Итальянец был явно голоден, и за плечом у него висел дулом вниз маленький пистолет-пулемет совершенно незнакомой Володе системы и предельно простой с виду конструкции, похожий на отрезок водопроводной трубы с прикладом, выгнутым из железного прутка, и торчащим вбок (как у немецкого «шмайсера») прямым рожком пенального магазина; весь автомат выглядел таким легким, простым и компактным, что Володя буквально влюбился в него с первого взгляда. Чутье подсказало ему, что с этим итальянцем можно столковаться.
Он зашел вперед и вытащил из кармана пачку немецких сигарет. Когда берсальер поравнялся с ним, Глушко жестом попросил прикурить; тот остановился и протянул ему зажигалку. Володя угостил итальянца сигаретой, – начало для переговоров было положено.
– Холодно, – сказал Володя, выразительно поеживаясь. – Sehr kalt!
– Si, si, – подтвердил тот. – Molto freddo!
– Италия? – спросил Володя, бесцеремонно ткнув его пальцем.
– Italia, si! – закричал берсальер. – Roma!
Володя выразил предположение, что в Риме не так холодно, как здесь, и сказал, что вообще дома всегда лучше, чем не дома. Итальянец горячо согласился с тем и с другим. Потом Володя спросил, скоро ли тот собирается восвояси; вопрос был понят не сразу, но потом итальянец утвердительно закивал и разразился целой темпераментной речью.
– А вот с этим в Италию не нужно, – сказал Володя, поддев пальцем ремень, на котором у итальянца висел вожделенный автомат. – Это nicht gut, Scheise!
Лицо итальянца выразило сильнейшее отвращение, он снял автомат, плюнул на него и снова перекинул через плечо, скорчив выразительную гримасу, – ничего, мол, не поделаешь, приходится таскать.
Володя оглянулся: вокруг шел обычный торг, мальчишка пронзительно предлагал сахарин и батарейки для карманных фонариков, двое пьяных ругались из-за каких-то штанов, выдирая их друг у друга. На Володю с итальянцем никто не обращал никакого внимания, вокруг не было ни полицаев, ни фельджандармов. Эх, была не была!
– Послушай, – сказал он, понизив голос, и взял итальянца за рукав. – Если тебе не нужен, ты бы продал, а?
Он быстро объяснил жестами: ты, дескать, мне автомат, а я тебе деньги. Итальянец понял, не выразил никакого удивления и еще более выразительными жестами дал понять, что деньги ему ни к чему. Он потыкал большим пальцем себе в живот, подмигнул, захохотал, со всего размаха хлопнул Володю по спине и снова потащил с плеча автомат.
– Договорились, – сказал Володя. – А что ты за него хочешь, a? Was wollen Sie?
– Momento, – сказал итальянец, – un momento... – Он ненадолго задумался и прищелкнул пальцами с вдохновенным видом.
– Bisogno una oca grassa! – сказал он решительно. – Понимай?
– Нет, – покачал головой Володя. – Что бизонье? Бизонье сердце, что ли? Придумал тоже, гурман. Откуда я его тебе возьму? Нету здесь у нас никаких бизонов, понял?
Итальянец досадливо поморщился, потряс перед лицом вывернутой вверх щепотью и повторил несколько раз: «ока, ока, понимай?» Потом он вдруг присел, захлопал руками и, вытянув вперед шею, очень похоже загоготал по-гусиному. Володя хлопнул себя по лбу.
– Гусь! Черт возьми, так бы и сказал. Тебе нужен гусь?
– Si, si, – радостно подтвердил берсальер, по-видимому, вспомнив русское слово. – Ma una grassissima, cosi!
Он надул щеки и выпятил тощий живот, округляя руки.
– Ну, понятно, – сказал Володя, – птица должна быть откормленной, во вкусе Паниковского. Это, конечно, труднее, но все равно попытаемся. За мной, римлянин!
Он поманил берсальера пальцем, и они вместе пошли в другой конец базара, где иногда продавалась из-под полы разная живность – цыплята, утки, иногда даже поросята, хотя это было строго запрещено.
К сожалению, сегодня здесь не было ничего интересного. Время от времени полиция усиливала контроль на дорогах, и тогда привоз почти прекращался. Очевидно, так получилось и в этот раз. Приезжие селяне продавали тыквы, семечки, мелкий картофель, крошеный табак-самосад и прочую ерунду. Гусей не было и в помине.
Дойдя до конца рядов, Володя и итальянец одновременно взглянули друг на друга с вытянутыми лицами. Оба были в равной мере огорчены тем, что столь заманчивая для обеих сторон сделка не удалась. И тут Володю вдруг осенило: Николаева говорила недавно, что соседка до сих пор откармливает домашнюю птицу горелым зерном, привезенным с элеватора в августе сорок первого. Немцы якобы на рождество покупали у нее гусей. Володя обозвал себя лопухом и схватил итальянца, за рукав.
– Эврика! – сказал он решительно. – Будет тебе гусь!
Они так спешили, что примчались на Пушкинскую совершенно запыхавшиеся.
– Николаева! – страшным голосом закричал Глушко, врываясь в дом вместе с итальянцем; та выскочила из своей комнаты перепуганная и полураздетая, с мокрыми после мытья волосами. – Слушай, вот тебе жалкий и голодный римлянин; поболтай с ним минут десять, я сейчас. Дай ему чаю, если есть!
Сделав итальянцу успокаивающий жест, – подожди, мол, здесь, сейчас все будет в порядке, – Володя побежал к соседке. Та оказалась дома, но на вопрос о гусях ответила непонимающим взглядом.
– Да что вы на самом деле, какие теперь гуси, тут не знаешь, чем и самой-то прокормиться... – заныла она, но Володя потерял терпение и рявкнул на нее так, что она присела от страха.
– Слушайте, вы, – сказал он. – Я вас упрашивать не собираюсь! Или вы сейчас продаете мне хорошего гуся за ту же цену, по которой продавали немцам, или завтра у вас будет полиция с обыском. Был приказ вернуть все похищенное в августе? Был. А корм вы вернули? Не вернули. Вот так, Катерина Ивановна! Решайте, жду ровно пять минут...
Ждать не пришлось. Через четверть часа он вышел из калитки, неся под мышкой увесистый пакет в немецком бумажном мешке. В дом он с ним не пошел, а отнес в сарайчик, где спал летом. Потом отправился за итальянцем.
– Если ты еще раз приведешь мне... – начала Николаева, вылетая навстречу ему, с круглыми от злости глазами и красная как кумач. Она задохнулась от возмущения.
– Я все понял, – быстро сказал Володя. – Где он?
– Мне удалось запереть его на кухне. «Жалкий и голодный»! А я еще, как дура, хотела напоить его чаем.
– Странно, мне он показался джентльменом. Очевидно, нужно было сделать поправку на южный темперамент, и потом, кто же знал, что ты среди бела дня станешь разгуливать чуть ли не голая. Уж этого-то, миледи, я от вас не ожидал. Надеюсь, он ничего себе не позволил?
Николаева фыркнула в ответ, как рассерженная кошка.
– Ну ничего, – сказал Володя, – сейчас он испарится. Иди от греха подальше.
Он поспешил на кухню. Запертый берсальер мог решить, что угодил в партизанскую ловушку, и со страху наделать глупостей. Но тот чувствовал себя отлично и весь сиял.
– Dove sta la ragazza? – весело спросил он, как только Володя открыл дверь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154
Он зашел вперед и вытащил из кармана пачку немецких сигарет. Когда берсальер поравнялся с ним, Глушко жестом попросил прикурить; тот остановился и протянул ему зажигалку. Володя угостил итальянца сигаретой, – начало для переговоров было положено.
– Холодно, – сказал Володя, выразительно поеживаясь. – Sehr kalt!
– Si, si, – подтвердил тот. – Molto freddo!
– Италия? – спросил Володя, бесцеремонно ткнув его пальцем.
– Italia, si! – закричал берсальер. – Roma!
Володя выразил предположение, что в Риме не так холодно, как здесь, и сказал, что вообще дома всегда лучше, чем не дома. Итальянец горячо согласился с тем и с другим. Потом Володя спросил, скоро ли тот собирается восвояси; вопрос был понят не сразу, но потом итальянец утвердительно закивал и разразился целой темпераментной речью.
– А вот с этим в Италию не нужно, – сказал Володя, поддев пальцем ремень, на котором у итальянца висел вожделенный автомат. – Это nicht gut, Scheise!
Лицо итальянца выразило сильнейшее отвращение, он снял автомат, плюнул на него и снова перекинул через плечо, скорчив выразительную гримасу, – ничего, мол, не поделаешь, приходится таскать.
Володя оглянулся: вокруг шел обычный торг, мальчишка пронзительно предлагал сахарин и батарейки для карманных фонариков, двое пьяных ругались из-за каких-то штанов, выдирая их друг у друга. На Володю с итальянцем никто не обращал никакого внимания, вокруг не было ни полицаев, ни фельджандармов. Эх, была не была!
– Послушай, – сказал он, понизив голос, и взял итальянца за рукав. – Если тебе не нужен, ты бы продал, а?
Он быстро объяснил жестами: ты, дескать, мне автомат, а я тебе деньги. Итальянец понял, не выразил никакого удивления и еще более выразительными жестами дал понять, что деньги ему ни к чему. Он потыкал большим пальцем себе в живот, подмигнул, захохотал, со всего размаха хлопнул Володю по спине и снова потащил с плеча автомат.
– Договорились, – сказал Володя. – А что ты за него хочешь, a? Was wollen Sie?
– Momento, – сказал итальянец, – un momento... – Он ненадолго задумался и прищелкнул пальцами с вдохновенным видом.
– Bisogno una oca grassa! – сказал он решительно. – Понимай?
– Нет, – покачал головой Володя. – Что бизонье? Бизонье сердце, что ли? Придумал тоже, гурман. Откуда я его тебе возьму? Нету здесь у нас никаких бизонов, понял?
Итальянец досадливо поморщился, потряс перед лицом вывернутой вверх щепотью и повторил несколько раз: «ока, ока, понимай?» Потом он вдруг присел, захлопал руками и, вытянув вперед шею, очень похоже загоготал по-гусиному. Володя хлопнул себя по лбу.
– Гусь! Черт возьми, так бы и сказал. Тебе нужен гусь?
– Si, si, – радостно подтвердил берсальер, по-видимому, вспомнив русское слово. – Ma una grassissima, cosi!
Он надул щеки и выпятил тощий живот, округляя руки.
– Ну, понятно, – сказал Володя, – птица должна быть откормленной, во вкусе Паниковского. Это, конечно, труднее, но все равно попытаемся. За мной, римлянин!
Он поманил берсальера пальцем, и они вместе пошли в другой конец базара, где иногда продавалась из-под полы разная живность – цыплята, утки, иногда даже поросята, хотя это было строго запрещено.
К сожалению, сегодня здесь не было ничего интересного. Время от времени полиция усиливала контроль на дорогах, и тогда привоз почти прекращался. Очевидно, так получилось и в этот раз. Приезжие селяне продавали тыквы, семечки, мелкий картофель, крошеный табак-самосад и прочую ерунду. Гусей не было и в помине.
Дойдя до конца рядов, Володя и итальянец одновременно взглянули друг на друга с вытянутыми лицами. Оба были в равной мере огорчены тем, что столь заманчивая для обеих сторон сделка не удалась. И тут Володю вдруг осенило: Николаева говорила недавно, что соседка до сих пор откармливает домашнюю птицу горелым зерном, привезенным с элеватора в августе сорок первого. Немцы якобы на рождество покупали у нее гусей. Володя обозвал себя лопухом и схватил итальянца, за рукав.
– Эврика! – сказал он решительно. – Будет тебе гусь!
Они так спешили, что примчались на Пушкинскую совершенно запыхавшиеся.
– Николаева! – страшным голосом закричал Глушко, врываясь в дом вместе с итальянцем; та выскочила из своей комнаты перепуганная и полураздетая, с мокрыми после мытья волосами. – Слушай, вот тебе жалкий и голодный римлянин; поболтай с ним минут десять, я сейчас. Дай ему чаю, если есть!
Сделав итальянцу успокаивающий жест, – подожди, мол, здесь, сейчас все будет в порядке, – Володя побежал к соседке. Та оказалась дома, но на вопрос о гусях ответила непонимающим взглядом.
– Да что вы на самом деле, какие теперь гуси, тут не знаешь, чем и самой-то прокормиться... – заныла она, но Володя потерял терпение и рявкнул на нее так, что она присела от страха.
– Слушайте, вы, – сказал он. – Я вас упрашивать не собираюсь! Или вы сейчас продаете мне хорошего гуся за ту же цену, по которой продавали немцам, или завтра у вас будет полиция с обыском. Был приказ вернуть все похищенное в августе? Был. А корм вы вернули? Не вернули. Вот так, Катерина Ивановна! Решайте, жду ровно пять минут...
Ждать не пришлось. Через четверть часа он вышел из калитки, неся под мышкой увесистый пакет в немецком бумажном мешке. В дом он с ним не пошел, а отнес в сарайчик, где спал летом. Потом отправился за итальянцем.
– Если ты еще раз приведешь мне... – начала Николаева, вылетая навстречу ему, с круглыми от злости глазами и красная как кумач. Она задохнулась от возмущения.
– Я все понял, – быстро сказал Володя. – Где он?
– Мне удалось запереть его на кухне. «Жалкий и голодный»! А я еще, как дура, хотела напоить его чаем.
– Странно, мне он показался джентльменом. Очевидно, нужно было сделать поправку на южный темперамент, и потом, кто же знал, что ты среди бела дня станешь разгуливать чуть ли не голая. Уж этого-то, миледи, я от вас не ожидал. Надеюсь, он ничего себе не позволил?
Николаева фыркнула в ответ, как рассерженная кошка.
– Ну ничего, – сказал Володя, – сейчас он испарится. Иди от греха подальше.
Он поспешил на кухню. Запертый берсальер мог решить, что угодил в партизанскую ловушку, и со страху наделать глупостей. Но тот чувствовал себя отлично и весь сиял.
– Dove sta la ragazza? – весело спросил он, как только Володя открыл дверь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154