Ведь православными себя изображают.
Кирин горько засмеялся, потом воскликнул:
— Бросьте вы, ей-богу! Да кто мы такие все, включая верующих, неверующих, бандитов, торгашей, попов, вас, меня, почему-то называющие себя русским народом? Именно — народом. А все это с 1917 года не народ, а население! Православный народ, народ Святой Руси — это совсем другое. Его давным-давно нет и уж не будет. Потому ни в чем, ни с кого и спрашивать нечего.
Присел Ловунов на кожаный диван, ошеломленно поглядывая на едва не заплакавшего митрополита, проговорил:
— Как же с такими мыслями жить можно? Тем более вам, архиерею?
— А вот так и существую, — проговорил Кирин, желчно усмехаясь. — На двух самолетах летаю, то на швейцарской вилле поживу, то на подмосковной даче… Ладно, Виктор Михайлович, вернемся к нашим алмазикам. Как это вовремя Дополнительное соглашение-то наше я вам перекинул! Кто знает, а вдруг вор документ бы наш у меня заодно прихватил? У вас, надеюсь, он вне опасности, не пропадет?
— Вряд ли специалист любого уголовного класса осмелится лезть в мой сейф на работе, ведь это администрация Президента Российской Федерации, — веско произнес Ловунов. — Выше ведомства в нашей стране нет.
В этот момент раздался длинный звонок во входную дверь.
Кирин прошел в прихожую, открыл. Перед ним в лучших макияжных переливах и элегантно-траурном туалете стояла Мариша, уткнув свои неотразимые очи в переносицу митрополиту. Она с незабытой выучкой монахини вдруг притушила их, смиренно поникла лицом и фигурой, положила одну ладонь на другую, как следует для благословения, склонила головку, попросив:
— Благословите, владыка.
Кирин автоматически осенил прекрасную незнакомку крестным знамением. Та поцеловала у него руку, назвалась:
— Я Мария, была монахиней, потом бес попутал жить с архимандритом Феогеном. Простите меня ради Бога.
Митрополит вынужден был по правилу ответить:
— Бог простит, и я прощаю.
Мариша порывисто придвинулась к Кирину, обдавая его томными запахами парфюмерии и молодого женского тела, проговорила:
— После гибели отца Феогена, царствие ему небесное, я совсем одинокой осталась. Помогите, владыка, по жилищному вопросу.
В раздумье стоял Гоняев, а девица шагнула еще ближе, едва не давя его бюстом. Он отступил в прихожую, пригласил зайти.
Ловунов уже перешел из кабинета в гостиную. Увидев входящую красавицу, он подобрался будто гончий пес, изобразил лучшую свою бойцовскую улыбку. Кирин сказал, кивая на Маришу:
— Это Мария, знакомая покойного архимандрита Феогена. Помните, я вам рассказывал?
Холостяк, любитель женщин, Ловунов не вслушивался в слова митрополита, вошедшая девица очаровала его сразу.
— Очень приятно, Мария. Я — Виктор Михайлович Ловунов, — представился он ей.
— Можно просто Маша, — улыбнулась она, мгновенно уловив настрой этого зеленоглазого.
Мариша тут же вспомнила эту фамилию, упоминавшуюся Кострецовым по алмазному раскладу, и посмотрела на Ловунова еще более чарующе.
— Так что с жильем? — напомнил ей начало разговора митрополит.
Снова потупила глаза-озера Мариша.
— Архимандрит Феоген завещал мне свою квартиру, — врала она. — Но никаких бумаг по этому поводу я не обнаружила. Быть может, они остались на его рабочем месте в патриархии? Нельзя об этом узнать, владыка? — обращалась она к Кирину, а неотрывно смотрела, звала взглядом Ловунова.
Тот и вмешался:
— Надо помочь девушке. У Феогена остались какие-нибудь родственники, которые могут претендовать на освободившуюся жилплощадь? — спросил Ловунов Кирина.
— Не знаю, — ответил Гоняев и усмехнулся, заметив охотничий блеск в глазах напарника. — Вы, Виктор Михайлович, больше меня в таких делах понимаете. Вот и посоветовали бы девушке. Покойный Феоген нам много полезного сделал.
Ловунов кинул взгляд на наручные часы и будто бы спохватился:
— О, мне пора, владыка. Маша, — кивнул он Марише, — если вы не на машине, я вас могу подвезти. А по дороге посоветуемся.
— Спаси Господи, — отвечала Мариша с поклоном, отчего декольте отошло, обнажив под ним женские прелести.
Они вышли на улицу и сели в машину Ловунова.
Через час в роскошной квартире Виктора Михайловича Мариша, «уступив» горячности хозяина, позволила ему поцеловать себя в губы и залезть под юбку. А спустя еще некоторое время уже принимала душ в просторной ловуновской ванной.
Стоя под горячими струями, Мариша вспомнила, как страстно они резвились когда-то с Вованом в таких же «водяных» условиях. Она собралась позвать Ловунова, хлопотавшего в кухне, к себе под каким-нибудь предлогом. Для удачно заловленного напарника митрополита Гоняева у Мариши была в запасе целая секс-программа.
Глава 5
Генерал Белокрылов после гибели Котовского, Пули, Дардыка остался без своей спецбригады. Дико было, что растаяла она не в боях с противником, а полегла в поединке с одним-единственным отчаюгой — бывшим диверсантом-разведчиком Евгением Ракицким. Размышляя об этом, генерал пришел к выводу, что профессионалов может истреблять только профессионал.
Легче от этой философии Леонтию Александровичу не стало. Теперь, оставшись с последним спецбригадовцем «дедом» Лячко, он был предельно осторожен. Чтобы довести свою главную операцию до конца, нужно было убрать епископа Артемия Екиманова так, чтобы никакой «спецкомар» носа не подточил, расследуя это убийство.
Скрываясь на «глухой» своей квартире, Белокрылов почти перестал спать, полностью сфокусировавшись на слежке за Артемием, в которой его иногда подменял Лячко, и на анализе скандала, разворачивающегося вокруг гомика-епископа.
Арест Вована во многом облегчил генеральскую задачу. Артемий, потеряв востряковского бригадира, свою правую лапу, умевшую страшно бить, оказался одинок в кровавой московской разборке.
К тому же он заимел личные неприятности, когда любовник Лолий устроил ему скандал по поводу звонка «соперника». Епископ понял, что кто-то уже не оставит его в покое. Раз взялись за Лолия, то хотят персонально уделать. Чем это все грозило? Шантажом, вымогательством денег, требованием раздела сфер влияния — того же паломнического пирога, с которого началась эта кровавая карусель накануне 2000 года Рождества Христова?
По всем этим вопросам Артемий мог бы превосходно побалакать с Вованом, опытнейшим аферистом. Но сейчас, впервые за долгое время, епископ остался без прикрытия, и случилось это как раз тогда, когда Екиманову позарез нужны были глаза, руки, уши, кулачищи, ножи, пули для того, чтобы раскрутить всю эту хитросплетенную историю и всемерно обезопаситься.
Белокрылов, в свою очередь, держал Артемия на мушке. Сняв трубку и набрав номер телефона, он огорошил епископа своей просьбой:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70
Кирин горько засмеялся, потом воскликнул:
— Бросьте вы, ей-богу! Да кто мы такие все, включая верующих, неверующих, бандитов, торгашей, попов, вас, меня, почему-то называющие себя русским народом? Именно — народом. А все это с 1917 года не народ, а население! Православный народ, народ Святой Руси — это совсем другое. Его давным-давно нет и уж не будет. Потому ни в чем, ни с кого и спрашивать нечего.
Присел Ловунов на кожаный диван, ошеломленно поглядывая на едва не заплакавшего митрополита, проговорил:
— Как же с такими мыслями жить можно? Тем более вам, архиерею?
— А вот так и существую, — проговорил Кирин, желчно усмехаясь. — На двух самолетах летаю, то на швейцарской вилле поживу, то на подмосковной даче… Ладно, Виктор Михайлович, вернемся к нашим алмазикам. Как это вовремя Дополнительное соглашение-то наше я вам перекинул! Кто знает, а вдруг вор документ бы наш у меня заодно прихватил? У вас, надеюсь, он вне опасности, не пропадет?
— Вряд ли специалист любого уголовного класса осмелится лезть в мой сейф на работе, ведь это администрация Президента Российской Федерации, — веско произнес Ловунов. — Выше ведомства в нашей стране нет.
В этот момент раздался длинный звонок во входную дверь.
Кирин прошел в прихожую, открыл. Перед ним в лучших макияжных переливах и элегантно-траурном туалете стояла Мариша, уткнув свои неотразимые очи в переносицу митрополиту. Она с незабытой выучкой монахини вдруг притушила их, смиренно поникла лицом и фигурой, положила одну ладонь на другую, как следует для благословения, склонила головку, попросив:
— Благословите, владыка.
Кирин автоматически осенил прекрасную незнакомку крестным знамением. Та поцеловала у него руку, назвалась:
— Я Мария, была монахиней, потом бес попутал жить с архимандритом Феогеном. Простите меня ради Бога.
Митрополит вынужден был по правилу ответить:
— Бог простит, и я прощаю.
Мариша порывисто придвинулась к Кирину, обдавая его томными запахами парфюмерии и молодого женского тела, проговорила:
— После гибели отца Феогена, царствие ему небесное, я совсем одинокой осталась. Помогите, владыка, по жилищному вопросу.
В раздумье стоял Гоняев, а девица шагнула еще ближе, едва не давя его бюстом. Он отступил в прихожую, пригласил зайти.
Ловунов уже перешел из кабинета в гостиную. Увидев входящую красавицу, он подобрался будто гончий пес, изобразил лучшую свою бойцовскую улыбку. Кирин сказал, кивая на Маришу:
— Это Мария, знакомая покойного архимандрита Феогена. Помните, я вам рассказывал?
Холостяк, любитель женщин, Ловунов не вслушивался в слова митрополита, вошедшая девица очаровала его сразу.
— Очень приятно, Мария. Я — Виктор Михайлович Ловунов, — представился он ей.
— Можно просто Маша, — улыбнулась она, мгновенно уловив настрой этого зеленоглазого.
Мариша тут же вспомнила эту фамилию, упоминавшуюся Кострецовым по алмазному раскладу, и посмотрела на Ловунова еще более чарующе.
— Так что с жильем? — напомнил ей начало разговора митрополит.
Снова потупила глаза-озера Мариша.
— Архимандрит Феоген завещал мне свою квартиру, — врала она. — Но никаких бумаг по этому поводу я не обнаружила. Быть может, они остались на его рабочем месте в патриархии? Нельзя об этом узнать, владыка? — обращалась она к Кирину, а неотрывно смотрела, звала взглядом Ловунова.
Тот и вмешался:
— Надо помочь девушке. У Феогена остались какие-нибудь родственники, которые могут претендовать на освободившуюся жилплощадь? — спросил Ловунов Кирина.
— Не знаю, — ответил Гоняев и усмехнулся, заметив охотничий блеск в глазах напарника. — Вы, Виктор Михайлович, больше меня в таких делах понимаете. Вот и посоветовали бы девушке. Покойный Феоген нам много полезного сделал.
Ловунов кинул взгляд на наручные часы и будто бы спохватился:
— О, мне пора, владыка. Маша, — кивнул он Марише, — если вы не на машине, я вас могу подвезти. А по дороге посоветуемся.
— Спаси Господи, — отвечала Мариша с поклоном, отчего декольте отошло, обнажив под ним женские прелести.
Они вышли на улицу и сели в машину Ловунова.
Через час в роскошной квартире Виктора Михайловича Мариша, «уступив» горячности хозяина, позволила ему поцеловать себя в губы и залезть под юбку. А спустя еще некоторое время уже принимала душ в просторной ловуновской ванной.
Стоя под горячими струями, Мариша вспомнила, как страстно они резвились когда-то с Вованом в таких же «водяных» условиях. Она собралась позвать Ловунова, хлопотавшего в кухне, к себе под каким-нибудь предлогом. Для удачно заловленного напарника митрополита Гоняева у Мариши была в запасе целая секс-программа.
Глава 5
Генерал Белокрылов после гибели Котовского, Пули, Дардыка остался без своей спецбригады. Дико было, что растаяла она не в боях с противником, а полегла в поединке с одним-единственным отчаюгой — бывшим диверсантом-разведчиком Евгением Ракицким. Размышляя об этом, генерал пришел к выводу, что профессионалов может истреблять только профессионал.
Легче от этой философии Леонтию Александровичу не стало. Теперь, оставшись с последним спецбригадовцем «дедом» Лячко, он был предельно осторожен. Чтобы довести свою главную операцию до конца, нужно было убрать епископа Артемия Екиманова так, чтобы никакой «спецкомар» носа не подточил, расследуя это убийство.
Скрываясь на «глухой» своей квартире, Белокрылов почти перестал спать, полностью сфокусировавшись на слежке за Артемием, в которой его иногда подменял Лячко, и на анализе скандала, разворачивающегося вокруг гомика-епископа.
Арест Вована во многом облегчил генеральскую задачу. Артемий, потеряв востряковского бригадира, свою правую лапу, умевшую страшно бить, оказался одинок в кровавой московской разборке.
К тому же он заимел личные неприятности, когда любовник Лолий устроил ему скандал по поводу звонка «соперника». Епископ понял, что кто-то уже не оставит его в покое. Раз взялись за Лолия, то хотят персонально уделать. Чем это все грозило? Шантажом, вымогательством денег, требованием раздела сфер влияния — того же паломнического пирога, с которого началась эта кровавая карусель накануне 2000 года Рождества Христова?
По всем этим вопросам Артемий мог бы превосходно побалакать с Вованом, опытнейшим аферистом. Но сейчас, впервые за долгое время, епископ остался без прикрытия, и случилось это как раз тогда, когда Екиманову позарез нужны были глаза, руки, уши, кулачищи, ножи, пули для того, чтобы раскрутить всю эту хитросплетенную историю и всемерно обезопаситься.
Белокрылов, в свою очередь, держал Артемия на мушке. Сняв трубку и набрав номер телефона, он огорошил епископа своей просьбой:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70