— Дардык шевельнул в сумке бутылками.
— О-о, браты! — взвыл Бичура, умываясь слезой из одинокого ока.
Он по-тюремному сел перед Дардыком на корточки, унимая пляску рук тощей грудью. Дардык налил полстакана водки, Бичура цапнул дозу, выхлебал. Ему добавили пива, вручили бутерброд со шпротами.
Молниеносно пил, давился, глотал, жевал Бичура, всем телом демонстрируя признательность. Все закурили.
— Чего ж вас с Кешей свело? И когда это было? — осведомился Дардык.
— А тебе Черч зачем? — тоже поинтерсовался битый жизнью Бичура.
— Нютка, девка его, с Чистяков ищет. Чегой-то с комнатой у нее получилось, — полуграмотно стал объяснять Дардык.
— Да дело верное, — поддержал Пуля. — Комнатуха ей ломится за выселением. Черч-то о том мечтал.
— Ну да? — почтительно спросил Бичура, уже забывший, когда имел свою крышу над головой. — Фарт путевый. Комнатуху всегда пропить можно.
Дардык и Пуля озадаченно переглянулись на такую неожиданную реакцию.
— О Нютке-то Кеша базарил, — продолжил Бичура, одноглазо помаргивая. — Недавно тут Черч крутанулся. Отбыл куда-то подале на товарняке. Кеша теперь под полным присмотром небесной канцелярии. Вишь, чудесность над ним произошла.
— Чего-чего? — перебил его Дардык.
— Можно вдогон граммульку? — спросил Бичура.
Дардык отмерил ему еще полстакана. Бомжара уже без конвульсий эту дозу сглотнул, затянулся сигареткой вместо закуски и сообщил:
— Бог распорядился Кеше на свете девяносто три года жить.
— Ровно девяносто три? — спросил Пуля.
— Ну да. Точно эту цифру Кеше сообщили после того, как заговор над ним произвели. Замочить Черча один крутой на Чистяках решил. Подловил, как положено, ночкой во дворе, финку достал и на перо Кешу ставит. Как мочильщик размахнулся, гонец из темноты вылезает и кричит: «Амба! Нельзя этого человека убивать!» Мочильщик нож кинул, на коленки упал. А гонец небесный Кеше базарит: «Будешь жить ровно девяносто три года. А покуда линяй из Москвы».
— Что за гонец такой? — проговорил Дардык.
— А его все Чистяки и Сретенка знают. Никифор-богомолец.
— С неба, что ли, этот Никифор сходит? — уточнил Пуля.
— Зачем с неба? — важно округлил глаз Бичура. — Дворником он на Сретенке вкалывает. Но имеет связь с небом.
— Может, он с инопланетян? — засмеялся Пуля.
Бичура покачал головой.
— Я, ребята, на эту тему бы не шутил.
— Ты чего, братан? — мигнул разошедшемуся Пуле Дардык. — Он не в обиду сказал.
— Не в обиду, — подтвердил Пуля. — А что ж с тем мочильщиком, с крутым-то?
— Крутой на коленках стоял и просил Никифора его простить. Никифор ему: «Вставай и иди, больше не греши». Мочильщик тот на следующий день все свои капиталы Никифору сдал, джип крутейший свой ему пригнал. Говорит: «Бери все. Пользуйся, Никифор, во славу Божью».
— Откуда ж такие подробности, если Кеша сразу после того с Чистяков соскочил? — спросил Пуля.
— Это уж братва с Чистяков и Сретенки дополнила.
Дардык и Пуля внимательно переглянулись, слаженно вычленяя про себя нужные детали из полугалиматьи-полубреда Бичуры.
Когда бомж, премированный еще стаканом пива, отбыл, спецбригадовцы в разгоревшемся свете осеннего утра проверили свои пистолеты, запасные обоймы. Пошли на станцию метро «Комсомольская», чтобы побыстрее добраться до Сретенки, где их, как гонцов ада, давно заждался бывший коллега Женя Ракита. ***
В это утро джип, о дарении которого «гонцу небесному» Никифору плели небылицы Чистяки и Сретенка, Ракита приводил в порядок в гараже после тряски на нем по проселочным дорогам к Котовскому и обратно. Поэтому он не смог заметить, как Дардык и Пуля, выяснившие на Сретенке адрес Никифора, ужами скользнули по двору и влетели в дворницкую каморку с пистолетами в руках.
Никифор после того, как Ракита ушел в гараж, долго молился в это утро, будто что-то предчувствуя. Когда дверь распахнулась от ударов ног спецбригадовцев, он стоял на коленях перед иконой Царственных Мучеников.
— Ты Никифор? — окликнул его от двери Пуля.
Никифор, не торопясь, встал с пола, повернулся и, печально улыбаясь, посмотрел на ворвавшихся.
— Я — раб Божий Никифор.
— Где Женя Ракита? — навел ствол ему в лицо Пуля.
— Я никого в своей жизни не сдавал, — проговорил Никифор. — А вам и под самыми страшными пытками ничего не открою.
— Чем же мы такие выдающиеся? — спросил Дардык.
— Вы — вонь чекистская, — как бы объясняя, размеренно произнес Никифор, помаргивая глазами.
— Что-о? — взвыл Пуля, шагнул и ударил Никифора в живот ногой.
Тот схватился за живот, побледнел и осел на пол. Пуля профессионально целил в брыжейку кишечника. Она лопнула, боль от внутреннего кровоизлияния полоснула Никифора.
— Ты с чего взял, что мы из ФСБ? — осведомился Дардык.
Никифор постарался, чтобы лицо его осталось бесстрастным, сказал пересыхающими губами:
— Я не имел в виду, что с ФСБ. Вы ж Евгения ищете, служили вместе. Вы кэгэбэшники бывшие, падаль чекистская. Вас сразу и по палачеству видать. — Он скосил глаза на стоящего над ним Пулю.
Пуля хотел его снова ударить.
— Годи! — крикнул ему Дардык. — Забьешь раньше времени. А чем Ракита от нас отличается, если ты его скрываешь, а нас падалью считаешь? Заметь, он, а не мы против своих товарищей повернул. Ракита, тварь беззаветная, уже двоих из бывших своих однополчан к Богу отправил.
— К Богу? — весело переспросил Никифор, зажимая руками живот, чтобы не ломило. — Да вы что, ежкин дрын? Те ваши двое в аду на кочережки сраками предельно насажены. Прости, Господи, за сквернословие! И вы, господа товарищи, меня простите за некрасивые слова. Грешен, как бывшего зека меня заносит.
— Мразь лагерная! — воскликнул Пуля. — Будешь сведения на Ракиту давать, или я шкуру с твоей рожи на ремни порежу.
Никифор порадовался, что боль в животе немного отпустила и он может собраться с мыслями. Поняв, что остались у него последние минуты на этой земле, пожалел — умрет без причастия. Потом подумал:
«А покаяться и исповедаться Богу я сейчас на молитве в аккурат успел. Благодарю, Господи, за такое благодеяние!»
Он поднял глаза на икону Царственных Мучеников. Семеро расстрелянных чекистами там стояло: царь Николай, царица Александра, царевны Ольга, Татьяна, Мария, Анастасия и царевич Алексей. Все в золоте нимбов, величии корон, великолепии одежд, как ныне на небесах. Никифор осмотрел убожество своей комнаты и благостно осознал:
«Словно в том подвале Ипатьевском. Мебели почти нет, — он ощутил спиной стену, к которой привалился, — перегородка деревянная оштукатуренная. Царственных Мучеников перед такой же ставили, чтоб не случилось рикошетов. Благодарю Тебя, Господи, дал Ты мне чудесную смерть».
Никифор попросил Бога и о том, чтобы не вернулся сейчас невзначай из гаража Ракита.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70
— О-о, браты! — взвыл Бичура, умываясь слезой из одинокого ока.
Он по-тюремному сел перед Дардыком на корточки, унимая пляску рук тощей грудью. Дардык налил полстакана водки, Бичура цапнул дозу, выхлебал. Ему добавили пива, вручили бутерброд со шпротами.
Молниеносно пил, давился, глотал, жевал Бичура, всем телом демонстрируя признательность. Все закурили.
— Чего ж вас с Кешей свело? И когда это было? — осведомился Дардык.
— А тебе Черч зачем? — тоже поинтерсовался битый жизнью Бичура.
— Нютка, девка его, с Чистяков ищет. Чегой-то с комнатой у нее получилось, — полуграмотно стал объяснять Дардык.
— Да дело верное, — поддержал Пуля. — Комнатуха ей ломится за выселением. Черч-то о том мечтал.
— Ну да? — почтительно спросил Бичура, уже забывший, когда имел свою крышу над головой. — Фарт путевый. Комнатуху всегда пропить можно.
Дардык и Пуля озадаченно переглянулись на такую неожиданную реакцию.
— О Нютке-то Кеша базарил, — продолжил Бичура, одноглазо помаргивая. — Недавно тут Черч крутанулся. Отбыл куда-то подале на товарняке. Кеша теперь под полным присмотром небесной канцелярии. Вишь, чудесность над ним произошла.
— Чего-чего? — перебил его Дардык.
— Можно вдогон граммульку? — спросил Бичура.
Дардык отмерил ему еще полстакана. Бомжара уже без конвульсий эту дозу сглотнул, затянулся сигареткой вместо закуски и сообщил:
— Бог распорядился Кеше на свете девяносто три года жить.
— Ровно девяносто три? — спросил Пуля.
— Ну да. Точно эту цифру Кеше сообщили после того, как заговор над ним произвели. Замочить Черча один крутой на Чистяках решил. Подловил, как положено, ночкой во дворе, финку достал и на перо Кешу ставит. Как мочильщик размахнулся, гонец из темноты вылезает и кричит: «Амба! Нельзя этого человека убивать!» Мочильщик нож кинул, на коленки упал. А гонец небесный Кеше базарит: «Будешь жить ровно девяносто три года. А покуда линяй из Москвы».
— Что за гонец такой? — проговорил Дардык.
— А его все Чистяки и Сретенка знают. Никифор-богомолец.
— С неба, что ли, этот Никифор сходит? — уточнил Пуля.
— Зачем с неба? — важно округлил глаз Бичура. — Дворником он на Сретенке вкалывает. Но имеет связь с небом.
— Может, он с инопланетян? — засмеялся Пуля.
Бичура покачал головой.
— Я, ребята, на эту тему бы не шутил.
— Ты чего, братан? — мигнул разошедшемуся Пуле Дардык. — Он не в обиду сказал.
— Не в обиду, — подтвердил Пуля. — А что ж с тем мочильщиком, с крутым-то?
— Крутой на коленках стоял и просил Никифора его простить. Никифор ему: «Вставай и иди, больше не греши». Мочильщик тот на следующий день все свои капиталы Никифору сдал, джип крутейший свой ему пригнал. Говорит: «Бери все. Пользуйся, Никифор, во славу Божью».
— Откуда ж такие подробности, если Кеша сразу после того с Чистяков соскочил? — спросил Пуля.
— Это уж братва с Чистяков и Сретенки дополнила.
Дардык и Пуля внимательно переглянулись, слаженно вычленяя про себя нужные детали из полугалиматьи-полубреда Бичуры.
Когда бомж, премированный еще стаканом пива, отбыл, спецбригадовцы в разгоревшемся свете осеннего утра проверили свои пистолеты, запасные обоймы. Пошли на станцию метро «Комсомольская», чтобы побыстрее добраться до Сретенки, где их, как гонцов ада, давно заждался бывший коллега Женя Ракита. ***
В это утро джип, о дарении которого «гонцу небесному» Никифору плели небылицы Чистяки и Сретенка, Ракита приводил в порядок в гараже после тряски на нем по проселочным дорогам к Котовскому и обратно. Поэтому он не смог заметить, как Дардык и Пуля, выяснившие на Сретенке адрес Никифора, ужами скользнули по двору и влетели в дворницкую каморку с пистолетами в руках.
Никифор после того, как Ракита ушел в гараж, долго молился в это утро, будто что-то предчувствуя. Когда дверь распахнулась от ударов ног спецбригадовцев, он стоял на коленях перед иконой Царственных Мучеников.
— Ты Никифор? — окликнул его от двери Пуля.
Никифор, не торопясь, встал с пола, повернулся и, печально улыбаясь, посмотрел на ворвавшихся.
— Я — раб Божий Никифор.
— Где Женя Ракита? — навел ствол ему в лицо Пуля.
— Я никого в своей жизни не сдавал, — проговорил Никифор. — А вам и под самыми страшными пытками ничего не открою.
— Чем же мы такие выдающиеся? — спросил Дардык.
— Вы — вонь чекистская, — как бы объясняя, размеренно произнес Никифор, помаргивая глазами.
— Что-о? — взвыл Пуля, шагнул и ударил Никифора в живот ногой.
Тот схватился за живот, побледнел и осел на пол. Пуля профессионально целил в брыжейку кишечника. Она лопнула, боль от внутреннего кровоизлияния полоснула Никифора.
— Ты с чего взял, что мы из ФСБ? — осведомился Дардык.
Никифор постарался, чтобы лицо его осталось бесстрастным, сказал пересыхающими губами:
— Я не имел в виду, что с ФСБ. Вы ж Евгения ищете, служили вместе. Вы кэгэбэшники бывшие, падаль чекистская. Вас сразу и по палачеству видать. — Он скосил глаза на стоящего над ним Пулю.
Пуля хотел его снова ударить.
— Годи! — крикнул ему Дардык. — Забьешь раньше времени. А чем Ракита от нас отличается, если ты его скрываешь, а нас падалью считаешь? Заметь, он, а не мы против своих товарищей повернул. Ракита, тварь беззаветная, уже двоих из бывших своих однополчан к Богу отправил.
— К Богу? — весело переспросил Никифор, зажимая руками живот, чтобы не ломило. — Да вы что, ежкин дрын? Те ваши двое в аду на кочережки сраками предельно насажены. Прости, Господи, за сквернословие! И вы, господа товарищи, меня простите за некрасивые слова. Грешен, как бывшего зека меня заносит.
— Мразь лагерная! — воскликнул Пуля. — Будешь сведения на Ракиту давать, или я шкуру с твоей рожи на ремни порежу.
Никифор порадовался, что боль в животе немного отпустила и он может собраться с мыслями. Поняв, что остались у него последние минуты на этой земле, пожалел — умрет без причастия. Потом подумал:
«А покаяться и исповедаться Богу я сейчас на молитве в аккурат успел. Благодарю, Господи, за такое благодеяние!»
Он поднял глаза на икону Царственных Мучеников. Семеро расстрелянных чекистами там стояло: царь Николай, царица Александра, царевны Ольга, Татьяна, Мария, Анастасия и царевич Алексей. Все в золоте нимбов, величии корон, великолепии одежд, как ныне на небесах. Никифор осмотрел убожество своей комнаты и благостно осознал:
«Словно в том подвале Ипатьевском. Мебели почти нет, — он ощутил спиной стену, к которой привалился, — перегородка деревянная оштукатуренная. Царственных Мучеников перед такой же ставили, чтоб не случилось рикошетов. Благодарю Тебя, Господи, дал Ты мне чудесную смерть».
Никифор попросил Бога и о том, чтобы не вернулся сейчас невзначай из гаража Ракита.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70