Почему, собственно, ему так понадобилось сюда приезжать, Таня не совсем понимала.
– Ну как, удалось вам разыскать тут какого-нибудь завалящего интеллигента? – спросила она, переводя разговор на другие рельсы.
Болховитинов принялся обстоятельно рассказывать, что да, кое-какие знакомства у него появились – он вхож в три дома, очень разные люди, но все одинаково не любят немцев; две семьи при этом питают приблизительно такие же чувства и к Советской власти, а третья наоборот -настоящие большевизаны, но милые люди...
– Настоящие кто? – переспросила Таня, поднимая брови.
Болховитинов очень смутился:
– Простите, у меня иногда прорываются галлисизмы... Я хотел сказать, что они сочувствуют большевикам.
– А-а, – сказала Таня. – В общем, Кирилл Андреевич, если «большевизаны» вас не отпугивают, приходите как-нибудь вечерком, правда. Помните, вы хотели? Посидим, поболтаем. Если, конечно, вам не скучно со мной.
– Бога ради, Татьяна Викторовна! Сочту за честь... непременно... Я просто не осмеливался настаивать после того, как вы в тот раз так решительно меня м-м-м... как это сказать по-русски...
– Отшили, – подсказала Таня и засмеялась. – Я не хотела вас обидеть, правда. Приходите же!
Она не была уверена, что поступила правильно, приглашая его. Ей казалось, что какая-то маленькая, едва заметная измена Сереже заключена в этом приглашении; не то чтобы Болховитинов ей понравился, – нет, он был каким-то слишком чужим и далеким, этот эмигрант, кадет, почти марсианин, – но просто она не была уверена в своем праве развлекаться в то время, как Сережа находится на фронте. Она пригласила Болховитинова только потому, что – ей показалось – он может быть интересным собеседником; пригласила, чтобы рассеяться немного; просто ей хотелось забыть на час-другой о гебитскомиссариате, о том, чем заняты Володя и Кривошип и чем, если уж говорить начистоту, занята и она сама. Пусть ей лично не пришлось закладывать взрывчатку в этот проклятый объект из доклада гауптмана Заале; она взорвала его, сидя за своей машинкой, и немцы, когда докопаются до всего, сумеют определить ее роль совершенно точно. Вот об этом-то ей и хотелось забыть. Разве это такое уж преступление, Сережа?
Ей было очень трудно этим летом, гораздо труднее, чем год назад. Тогда еще оставался какой-то запас внутренних сил, какой-то странный подсознательный оптимизм, как будто сердце, вопреки рассудку, все еще не до конца поверило в случившееся и продолжало жить наполовину в прошлом, в мирном, благополучном прошлом. А сейчас этот запас был на исходе.
Ей было гораздо труднее, чем Володе или Кривошипу, потому что она была девушкой, не приспособленной для этой опасной, придуманной мужчинами игры; и еще потому, что их роль в игре – в отличие от ее роли – была более активной и предоставляла им возможность действовать и своими действиями влиять на ход событий. А ее роль сводилась в конечном счете к тому, чтобы сидеть и ждать разоблачения и гибели. Ей трудно было поверить в то, что игра со смертью может кончиться как-то иначе. Болховитинов пришел вечером в субботу. Володи не было дома. Они вдвоем пили чай, потом Таня показала ему библиотеку Галины Николаевны; Болховитинов стал расспрашивать о жизни советской технической интеллигенции, его интересовали многие мелочи, о которых Таня не имела понятия. Откуда она знала, например, как поставлена работа в наших проектных бюро!
Он просидел недолго; видимо, счел неудобным засиживаться для первого раза, хотя Таня видела, что уходить ему не хотелось. Прощаясь, он спросил, чем она думает заняться завтра.
– Стиркой, – сказала Таня. – А что?
– Завтра ведь воскресенье, – немного изумленно, как ей показалось, сказал Болховитинов.
– Ну да, поэтому и надо стирать. Когда же еще заниматься домашними делами, как не в воскресенье!
– А... а в церкви вы не будете?
Таня буквально разинула рот.
– В церкви? Чего ради, Кирилл Андреевич?
– Да-да, конечно, – улыбнулся он. – Я вот к чему, Татьяна Викторовна... Мне завтра придется съездить на один из участков, километров за шестьдесят. Не сочтите за навязчивость, но может быть... вы не отказались бы совершить небольшую автомобильную прогулку? Часа на три, не более. Вы подумайте, – добавил он быстро, словно испугавшись, как бы Таня не сочла себя вынужденной решить этот вопрос сразу, – подумайте до завтра, а завтра я в любом случае заеду – ну, узнать, едете вы или нет...
– Хорошо, – сказала она, – спасибо, я с удовольствием, правда. Я так давно не была за городом! А к какому часу мне быть готовой?
Болховитинов просиял:
– О, тогда к двум, пожалуйста, если вас не затруднит...
Утром она робко сказала Володе, что после обеда едет покататься с Болховитиновым, русским инженером из фирмы «Вернике».
– А-а, – равнодушно отозвался Володя, не отрываясь от книги, которую читал за завтраком. – Ну как он, большая сволочь?
– Почему сволочь? Неужели ты думаешь, что я поехала бы с ним, будь он сволочью!
– Что ж такого, мало ли с кем тебе сейчас приходится иметь дело...
– Да, но это не для дела, понимаешь. Это просто так. Он меня пригласил, и я согласилась. Я не должна была этого делать, Володя?
Володя отложил книгу, подумал и пожал плечами.
– Я не знаю, для чего ты согласилась, поэтому не могу ответить на твой вопрос. Если ты надеешься что либо у него узнать, то, может быть, стоит попробовать. А просто так не стоило. Мало о тебе еще трёпу идет по городу!
Таня вздохнула, – трёп действительно шел.
– А что можно у него узнать? – спросила она.
– Откуда я знаю, что. Слушай, что он будет говорить, и мотай на ус. Всегда может проскользнуть что-нибудь интересное в самой пустой болтовне. Вы куда едете?
– Не знаю, на участок какой-то. Они тут дорогу строят; очевидно, на один из строительных участков...
– О! – сказал Володя и прицелился в нее пальцем. – Ты у него вот что узнай. Узнай, что это будет за дорога, поняла? Важно знать характер покрытия и ширину проезжей части. Уяснила?
– Что значит «характер покрытия»?
– Это значит, что дороги бывают грунтовые, мощеные, покрытые асфальтом или бетоном. Вот это и надо выяснить.
Ровно в два Болховитинов остановил свою машину перед калиткой. Володя, отогнув занавеску, сказал, что машинка так себе – малолитражный «ханомаг», и ушел в сарайчик, не без ехидства пожелав приятной прогулки.
По странному совпадению, участок, который нужно было посетить Болховитинову, находился недалеко от Семихаток – того самого хутора, где год назад, удрав из-под Белой Криницы, окопники впервые увидели наши отступающие войска и узнали о прорыве фронта немецкими танками. Теперь все это шоссе, по которому они тогда возвращались в Энск на загруженной саперным имуществом полуторке, было изрыто, перекопано, завалено свежими насыпями глины, местами – на холмах – заглублено в землю на два-три метра.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154
– Ну как, удалось вам разыскать тут какого-нибудь завалящего интеллигента? – спросила она, переводя разговор на другие рельсы.
Болховитинов принялся обстоятельно рассказывать, что да, кое-какие знакомства у него появились – он вхож в три дома, очень разные люди, но все одинаково не любят немцев; две семьи при этом питают приблизительно такие же чувства и к Советской власти, а третья наоборот -настоящие большевизаны, но милые люди...
– Настоящие кто? – переспросила Таня, поднимая брови.
Болховитинов очень смутился:
– Простите, у меня иногда прорываются галлисизмы... Я хотел сказать, что они сочувствуют большевикам.
– А-а, – сказала Таня. – В общем, Кирилл Андреевич, если «большевизаны» вас не отпугивают, приходите как-нибудь вечерком, правда. Помните, вы хотели? Посидим, поболтаем. Если, конечно, вам не скучно со мной.
– Бога ради, Татьяна Викторовна! Сочту за честь... непременно... Я просто не осмеливался настаивать после того, как вы в тот раз так решительно меня м-м-м... как это сказать по-русски...
– Отшили, – подсказала Таня и засмеялась. – Я не хотела вас обидеть, правда. Приходите же!
Она не была уверена, что поступила правильно, приглашая его. Ей казалось, что какая-то маленькая, едва заметная измена Сереже заключена в этом приглашении; не то чтобы Болховитинов ей понравился, – нет, он был каким-то слишком чужим и далеким, этот эмигрант, кадет, почти марсианин, – но просто она не была уверена в своем праве развлекаться в то время, как Сережа находится на фронте. Она пригласила Болховитинова только потому, что – ей показалось – он может быть интересным собеседником; пригласила, чтобы рассеяться немного; просто ей хотелось забыть на час-другой о гебитскомиссариате, о том, чем заняты Володя и Кривошип и чем, если уж говорить начистоту, занята и она сама. Пусть ей лично не пришлось закладывать взрывчатку в этот проклятый объект из доклада гауптмана Заале; она взорвала его, сидя за своей машинкой, и немцы, когда докопаются до всего, сумеют определить ее роль совершенно точно. Вот об этом-то ей и хотелось забыть. Разве это такое уж преступление, Сережа?
Ей было очень трудно этим летом, гораздо труднее, чем год назад. Тогда еще оставался какой-то запас внутренних сил, какой-то странный подсознательный оптимизм, как будто сердце, вопреки рассудку, все еще не до конца поверило в случившееся и продолжало жить наполовину в прошлом, в мирном, благополучном прошлом. А сейчас этот запас был на исходе.
Ей было гораздо труднее, чем Володе или Кривошипу, потому что она была девушкой, не приспособленной для этой опасной, придуманной мужчинами игры; и еще потому, что их роль в игре – в отличие от ее роли – была более активной и предоставляла им возможность действовать и своими действиями влиять на ход событий. А ее роль сводилась в конечном счете к тому, чтобы сидеть и ждать разоблачения и гибели. Ей трудно было поверить в то, что игра со смертью может кончиться как-то иначе. Болховитинов пришел вечером в субботу. Володи не было дома. Они вдвоем пили чай, потом Таня показала ему библиотеку Галины Николаевны; Болховитинов стал расспрашивать о жизни советской технической интеллигенции, его интересовали многие мелочи, о которых Таня не имела понятия. Откуда она знала, например, как поставлена работа в наших проектных бюро!
Он просидел недолго; видимо, счел неудобным засиживаться для первого раза, хотя Таня видела, что уходить ему не хотелось. Прощаясь, он спросил, чем она думает заняться завтра.
– Стиркой, – сказала Таня. – А что?
– Завтра ведь воскресенье, – немного изумленно, как ей показалось, сказал Болховитинов.
– Ну да, поэтому и надо стирать. Когда же еще заниматься домашними делами, как не в воскресенье!
– А... а в церкви вы не будете?
Таня буквально разинула рот.
– В церкви? Чего ради, Кирилл Андреевич?
– Да-да, конечно, – улыбнулся он. – Я вот к чему, Татьяна Викторовна... Мне завтра придется съездить на один из участков, километров за шестьдесят. Не сочтите за навязчивость, но может быть... вы не отказались бы совершить небольшую автомобильную прогулку? Часа на три, не более. Вы подумайте, – добавил он быстро, словно испугавшись, как бы Таня не сочла себя вынужденной решить этот вопрос сразу, – подумайте до завтра, а завтра я в любом случае заеду – ну, узнать, едете вы или нет...
– Хорошо, – сказала она, – спасибо, я с удовольствием, правда. Я так давно не была за городом! А к какому часу мне быть готовой?
Болховитинов просиял:
– О, тогда к двум, пожалуйста, если вас не затруднит...
Утром она робко сказала Володе, что после обеда едет покататься с Болховитиновым, русским инженером из фирмы «Вернике».
– А-а, – равнодушно отозвался Володя, не отрываясь от книги, которую читал за завтраком. – Ну как он, большая сволочь?
– Почему сволочь? Неужели ты думаешь, что я поехала бы с ним, будь он сволочью!
– Что ж такого, мало ли с кем тебе сейчас приходится иметь дело...
– Да, но это не для дела, понимаешь. Это просто так. Он меня пригласил, и я согласилась. Я не должна была этого делать, Володя?
Володя отложил книгу, подумал и пожал плечами.
– Я не знаю, для чего ты согласилась, поэтому не могу ответить на твой вопрос. Если ты надеешься что либо у него узнать, то, может быть, стоит попробовать. А просто так не стоило. Мало о тебе еще трёпу идет по городу!
Таня вздохнула, – трёп действительно шел.
– А что можно у него узнать? – спросила она.
– Откуда я знаю, что. Слушай, что он будет говорить, и мотай на ус. Всегда может проскользнуть что-нибудь интересное в самой пустой болтовне. Вы куда едете?
– Не знаю, на участок какой-то. Они тут дорогу строят; очевидно, на один из строительных участков...
– О! – сказал Володя и прицелился в нее пальцем. – Ты у него вот что узнай. Узнай, что это будет за дорога, поняла? Важно знать характер покрытия и ширину проезжей части. Уяснила?
– Что значит «характер покрытия»?
– Это значит, что дороги бывают грунтовые, мощеные, покрытые асфальтом или бетоном. Вот это и надо выяснить.
Ровно в два Болховитинов остановил свою машину перед калиткой. Володя, отогнув занавеску, сказал, что машинка так себе – малолитражный «ханомаг», и ушел в сарайчик, не без ехидства пожелав приятной прогулки.
По странному совпадению, участок, который нужно было посетить Болховитинову, находился недалеко от Семихаток – того самого хутора, где год назад, удрав из-под Белой Криницы, окопники впервые увидели наши отступающие войска и узнали о прорыве фронта немецкими танками. Теперь все это шоссе, по которому они тогда возвращались в Энск на загруженной саперным имуществом полуторке, было изрыто, перекопано, завалено свежими насыпями глины, местами – на холмах – заглублено в землю на два-три метра.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154