Ответа не дождались. О чем-то посовещались, покурили и двинулись по тропе в глубь распадка, держа наизготовку свои «калаши». Двигались грамотно: один проскакивал вперед и занимал позицию для стрельбы, пропускал второго, страховал его, потом менялись местами. То ли служили в армии, то ли насмотрелись боевиков. А вот курить им не следовало. Обычно запах табачного дыма слышен метров за шестьдесят — семьдесят. А в этих краях, не изгаженных заводскими выбросами и выхлопами машин, — намного дальше.
Некоторое время мы крались за ними. Неожиданно Боцман остановился и придержал меня за плечо.
— Дальше не пойдем, — сказал он. — Нельзя.
— Почему? — спросил я, хотя сам только что об этом подумал.
— Не знаю. Внутренний голос. Говорит: не суйтесь. Клиент же не знает, что нас наняли охранять его, а не наоборот.
— А эти?
— А что эти? Они выбрали не ту профессию. Но их же никто не заставлял, верно?
Мы вернулись к началу распадка и укрылись на склоне сопки таким образом, чтобы можно было видеть и тропу, и стоявший на обочине дороги джип. Нагребая на себя листья, я машинально отметил, что даже в Чечне не маскировался так, как в этом мирном осеннем лесу.
Через некоторое время вызвал Муху:
— Доложи обстановку.
— Пока тихо. Какое-то там шевеление. Не пойму что.
— Какое шевеление?
— Сорока трещит.
— Замри. Что бы ни происходило.
— Понял.
Я не спускал с тропы глаз и все же не заметил, как клиент появился. Ни камешек не стукнул, ни ветка не шевельнулась. Будто серая тень скользнула в листве. Поравнявшись с нами, он замер. Я закрыл глаза и превратился в камень. В валун. Поросший мхом. Осыпанный мелкими золотыми листьями карликовых берез. Валун и валун. Лежу со времен ледникового периода. Нуль эмоций. Какие эмоции могут исходить от старого валуна?
Потом что-то подсказало мне, что можно открыть глаза. Его уже не было.
— Видели? — прорезался в эфире Артист.
— Что?
— Он смотрел на дорогу. Минут пять. Потом вернулся.
— Куда?
— Назад, в сопки.
— Что происходит, Пастух? — вмешался в наш разговор Муха.
— Всем уйти со связи, — приказал я.
* * *
Что происходит. А черт его знает, что происходит!
* * *
Снова он появился минут через двадцать. На этот раз мы его услышали. Мудрено было не услышать: он тащил на спине одного из братков, с бычьим затылком, закинув ноги трупа на плечи и держась за них, как за лямки рюкзака. Весу в бычке было килограммов восемьдесят, но и при этом клиент двигался размеренно, с механической четкостью движений. Лишь камни громко хрустели под его ногами. На груди у него болтались два «калаша», из чего я сделал вывод, что этих мурманских братанов не выручил их армейский или киношный опыт. А ведь предупреждает Минздрав: курение опасно для вашего здоровья.
На выходе из распадка он остановился, внимательно осмотрел дорогу и спустился к джипу. Вякнула охранная сигнализация. Вероятно, ключи он нашел в кармане водителя джипа. Он забросил свою ношу в салон и быстро, уверенно, как по разминированной территории, углубился в распадок. Через полчаса появился с ковбоем. Загрузив и его, сел за руль и погнал джип к лагерю.
— Муха, он едет к тебе, — предупредил я. — Сиди и не высовывайся. Что видишь?
— Пока ничего не вижу. Теперь вижу. «Судзуки». Жмет со страшной силой. Ух ты! Вот это да!
— Что там?
— Он сбросил джип в озеро! Сходу! А сам выскочил! В последний момент!
— Что делает?
— Отряхивается.
— А сейчас?
— Идет к «Ниве». Открыл. А теперь идет в сопки. Быстро идет.
— Те двое, они далеко от дороги?
— Инфарктники? Не очень.
Я уже догадался, что за этим последует. Так и было. Клиент по очереди вынес из распадка инфарктников, загрузил их в «Ниву» и погнал тачку в сторону станции.
Артист доложил:
— Вижу «Ниву». Едет медленно. Остановился. Вылез. Осматривает берег. Ставит «Ниву» поперек дороги, мордой к откосу. Ну дает!
— Докладывай, а не треплись!
— Докладываю. Пересадил на водительское сиденье одного из кадров. Пристегнул ремнем безопасности. Вытащил из салона свой сидор. Толкает «Ниву» в задницу. Сейчас будет бултых. Слышал?
— Продолжай.
— Отряхнул руки. Поднял сидор. Пошел к станции. Все, скрылся за поворотом.
— Жми за Мухой. Потом возвращайся сюда.
— Понял тебя.
Мы с Боцманом немного выждали и выбрались на дорогу. Здесь нас подобрал Артист. Уже заметно стемнело. В свете фар на обочине мелькнул светлый плащ клиента. Он не оглянулся, даже не попытался голосовать. Как шел по дороге, так и шел. Только форменного лагерного кепарика на нем уже не было — то ли выбросил, то ли спрятал в сидор.
Через полтора часа он подошел к станции и купил билет на поезд «Мурманск — Москва». До поезда было около трех часов. Он прошел в конец тускло освещенной платформы и уселся на скамейку с видом человека, который отшагал двадцать километров и теперь рад возможности вытянуть ноги. Мы наблюдали за ним издалека, из машины.
— Ну? И что вы обо всем этом думаете? — поинтересовался я.
Муха промолчал, а Боцман ответил:
— Наш наниматель ошибся. Нужно охранять не его, а других от него.
— А ты что скажешь? — обернулся я к Артисту.
Он немного подумал и произнес:
— Уличного музыканта одаряет золотыми червонцами осень. Он богат уже, скоро зима.
* * *
Артиста мы высадили в Оленегорске, чтобы он сел на пассажирский поезд «Мурманск — Москва», на который позже, на полустанке, сядет клиент. Не для того, чтобы подстраховать его. Из всех людей, которых я знал, он меньше всего нуждался в подстраховке. Просто для того, чтобы быть уверенными, что он благополучно прибыл в Москву. За это нам, собственно, и заплатили. Сами же потащились в Мурманск, отдали мужику «Жигули» и на самолете вернулись в Москву.
Мурманский поезд прибыл на Ленинградский вокзал рано утром. Клиент приехал, никуда не делся. Он прошел в зал ожидания и отправил телеграмму. Артист употребил все свое обаяние, чтобы уболтать девочку в окошке телеграфа и узнать текст. Она млела, глупо хихикала, но молчала, как партизанка. Он узнал лишь то, что мы и так знали: фамилию отправителя. Фамилия была: Калмыков.
— Думаю, он сообщил о том, что вернулся, — поделился с нами Артист нулевым итогом получасового вдохновенного трепа.
Муха прокомментировал:
— Мне почему-то кажется, что кому-то в Москве станет очень неуютно жить.
* * *
Калмыков.
* * *
Эту фамилию мы не раз слышали от Дока, а впервые увидели его в зале заседаний Таганского межмуниципального суда.
* * *
Это было два года назад, в середине ноября 1998 года.
Глава первая
Судный день
I
В середине ноября 1998 года, вскоре после августовского финансового кризиса, потрясшего экономику России, в Таганском межмуниципальном суде города Москвы началось слушание дела по обвинению гражданина Российской Федерации Калмыкова Константина Игнатьевича по статье 222, часть первая, и статьям 30 — 105, часть вторая, пункт "з" УК РФ.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68
Некоторое время мы крались за ними. Неожиданно Боцман остановился и придержал меня за плечо.
— Дальше не пойдем, — сказал он. — Нельзя.
— Почему? — спросил я, хотя сам только что об этом подумал.
— Не знаю. Внутренний голос. Говорит: не суйтесь. Клиент же не знает, что нас наняли охранять его, а не наоборот.
— А эти?
— А что эти? Они выбрали не ту профессию. Но их же никто не заставлял, верно?
Мы вернулись к началу распадка и укрылись на склоне сопки таким образом, чтобы можно было видеть и тропу, и стоявший на обочине дороги джип. Нагребая на себя листья, я машинально отметил, что даже в Чечне не маскировался так, как в этом мирном осеннем лесу.
Через некоторое время вызвал Муху:
— Доложи обстановку.
— Пока тихо. Какое-то там шевеление. Не пойму что.
— Какое шевеление?
— Сорока трещит.
— Замри. Что бы ни происходило.
— Понял.
Я не спускал с тропы глаз и все же не заметил, как клиент появился. Ни камешек не стукнул, ни ветка не шевельнулась. Будто серая тень скользнула в листве. Поравнявшись с нами, он замер. Я закрыл глаза и превратился в камень. В валун. Поросший мхом. Осыпанный мелкими золотыми листьями карликовых берез. Валун и валун. Лежу со времен ледникового периода. Нуль эмоций. Какие эмоции могут исходить от старого валуна?
Потом что-то подсказало мне, что можно открыть глаза. Его уже не было.
— Видели? — прорезался в эфире Артист.
— Что?
— Он смотрел на дорогу. Минут пять. Потом вернулся.
— Куда?
— Назад, в сопки.
— Что происходит, Пастух? — вмешался в наш разговор Муха.
— Всем уйти со связи, — приказал я.
* * *
Что происходит. А черт его знает, что происходит!
* * *
Снова он появился минут через двадцать. На этот раз мы его услышали. Мудрено было не услышать: он тащил на спине одного из братков, с бычьим затылком, закинув ноги трупа на плечи и держась за них, как за лямки рюкзака. Весу в бычке было килограммов восемьдесят, но и при этом клиент двигался размеренно, с механической четкостью движений. Лишь камни громко хрустели под его ногами. На груди у него болтались два «калаша», из чего я сделал вывод, что этих мурманских братанов не выручил их армейский или киношный опыт. А ведь предупреждает Минздрав: курение опасно для вашего здоровья.
На выходе из распадка он остановился, внимательно осмотрел дорогу и спустился к джипу. Вякнула охранная сигнализация. Вероятно, ключи он нашел в кармане водителя джипа. Он забросил свою ношу в салон и быстро, уверенно, как по разминированной территории, углубился в распадок. Через полчаса появился с ковбоем. Загрузив и его, сел за руль и погнал джип к лагерю.
— Муха, он едет к тебе, — предупредил я. — Сиди и не высовывайся. Что видишь?
— Пока ничего не вижу. Теперь вижу. «Судзуки». Жмет со страшной силой. Ух ты! Вот это да!
— Что там?
— Он сбросил джип в озеро! Сходу! А сам выскочил! В последний момент!
— Что делает?
— Отряхивается.
— А сейчас?
— Идет к «Ниве». Открыл. А теперь идет в сопки. Быстро идет.
— Те двое, они далеко от дороги?
— Инфарктники? Не очень.
Я уже догадался, что за этим последует. Так и было. Клиент по очереди вынес из распадка инфарктников, загрузил их в «Ниву» и погнал тачку в сторону станции.
Артист доложил:
— Вижу «Ниву». Едет медленно. Остановился. Вылез. Осматривает берег. Ставит «Ниву» поперек дороги, мордой к откосу. Ну дает!
— Докладывай, а не треплись!
— Докладываю. Пересадил на водительское сиденье одного из кадров. Пристегнул ремнем безопасности. Вытащил из салона свой сидор. Толкает «Ниву» в задницу. Сейчас будет бултых. Слышал?
— Продолжай.
— Отряхнул руки. Поднял сидор. Пошел к станции. Все, скрылся за поворотом.
— Жми за Мухой. Потом возвращайся сюда.
— Понял тебя.
Мы с Боцманом немного выждали и выбрались на дорогу. Здесь нас подобрал Артист. Уже заметно стемнело. В свете фар на обочине мелькнул светлый плащ клиента. Он не оглянулся, даже не попытался голосовать. Как шел по дороге, так и шел. Только форменного лагерного кепарика на нем уже не было — то ли выбросил, то ли спрятал в сидор.
Через полтора часа он подошел к станции и купил билет на поезд «Мурманск — Москва». До поезда было около трех часов. Он прошел в конец тускло освещенной платформы и уселся на скамейку с видом человека, который отшагал двадцать километров и теперь рад возможности вытянуть ноги. Мы наблюдали за ним издалека, из машины.
— Ну? И что вы обо всем этом думаете? — поинтересовался я.
Муха промолчал, а Боцман ответил:
— Наш наниматель ошибся. Нужно охранять не его, а других от него.
— А ты что скажешь? — обернулся я к Артисту.
Он немного подумал и произнес:
— Уличного музыканта одаряет золотыми червонцами осень. Он богат уже, скоро зима.
* * *
Артиста мы высадили в Оленегорске, чтобы он сел на пассажирский поезд «Мурманск — Москва», на который позже, на полустанке, сядет клиент. Не для того, чтобы подстраховать его. Из всех людей, которых я знал, он меньше всего нуждался в подстраховке. Просто для того, чтобы быть уверенными, что он благополучно прибыл в Москву. За это нам, собственно, и заплатили. Сами же потащились в Мурманск, отдали мужику «Жигули» и на самолете вернулись в Москву.
Мурманский поезд прибыл на Ленинградский вокзал рано утром. Клиент приехал, никуда не делся. Он прошел в зал ожидания и отправил телеграмму. Артист употребил все свое обаяние, чтобы уболтать девочку в окошке телеграфа и узнать текст. Она млела, глупо хихикала, но молчала, как партизанка. Он узнал лишь то, что мы и так знали: фамилию отправителя. Фамилия была: Калмыков.
— Думаю, он сообщил о том, что вернулся, — поделился с нами Артист нулевым итогом получасового вдохновенного трепа.
Муха прокомментировал:
— Мне почему-то кажется, что кому-то в Москве станет очень неуютно жить.
* * *
Калмыков.
* * *
Эту фамилию мы не раз слышали от Дока, а впервые увидели его в зале заседаний Таганского межмуниципального суда.
* * *
Это было два года назад, в середине ноября 1998 года.
Глава первая
Судный день
I
В середине ноября 1998 года, вскоре после августовского финансового кризиса, потрясшего экономику России, в Таганском межмуниципальном суде города Москвы началось слушание дела по обвинению гражданина Российской Федерации Калмыкова Константина Игнатьевича по статье 222, часть первая, и статьям 30 — 105, часть вторая, пункт "з" УК РФ.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68