— Ни хрена. Людей больше терять не имею права, — крикнул замкомандира ОМОНа. — Местные омоновцы пусть подработают… Со своими бы разобраться…
«21 час 00 минут. Уточнены данные о потерях. 16 убитых, 52 раненых…»
«21 час 25 минут. У „Казбека“ запрошены вертолеты для вывоза раненых и медпомощи. Огонь по территории отдела прекратился».
«21.45 — повторно запрошены вертолеты…»
Вертушки все не шли. По рации сообщили, что на разблокировку движется колонна Челябинского ОМОНа. О ее приближении свидетельствовали автоматные и пулеметные очереди — омоновцы палили куда ни попадя, на малейшее движение.
А потом возникло какое-то сюрреалистическое дополнение к кошмару — к разгромленному райотделу двинулась толпа, чеченские женщины держали за руки маленьких детей. Перепуганные, возбужденные люди что-то галдели, требовали. И Алейникову вместе с подоспевшими местными омоновцами пришлось, как стоящему на своих ногах и более-менее целому, до хрипоты кричать:
— Разойдитесь по домам! Уходите, обстрел может возобновиться!!! Укрывайтесь в подвалах!!!
Челябинцы подкатили на броне. Они тоже пытались спасти из-под обвалов кого еще можно было спасти, организовали оборону и двинули группы в сторону сахарного завода. Темнело. Близилась полночь. А давно обещанных вертолетов все не было.
— Что они, вымерли, летуны? — воскликнул начальник отдела.
И тут опять захлопали выстрелы. Алейников спрятался за обломки автомашины и рубанул длинной очередью в ответ. Огонь велся теперь со стороны школы.
— Никак не успокоятся, ублюдки! — процедил заместитель командира ОМОНа.
Тут подоспел снайпер. Выбрав позицию, он ссадил бьющего со школы боевика. Очереди заглохли.
— Только бы этот последний был, — покачал головой замкомандира ОМОНа. На связь вышли военные…
— Приготовьтесь… Сейчас сделаем вокруг города огневой мешок…
— Отменить! — крикнул начальник райотдела. — Нецелесообразно!
Сообщение о вылете вертолетов пришло только в третьем часу. Взмыли вверх зеленые ракеты, обозначая место посадки, и темная пузатая туша «восьмерки», с грохотом зависнув на миг, тяжело опустилась на площадку…
Потом подошла колонна военных мотострелкового батальона, и расположение было разблокировано окончательно.
— Да, сделали нас, — покачал головой начальник Таргунского отдела, взгляд у него был очумелый, пустой. — Никогда себе не прощу…
Он был белым как мел. А когда глядел на выложенные в ряд, прикрытые простынями тела, рука его выразительно гладила рукоятку пистолета.
— Только не делай глупостей, — сказал Алейников, кладя ему руку на плечо.
Но глаза у того были совершенно дикими. Пока он руководил, обеспечивал разбор завалов, оборону, связывался с военными, то еще держался. Но тут пришло время подбивать итоги. И ощущение безвозвратности происшедшего свалилось на него, прижало к земле неподъемной тяжестью. И казалось таким удачным выходом — одно нажатие спускового крючка.
— Как я буду смотреть им в глаза? — как пьяный твердил начальник ВОВД. — Матери, дети. Как я им посмотрю в глаза?…
Среди выложенных трупов было тело начальника Таргунской криминалки. Алейников смотрел на него, и холод заползал куда-то внутрь. Жаль, что невозможно повернуть время назад и остановить мгновение, переделать все. И вспомнились заклинания этого человека — домой, домой. Он будто чувствовал свою смерть, и это предчувствие наполняло его тоской… Война. Череда лиц. Люди встречаются, знакомятся, разбегаются. Потом узнаешь, что их нашла смерть.
Из Нижнетеречного ВОВД никто серьезно не пострадал, если не считать, что одного омоновца посекло осколками и водителю раздробило палец.
В ушах у Алейникова звенело. Небольшая контузия. В целом ничего страшного. Пройдет.
— Война, — с ненавистью произнес Алейников.
— Война, — кивнул заместитель командира ОМОНа.

Глава 28
ЭМИР

У Джамбулатова было ощущение, какое бывает, когда вдруг резко меняется атмосферное давление. Солнце еще светит, тепло, светло, но уже ощущается скорое пришествие циклона с порывистым ветром, грозой. Похоже, скоро события устремятся вперед, как пришпоренная лошадь, и тогда главным будет усидеть в седле, чтобы не попасть под копыта.
Настроение у Джамбулатова было какое-то тягуче-угрюмое. Ему не давало покоя то, что рядом находится его враг, а дотянуться до него нет никакой возможности. Хромого держали взаперти, как пленного, и хоть в этом Руслан чувствовал свое преимущество.
Он сидел на лавке и глядел, как Ибрагимка метает в дощатый щит американский штык-нож. От усердия молодой бандит высунул язык и прикусил его кончик. Получалось неважно. Острие чаще отскакивало, а если втыкалось, то слабо и далеко от центра, куда оно должно было по замыслу воткнуться.
— Что смотришь? — зло воскликнул Ибрагимка, повернувшись к Джамбулатову. Тот только пожал плечами.
— Сам попробуй, да, — буркнул Ибрагимка, когда нож опять попал явно не туда.
Джамбулатов встал, поднял нож с земли, отошел на несколько шагов и резко метнул. Лезвие угодило прямо в цель и завибрировало, напоенное силой.
— В горло, — усмехнулся бывший милиционер.
— Где учился? — недружелюбно, но с оттенком завистливого уважения, спросил Ибрагимка.
— Были учителя, — хмыкнул Джамбулатов. Когда он служил в армии в Афгане, считалось, что старшина разведки должен уметь и такие вещи. Но это умение бесполезно. Нужно очень хорошо владеть этим искусством, чтобы был толк.
— Научи.
— Бери штык-нож, — сказал Джамбулатов. — Ты движешь только кистью, а должна идти вся рука, мягко, с нарастающей скоростью. Ты должен ощущать, как из твоей руки вырывается энергия, передается ножу… Вот так, — мягко проводил он руку Ибрагима. — Да не зажимай ты лезвие так сильно. Мягко все должно быть. Плавно…
После часа занятий у Ибрагима получалось куда лучше, но все равно было еще далеко от совершенства.
— Я стреляю хорошо, — с вызовом произнес молодой ваххабит, втыкая нож своей худой рукой в деревянный щит. — Мины кладу хорошо.
— Где учился? — полюбопытствовал Джамбулатов.
— В Пакистане. Там хорошо учат. Там все правильно учат.
Джамбулатов цокнул языком. Паренек учился в Пакистане. Тамошние специалисты, поднаторевшие в воспитании афганских моджахедов, давно уже обучают чеченских воинов, несущих России чистый ислам. В числе прочего у них была программа по обучению несовершеннолетних бандитов, таких, как Ибрагимка. Из Чечни посылали туда самых перспективных, с напрочь отшибленными мозгами.
— Как твоя фамилия? — пытаясь что-то вспомнить, спросил Джамбулатов.
Ибрагимка подозрительно посмотрел на него и, приосанившись, произнес:
— Я фамилии не стесняюсь. Умхаев!
«Точно, — вспомнил Джамбулатов. — Ибрагим Умхаев!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77