нападении на «Казбек-1» и «Спутник-1» — то есть в штаб группировки и управление УВД…
«20 часов 01 минута. Вызван ОМОН УВД МВД по ЧР для прочесывания домов, из которых велся огонь…»
Между темуходили минуты… Подмога все не шла. Как всегда — когда прижимает, вся военная машина разворачивается непозволительно медленно. А за медлительность на войне платят самым дорогим — человеческими жизнями.
— «Казбек», у нас двухсотые. И трехсотые. Пришлите вертолет, — твердил замкомандира ОМОНа.
Обстрел продолжался. Вертушек и подмоги все не было.
— Дома бы зачистить, — появился начальник временного отдела. Его качало, лицо и камуфляж были в крови. Он кричал, будто боясь, что его не слышат — признак контузии.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77
— Спасибо, — поблагодарил Алейников. Он решил было выйти, подышать свежим воздухом. Потом раздумал. Глаза слипались. Мелкий брат тоже свернулся калачикам и задремал. Он, как солдат-первогодок, мог спать в любых условиях.
Случайность — это иголка, которой кто-то вышивает узор жизни людей. И в узловых моментах судьбы именно случайности определяют, кому жить и кому умереть. Тогда каждое движение, каждый вздох становятся жизненно важными. В конце концов, на первый взгляд, какая разница — какую комнату тебе дали, чтобы провести в ней ночь? А разница, оказывается, гигантская. Комната на юг — жизнь… А комната на север…
Алейникову показалось, что обрушился небосвод. Посыпались стекла и штукатурка.
Секунда… И еще более громкий взрыв потряс здание, которое, казалось, просто обязано было обрушиться и похоронить всех под своими обломками. Но оно устояло.
Алейников был на ногах уже после первого взрыва — в руке автомат, сознание автоматически просчитывает ситуацию и направлено на одно — как выжить, когда кто-то решил, что ты должен умереть.
Он сразу понял, что случилось нечто по-настоящему страшное…
Позже, когда все эти события отойдут в прошлое и про погибающих сейчас людей станут говорить в прошедшем времени, все уложится в казенные строки материалов расследования.
«19 часов 40 минут. Автомашина „Урал“ при подъезде к отвилке дороги, ведущей к Таргунскому ВОВД, резко свернула и, набирая скорость, стала приближаться к шлагбауму КПП на въезде в отдел. Сотрудники, несущие службу на КПП, открыли огонь на поражение. „Урал“, проломив ограждение из шлагбаума и решетчатых ворот, стал снижать скорость…»
Били по проклятому «Уралу» с трех стволов. Омоновцы были крученые и отлично понимали, что происходит. Им не нужно было объяснять, что заряженную смертью машину нужно остановить во что бы то ни стало… Изрешеченный пулями водитель и не надеялся выжить в этой передряге. Он шел в свой последний бой с именем Аллаха на устах и намеревался погибнуть как воин, унеся в могилу как можно больше неверных. Он повалился на сиденье, захлебнувшись кровью, но педаль была предварительно заклинена, и мощный, тяжелый армейский грузовик продолжал свое смертоносное движение…
«19 часов 41 минута. „Урал“, проломив следующее ограждение, состоящее из рифленого металлического листа, въехал на территорию отдела и остановился между корпусами…»
На улице было полно народа. Футбольный матч не закончился, да и спортсмены все тягали свои гири. Еще не до конца понимая, что происходит, люди смотрели на влетевшую на территорию машину. Они были обречены. Им все равно было не успеть. Взрывное устройство активизировалось. И плеснуло пламя…
«От мощного взрыва все постройки в радиусе 40 метров от эпицентра взрыва были полностью разрушены. От взрыва отключилась электроэнергия, пропала проводная связь, загорелась Р-142».
Алейников кашлял и тряс головой В ушах будто были затычки, и звуки с трудом пробивались через них. Но вроде никаких серьезных повреждений, ничего не поломано, не отбито.
Пыль стояла столбом. Дым ел глаза. Продолжали осыпаться куски штукатурки, и откуда-то сверху, с разбитой полки, шурша, сыпался сахарный песок. И над всем этим повисли крики безумной боли.
— Выбираемся, — дернул он за руку тоже исходившего кашлем Мелкого брата. — Да живее!
Они выбрались в коридор, и за их спиной с грохотом обрушился здоровенный кусок штукатурки.
— Бери! — кивнул Алейников Мелкому брату на капитана, закатившего глаза, — его ноги были перебиты. — Тащим!
Они пробирались по лестнице, которая угрожающе раскачивалась. И тут послышался треск. Это хором заработали пулемет и несколько автоматов.
«19 часов 42 минуты. Начался массированный обстрел территории и здания ВОВД со стороны промзоны, сахарного завода и строящегося здания. В 19 часов 42 минуты открыт ответный огонь…»
Алейников спускался с Мелким братом по лестнице, волоча раненого капитана. Они выбрались на воздух, который тоже был наполнен здесь запахами пыли, гари. Алейников огляделся и увидел, что их крыло здания уцелело. Стена соседнего крыла обрушилась, обнажилось содержимое комнат, как будто с кита сорвали кожу, выставив напоказ изуродованные внутренности.
После этого память его сохранила какие-то куски, и порядок того кошмара восстанавливался в сознании с трудом Осталось в памяти больше то, что было второстепенным — бетонное крошево, мелкая пыль на зубах… Развороченная, смятая пожарная машина… Заваленное обломками тело… Стеклянные, смотрящие вверх зрачки лежащего на спине сержанта… И назойливый стрекот автоматов, в который вклинивался грохот ручного пулемета.
Били боевики больше для порядка, не надеясь особенно никого достать — расстояние было велико. Им, в принципе, должно было хватить того, что они уже сделали… Но пули все же зацепили пару человек.
Алейников стрелял в ответ… Раненые стонали, те, кто мог стонать… И промедол тек рекой, выдавливаясь из одноразовых шприцев.
— Черт, помоги, — крикнул майор в сером камуфляже — замкомандира ОМОНа.
Алейников кинулся к завалу, пригибаясь… Извлекать было нечего. Размозженный труп…
— Черт, где подмога, — застонал омоновец, подхватывая ручной пулемет и посылая длинную очередь. С промзоны и домов продолжали стрелять…
— Рвануть к е… матери давно надо было те халупы! — майор послал еще одну очередь.
Алейников, один из немногих, кто четко понимал, что происходит и как действуют в таких ситуациях, пытался вместе с майором-омоновцем взять ситуацию под контроль, давал указания, вытаскивал из-под завалов людей, организовывал огневой отпор. Стрелял сам. Его руки и лицо были в крови. Он провел рукой по лицу, решив, что его задело пулей или осколком. Но это была чужая кровь…
Отдел остался без электроэнергии, связи. По носимой рации замкомандира ОМОНа, срываясь на хриплый крик, доложил о нападении на «Казбек-1» и «Спутник-1» — то есть в штаб группировки и управление УВД…
«20 часов 01 минута. Вызван ОМОН УВД МВД по ЧР для прочесывания домов, из которых велся огонь…»
Между темуходили минуты… Подмога все не шла. Как всегда — когда прижимает, вся военная машина разворачивается непозволительно медленно. А за медлительность на войне платят самым дорогим — человеческими жизнями.
— «Казбек», у нас двухсотые. И трехсотые. Пришлите вертолет, — твердил замкомандира ОМОНа.
Обстрел продолжался. Вертушек и подмоги все не было.
— Дома бы зачистить, — появился начальник временного отдела. Его качало, лицо и камуфляж были в крови. Он кричал, будто боясь, что его не слышат — признак контузии.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77