Любой, даже самый незначительный эпизод из его прошлого может активизировать пораженные участки мозга, ускорит выздоровление.
Но много врать не пришлось. Удостоверение руководителя реабилитационного центра сразу настроило полковника, старшего научного сотрудника архива, на дружелюбный лад. Он сочувственно порасспрашивал о делах центра и распорядился выдать нам папку с личным делом военнослужащего Калмыкова Константина Игнатьевича.
* * *
Содержание папки поражало немногословностью.
Родился в 1956 году в Ташкенте. Родители погибли в 1966 году во время землетрясения. Воспитывался в детском доме в Рязани.
1973 — 1977. Рязанское училище ВДВ. Диплом с отличием. Присвоено звание «лейтенант».
1977 — 1979. Московский военный округ, в/ч номер такой-то. Досрочно присвоены звания «старший лейтенант», «капитан».
1979 — 1981. Учеба в Военной академии Советской Армии, второй факультет. Присвоено звание «майор».
1981 — 1984. Демократическая Республика Афганистан. Разведуправление 40-й армии.
Аттестации. Характеристики. Награды: медаль «За отвагу» и орден Красной Звезды — 1982 год, орден Боевого Красного Знамени — 1983 год.
* * *
И наконец:
«15 декабря 1984 года — пропал без вести».
* * *
— Негусто, — оценил я. — Почему?
— Наши личные дела в этом архиве тоже, я думаю, не слишком пространные, — предположил Док.
Мы сидели в читальном зале архива. Кроме нас, был только один старикан с тремя рядами наградных планок на цивильном пиджаке. Он устроился за угловым столом, загроможденным папками с архивными документами, увлеченно просматривал папки, делал выписки в общую тетрадь, довольно потирал руки и снова углублялся в прошлое.
В зале появился полковник-архивист, подсел к старикану, благожелательно поговорил с ним, потом подошел к нам.
— Последний, — объяснил он, кивнув на старика. — Ветеран, описывает боевой путь своего полка. Раньше все столы были заняты ветеранами. Остался один. Дошел до сорок третьего года, сейчас форсирует Днепр. Дай-то Бог ему дойти до Берлина. Ну что, разобрались?
— Еще больше запутались, — признался Док.
Полковник просмотрел личное дело Калмыкова и озадаченно покачал головой.
— Амнезия, говорите? Не знаю, не знаю. У этой амнезии может быть и другое название. Непростой у вас пациент. Очень непростой. В двадцать три года капитан, в двадцать пять майор.
— После академии всегда присваивают очередное звание, — напомнил Док.
— В академии учатся пять лет, а не два года, — возразил полковник. — Второй факультет. Очень интересно.
— Что вам кажется интересным? — проявил я уважительное любопытство.
— Академия Советской Армии — это академия Главного разведывательного управления Генштаба, молодые люди. А второй факультет — восточный. На нем готовят кадры для работы в Азии и на Ближнем и Среднем Востоке. Сороковая армия, разведуправление. Восемьдесят первый год. Очень, очень интересно. Кажется, я начинаю понимать, в чем дело.
— Поделитесь, — попросил Док.
— Бутылку поставите?
— Две, — сказал Док.
— Три, — быстро поправил я.
— Я пошутил, — усмехнулся полковник. — Хотел проверить, насколько для вас это важно. Вижу, важно. Посидите, мне нужно кое-что уточнить.
Он ушел к себе в кабинет, через полчаса вернулся и удовлетворенно сообщил:
— Все правильно. Так я и думал. Ключ — вот, — указал он на номер воинской части, где после училища служил Калмыков. — Это Чучково. Поселок в Рязанской области. Место дислокации Шестнадцатой бригады особого назначения. На ее базе был сформирован Триста семидесятый отдельный отряд спецназа. Часть офицеров вошла в спецподразделения «Зенит» и «Гром», а позже в «Каскад». Слышали о таких?
— Да, — кивнул Док. — «Зенит» и «Гром» штурмовали дворец Амина.
— Совершенно верно. А «Каскад» работал в Афгане от звонка до звонка. Второй ключ: разведуправление Сороковой армии. Восемьдесят первый год. Что у нас было в восемьдесят первом году? Ну-ну, молодые люди! Что у нас было в восемьдесят первом году?
— В восемьдесят первом году я ходил в школу, — оправдал я свое историческое невежество. — В четвертый или пятый класс.
— А я учился на первом курсе Военно-медицинской академии, — сообщил в свое оправдание Док.
— В восемьдесят первом году ничего хорошего у нас не было, — проинформировал архивист. — В восемьдесят первом году мы обсирались в Афгане на каждом шагу. А почему? Потому что воевали вслепую. Разведка — глаза армии. Глаза разведки — агентура. Агентуры-то у нас и не было. А у моджахедов была. И у пакистанцев была. И у ЦРУ была. Теперь понятно, почему вашему Калмыкову не дали доучиться, а срочно перебросили в Афган?
Это было понятно. Непонятно, что с ним было дальше. В этом контексте «пропал без вести» могло означать что угодно.
— Когда-нибудь будет написана настоящая история афганской войны, — проговорил полковник. — И мы ужаснемся тому, что узнаем. Правда всегда ужасна. Правда о войнах чудовищна. А может, не будет написана никогда. Слишком быстро идет время. Слишком много событий. Некогда оглянуться. Поэтому с тупым упорством лезем на те же минные поля, на которых уже взрывались.
— Вы занимались афганской войной? — спросил я.
— Нет. Интересовался. Это не моя тема. Моя тема — война с Финляндией. Я еще там, в тридцать девятом году, на линии Маннергейма.
— Как видится оттуда наша нынешняя жизнь?
— Если смотреть на внешнюю сторону — счастье. То, о чем тогда невозможно было даже мечтать. Рай. Настоящий рай. Если копнуть глубже, обнаруживается близкое присутствие ада. Вы служили?
— Да, — подтвердил Док.
— Офицеры?
— Да.
— Воевали?
— Да.
— Чечня?
— А что же еще?
— Тогда вы сами все понимаете. Ад не исчез. Мы тащим его за собой из прошлого в будущее. Мы тащим, сами. Нет, я не занимался Афганом. Но есть человек, который знает об афганской войне все. Не уверен, правда, что он захочет поделиться своими знаниями. Тут все зависит от вас. Сумеете убедить его, что вами движет не праздное любопытство — расскажет. Нет — нет.
— Мы попробуем, — сказал Док.
— Тогда запишите: генерал-лейтенант Лазарев. Сейчас на пенсии. Живет где-то под Москвой. Одно время часто бывал у нас в архиве. Хотел проанализировать уроки Афгана. Потом бросил. Сказал: никому это не нужно. Неправильно. Не нужно сейчас, будет нужно в будущем. Но мне не удалось его переубедить. Попытайтесь его найти. В Афгане он командовал отрядом «Каскад». Он может знать о вашем пациенте. У вас есть еще вопросы?
— Есть, — сказал Док. — Что было в Афганистане в декабре восемьдесят четвертого года?
— Пятнадцатого декабря восемьдесят четвертого года, — уточнил я.
— Хорошо, молодые люди, очень хорошо, — одобрил полковник. — А я уж думал, не спросите. Что было пятнадцатого декабря, я не знаю. Но знаю, что было четырнадцатого декабря.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68
Но много врать не пришлось. Удостоверение руководителя реабилитационного центра сразу настроило полковника, старшего научного сотрудника архива, на дружелюбный лад. Он сочувственно порасспрашивал о делах центра и распорядился выдать нам папку с личным делом военнослужащего Калмыкова Константина Игнатьевича.
* * *
Содержание папки поражало немногословностью.
Родился в 1956 году в Ташкенте. Родители погибли в 1966 году во время землетрясения. Воспитывался в детском доме в Рязани.
1973 — 1977. Рязанское училище ВДВ. Диплом с отличием. Присвоено звание «лейтенант».
1977 — 1979. Московский военный округ, в/ч номер такой-то. Досрочно присвоены звания «старший лейтенант», «капитан».
1979 — 1981. Учеба в Военной академии Советской Армии, второй факультет. Присвоено звание «майор».
1981 — 1984. Демократическая Республика Афганистан. Разведуправление 40-й армии.
Аттестации. Характеристики. Награды: медаль «За отвагу» и орден Красной Звезды — 1982 год, орден Боевого Красного Знамени — 1983 год.
* * *
И наконец:
«15 декабря 1984 года — пропал без вести».
* * *
— Негусто, — оценил я. — Почему?
— Наши личные дела в этом архиве тоже, я думаю, не слишком пространные, — предположил Док.
Мы сидели в читальном зале архива. Кроме нас, был только один старикан с тремя рядами наградных планок на цивильном пиджаке. Он устроился за угловым столом, загроможденным папками с архивными документами, увлеченно просматривал папки, делал выписки в общую тетрадь, довольно потирал руки и снова углублялся в прошлое.
В зале появился полковник-архивист, подсел к старикану, благожелательно поговорил с ним, потом подошел к нам.
— Последний, — объяснил он, кивнув на старика. — Ветеран, описывает боевой путь своего полка. Раньше все столы были заняты ветеранами. Остался один. Дошел до сорок третьего года, сейчас форсирует Днепр. Дай-то Бог ему дойти до Берлина. Ну что, разобрались?
— Еще больше запутались, — признался Док.
Полковник просмотрел личное дело Калмыкова и озадаченно покачал головой.
— Амнезия, говорите? Не знаю, не знаю. У этой амнезии может быть и другое название. Непростой у вас пациент. Очень непростой. В двадцать три года капитан, в двадцать пять майор.
— После академии всегда присваивают очередное звание, — напомнил Док.
— В академии учатся пять лет, а не два года, — возразил полковник. — Второй факультет. Очень интересно.
— Что вам кажется интересным? — проявил я уважительное любопытство.
— Академия Советской Армии — это академия Главного разведывательного управления Генштаба, молодые люди. А второй факультет — восточный. На нем готовят кадры для работы в Азии и на Ближнем и Среднем Востоке. Сороковая армия, разведуправление. Восемьдесят первый год. Очень, очень интересно. Кажется, я начинаю понимать, в чем дело.
— Поделитесь, — попросил Док.
— Бутылку поставите?
— Две, — сказал Док.
— Три, — быстро поправил я.
— Я пошутил, — усмехнулся полковник. — Хотел проверить, насколько для вас это важно. Вижу, важно. Посидите, мне нужно кое-что уточнить.
Он ушел к себе в кабинет, через полчаса вернулся и удовлетворенно сообщил:
— Все правильно. Так я и думал. Ключ — вот, — указал он на номер воинской части, где после училища служил Калмыков. — Это Чучково. Поселок в Рязанской области. Место дислокации Шестнадцатой бригады особого назначения. На ее базе был сформирован Триста семидесятый отдельный отряд спецназа. Часть офицеров вошла в спецподразделения «Зенит» и «Гром», а позже в «Каскад». Слышали о таких?
— Да, — кивнул Док. — «Зенит» и «Гром» штурмовали дворец Амина.
— Совершенно верно. А «Каскад» работал в Афгане от звонка до звонка. Второй ключ: разведуправление Сороковой армии. Восемьдесят первый год. Что у нас было в восемьдесят первом году? Ну-ну, молодые люди! Что у нас было в восемьдесят первом году?
— В восемьдесят первом году я ходил в школу, — оправдал я свое историческое невежество. — В четвертый или пятый класс.
— А я учился на первом курсе Военно-медицинской академии, — сообщил в свое оправдание Док.
— В восемьдесят первом году ничего хорошего у нас не было, — проинформировал архивист. — В восемьдесят первом году мы обсирались в Афгане на каждом шагу. А почему? Потому что воевали вслепую. Разведка — глаза армии. Глаза разведки — агентура. Агентуры-то у нас и не было. А у моджахедов была. И у пакистанцев была. И у ЦРУ была. Теперь понятно, почему вашему Калмыкову не дали доучиться, а срочно перебросили в Афган?
Это было понятно. Непонятно, что с ним было дальше. В этом контексте «пропал без вести» могло означать что угодно.
— Когда-нибудь будет написана настоящая история афганской войны, — проговорил полковник. — И мы ужаснемся тому, что узнаем. Правда всегда ужасна. Правда о войнах чудовищна. А может, не будет написана никогда. Слишком быстро идет время. Слишком много событий. Некогда оглянуться. Поэтому с тупым упорством лезем на те же минные поля, на которых уже взрывались.
— Вы занимались афганской войной? — спросил я.
— Нет. Интересовался. Это не моя тема. Моя тема — война с Финляндией. Я еще там, в тридцать девятом году, на линии Маннергейма.
— Как видится оттуда наша нынешняя жизнь?
— Если смотреть на внешнюю сторону — счастье. То, о чем тогда невозможно было даже мечтать. Рай. Настоящий рай. Если копнуть глубже, обнаруживается близкое присутствие ада. Вы служили?
— Да, — подтвердил Док.
— Офицеры?
— Да.
— Воевали?
— Да.
— Чечня?
— А что же еще?
— Тогда вы сами все понимаете. Ад не исчез. Мы тащим его за собой из прошлого в будущее. Мы тащим, сами. Нет, я не занимался Афганом. Но есть человек, который знает об афганской войне все. Не уверен, правда, что он захочет поделиться своими знаниями. Тут все зависит от вас. Сумеете убедить его, что вами движет не праздное любопытство — расскажет. Нет — нет.
— Мы попробуем, — сказал Док.
— Тогда запишите: генерал-лейтенант Лазарев. Сейчас на пенсии. Живет где-то под Москвой. Одно время часто бывал у нас в архиве. Хотел проанализировать уроки Афгана. Потом бросил. Сказал: никому это не нужно. Неправильно. Не нужно сейчас, будет нужно в будущем. Но мне не удалось его переубедить. Попытайтесь его найти. В Афгане он командовал отрядом «Каскад». Он может знать о вашем пациенте. У вас есть еще вопросы?
— Есть, — сказал Док. — Что было в Афганистане в декабре восемьдесят четвертого года?
— Пятнадцатого декабря восемьдесят четвертого года, — уточнил я.
— Хорошо, молодые люди, очень хорошо, — одобрил полковник. — А я уж думал, не спросите. Что было пятнадцатого декабря, я не знаю. Но знаю, что было четырнадцатого декабря.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68