Люди гибнут, а я ничего не могу сделать.
Оторвавшись от раскопок в очень древнем на вид, окованном медью ларе, владыка поднял голову. Лицо его выглядело каким-то серым, болезненным, но глаза оставались полны жизненной силы. Вместо ответа он протянул чародею свиток.
— На, читай, — сказал Калика, устало сев на скамью.
Сокол взял свиток, присел рядом и прочёл вслух:
«…предивно бысть чюдо Полотьске в мечте ны бываше в нощи тутьн станяше по улици яко человеци рищюще беси аще кто вылезаше ис хоромины хотя видети абье уязвлен будяше невидимо бесов язвою и с того умираху и не смяху излазити ис хором посем же начаша в дне являтися на коних и не бе их видети самех но конь их видети копыта и тако уязвляху люди Плотьския и его область там и человеци глаголаху яко наяве бьют полочаны се же знаменье нача быти от Дрютьска. В си же времена бысть знамение в небеси яко круг бысть посреди неба превелик и ведро бяше и изгораше земля и рать бяше от Половець велика, и мнози человеци умираху различными недуг, якоже глаголаху продающе кресты яко продахом кресть от Филипова дни до мясопуста седмь тысящь…»
— Узнаёшь? — спросил Василий.
— Знамения, бесы, призрачные всадники… что это? — изумился Сокол.
— Местный список с Полоцкой летописи. Шестисотый год. Вот пытаюсь найти полный извод.
Сокол вернул свиток архиепископу и, подумав, недовольно заметил:
— Этого мало. Ты знаешь больше. Почему не говоришь?
— У церкви есть свои тайны, — развёл Василий руками.
— К чертям тайны, — тихо, но с железом в голосе сказал чародей.
Калика, немного подумав, решился.
— Ты человек образованный, — начал он. — Наверное, знаешь, кто княжил в Полоцке в те времена.
— Никто там подолгу не княжил — война же шла, — буркнул Сокол.
— Но из тех, кто княжил, один особо знаменателен был.
— Всеслав, князь-чародей? — догадался Сокол. — А он здесь причём?
— Он ни причём, хотя кто знает. Это ведь Всеслав громил в своё время Перси пороками, так что может и есть какой след. Но вот внучка его, Предслава, имеет, думаю, прямое отношение к нашему делу, — Василий захлебнулся в подступившем кашле.
— Думаешь или знаешь? — уточнил чародей.
— Ты слышал что-нибудь о пророчествах Предславы? — откашлявшись, продолжил Калика.
— Про Предславу слышал достаточно, про её пророчества ничего совершенно, — пожал плечами Сокол.
— Не удивительно, — с ехидным удовольствием заметил священник. — Все их списки сразу прибрала к себе церковь. Во избежание, так сказать, смущения в душах и умах. Ну, так слушай. Перед тем, как уйти в Иерусалим, Предслава записала три пророчества. Первое касалось скорого появления угрозы с востока. Дескать, пойдёт полуднем войско невиданное, и заступят русские князья ему дорогу, и навлекут тем на себя гнев царей степных, и накроет русские земли тьма тьмущая. Примерно так. И, как ты знаешь, это предсказание уже свершилось. Орда пришла с востока…
— Оставь эти россказни для прихожан, — перебил чародей. — Я знаю, что орда пляшет под дудку митрополита и в большей степени зависит от вашей церкви, чем даже православные князья. И мне, поверь, ведомо, чем вы прижали ордынских царей.
— Тебе и это известно? — ухмыльнулся Василий. — Слушай дальше. Второе пророчество касалось освобождения некоей силы, что скрывалась до поры в каком-то неприметном монастыре под Полоцком. Освобождение это должно якобы привести к неисчислимым страданиям и гибели людей от морового поветрия. Природа этой силы мне неведома. А подлинных списков пророчеств я не видел. Не думай, что митрополит доверяет мне. Но я догадываюсь, что это предсказание и сбывается теперь.
— А третье?
— А вот третье, извини, к делу не относится. Ишь хитрый какой. Так я тебе все тайны и вывалил, за здорово живёшь. Дружба дружбой, а боги у нас с тобой разные, — Калика рассмеялся, но смех его быстро перешёл в кашель. И Сокол подумал, что с болезнью товарища надо что-то делать.
— Слушай, — вдруг сказал он. — А может это ваш Вседержитель пришёл, который «альфа и омега». Разгневался, решил воздать каждому по делам его, покарать грешников десницей своей. Вы же верите в пришествие, там, в страшный суд? На полтораста лет раньше получается, но вдруг?
— Типун тебе на язык, колдун. Господь не может пользоваться услугами таких мерзких тварей.
— Да неужели? — улыбнулся чародей. — По-моему очень даже может.
Возразить Калика не успел. В притвор ворвался испуганный Скоморох и, не обращая внимания на чародея, прервал разговор.
— Идут, идут! — закричал он Василию. — Сдали Довмонтов Город!
Набат на звоннице ударил один раз. Настало время последнего сражения.
* * *
Завидев врага, мосты через Греблю подняли. Ворота закрыли, укрепив дополнительно брёвнами. Двухвостых встретила туча стрел и сулиц; со стен полетели камни и горшки с горящей смолой. Перед этим последним укреплением вражеская волна, наконец, встала.
Величавые Перси, дотоле непобедимые, неприступной скалой возвышались над городом. Даже одна эта стена могла оказать серьезный отпор любому противнику. Её высота позволяла долго и прицельно расстреливать, поливать смолой, маслом, кипятком даже самое ловкое воинство, прежде чем первые ряды его достигнут высокого гребня. Но перед тем как взбираться на Перси, бестиям предстояло каким-то образом преодолеть глубокий и широкий ров. Тем более что вода в нём не стояла на месте — Греблю высекли прямо в скале, от одной реки до другой. Так что речные воды переливались по рву, образуя сильное течение. Любую переправу мигом смело бы мощным потоком. Кроме всего прочего, течение уносило от стены и туман, затягивая с реки свежий воздух, и это позволяло защитникам Детинца видеть всё, что происходит внизу.
А между тем под стеной разыгрались события во всех отношениях безрадостные. Неожиданно с улиц Довмонтова Города послышались звуки сражения, крики, и скоро перед глазами защитников Персей, предстал потрёпанный отряд, чудом вырвавшийся из окружения. Здесь были и дружинники, и ополченцы, и кто-то из боярского племени, и несколько вооруженных чем попало горожан. Раненые, оборванные, все в крови и саже, усталые, но довольные успешным прорывом, они просто остолбенели, когда увидели, что их усилия закончились ничем. Уцелевшие воины оказались в отчаянном положении — дальше отступать было некуда. С одной стороны подпирали твари, с другой зиял провал Гребли, а вокруг разгоралось пламя, зажжённое их же товарищами.
Защитники Крома ничем не могли помочь обречённым людям. Они не могли опустить мосты, открыв тем самым дорогу вражеской стае. Не могли и перебросить через греблю верёвки — слишком широк для этого ров, слишком высоки Перси. Впрочем, кто-то бросился наращивать верёвки, привязывать к концу груз, остальным оставалось лишь сжимать кулаки, проклиная собственное бессилие, да смотреть, как соратники гибнут под стеной.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86
Оторвавшись от раскопок в очень древнем на вид, окованном медью ларе, владыка поднял голову. Лицо его выглядело каким-то серым, болезненным, но глаза оставались полны жизненной силы. Вместо ответа он протянул чародею свиток.
— На, читай, — сказал Калика, устало сев на скамью.
Сокол взял свиток, присел рядом и прочёл вслух:
«…предивно бысть чюдо Полотьске в мечте ны бываше в нощи тутьн станяше по улици яко человеци рищюще беси аще кто вылезаше ис хоромины хотя видети абье уязвлен будяше невидимо бесов язвою и с того умираху и не смяху излазити ис хором посем же начаша в дне являтися на коних и не бе их видети самех но конь их видети копыта и тако уязвляху люди Плотьския и его область там и человеци глаголаху яко наяве бьют полочаны се же знаменье нача быти от Дрютьска. В си же времена бысть знамение в небеси яко круг бысть посреди неба превелик и ведро бяше и изгораше земля и рать бяше от Половець велика, и мнози человеци умираху различными недуг, якоже глаголаху продающе кресты яко продахом кресть от Филипова дни до мясопуста седмь тысящь…»
— Узнаёшь? — спросил Василий.
— Знамения, бесы, призрачные всадники… что это? — изумился Сокол.
— Местный список с Полоцкой летописи. Шестисотый год. Вот пытаюсь найти полный извод.
Сокол вернул свиток архиепископу и, подумав, недовольно заметил:
— Этого мало. Ты знаешь больше. Почему не говоришь?
— У церкви есть свои тайны, — развёл Василий руками.
— К чертям тайны, — тихо, но с железом в голосе сказал чародей.
Калика, немного подумав, решился.
— Ты человек образованный, — начал он. — Наверное, знаешь, кто княжил в Полоцке в те времена.
— Никто там подолгу не княжил — война же шла, — буркнул Сокол.
— Но из тех, кто княжил, один особо знаменателен был.
— Всеслав, князь-чародей? — догадался Сокол. — А он здесь причём?
— Он ни причём, хотя кто знает. Это ведь Всеслав громил в своё время Перси пороками, так что может и есть какой след. Но вот внучка его, Предслава, имеет, думаю, прямое отношение к нашему делу, — Василий захлебнулся в подступившем кашле.
— Думаешь или знаешь? — уточнил чародей.
— Ты слышал что-нибудь о пророчествах Предславы? — откашлявшись, продолжил Калика.
— Про Предславу слышал достаточно, про её пророчества ничего совершенно, — пожал плечами Сокол.
— Не удивительно, — с ехидным удовольствием заметил священник. — Все их списки сразу прибрала к себе церковь. Во избежание, так сказать, смущения в душах и умах. Ну, так слушай. Перед тем, как уйти в Иерусалим, Предслава записала три пророчества. Первое касалось скорого появления угрозы с востока. Дескать, пойдёт полуднем войско невиданное, и заступят русские князья ему дорогу, и навлекут тем на себя гнев царей степных, и накроет русские земли тьма тьмущая. Примерно так. И, как ты знаешь, это предсказание уже свершилось. Орда пришла с востока…
— Оставь эти россказни для прихожан, — перебил чародей. — Я знаю, что орда пляшет под дудку митрополита и в большей степени зависит от вашей церкви, чем даже православные князья. И мне, поверь, ведомо, чем вы прижали ордынских царей.
— Тебе и это известно? — ухмыльнулся Василий. — Слушай дальше. Второе пророчество касалось освобождения некоей силы, что скрывалась до поры в каком-то неприметном монастыре под Полоцком. Освобождение это должно якобы привести к неисчислимым страданиям и гибели людей от морового поветрия. Природа этой силы мне неведома. А подлинных списков пророчеств я не видел. Не думай, что митрополит доверяет мне. Но я догадываюсь, что это предсказание и сбывается теперь.
— А третье?
— А вот третье, извини, к делу не относится. Ишь хитрый какой. Так я тебе все тайны и вывалил, за здорово живёшь. Дружба дружбой, а боги у нас с тобой разные, — Калика рассмеялся, но смех его быстро перешёл в кашель. И Сокол подумал, что с болезнью товарища надо что-то делать.
— Слушай, — вдруг сказал он. — А может это ваш Вседержитель пришёл, который «альфа и омега». Разгневался, решил воздать каждому по делам его, покарать грешников десницей своей. Вы же верите в пришествие, там, в страшный суд? На полтораста лет раньше получается, но вдруг?
— Типун тебе на язык, колдун. Господь не может пользоваться услугами таких мерзких тварей.
— Да неужели? — улыбнулся чародей. — По-моему очень даже может.
Возразить Калика не успел. В притвор ворвался испуганный Скоморох и, не обращая внимания на чародея, прервал разговор.
— Идут, идут! — закричал он Василию. — Сдали Довмонтов Город!
Набат на звоннице ударил один раз. Настало время последнего сражения.
* * *
Завидев врага, мосты через Греблю подняли. Ворота закрыли, укрепив дополнительно брёвнами. Двухвостых встретила туча стрел и сулиц; со стен полетели камни и горшки с горящей смолой. Перед этим последним укреплением вражеская волна, наконец, встала.
Величавые Перси, дотоле непобедимые, неприступной скалой возвышались над городом. Даже одна эта стена могла оказать серьезный отпор любому противнику. Её высота позволяла долго и прицельно расстреливать, поливать смолой, маслом, кипятком даже самое ловкое воинство, прежде чем первые ряды его достигнут высокого гребня. Но перед тем как взбираться на Перси, бестиям предстояло каким-то образом преодолеть глубокий и широкий ров. Тем более что вода в нём не стояла на месте — Греблю высекли прямо в скале, от одной реки до другой. Так что речные воды переливались по рву, образуя сильное течение. Любую переправу мигом смело бы мощным потоком. Кроме всего прочего, течение уносило от стены и туман, затягивая с реки свежий воздух, и это позволяло защитникам Детинца видеть всё, что происходит внизу.
А между тем под стеной разыгрались события во всех отношениях безрадостные. Неожиданно с улиц Довмонтова Города послышались звуки сражения, крики, и скоро перед глазами защитников Персей, предстал потрёпанный отряд, чудом вырвавшийся из окружения. Здесь были и дружинники, и ополченцы, и кто-то из боярского племени, и несколько вооруженных чем попало горожан. Раненые, оборванные, все в крови и саже, усталые, но довольные успешным прорывом, они просто остолбенели, когда увидели, что их усилия закончились ничем. Уцелевшие воины оказались в отчаянном положении — дальше отступать было некуда. С одной стороны подпирали твари, с другой зиял провал Гребли, а вокруг разгоралось пламя, зажжённое их же товарищами.
Защитники Крома ничем не могли помочь обречённым людям. Они не могли опустить мосты, открыв тем самым дорогу вражеской стае. Не могли и перебросить через греблю верёвки — слишком широк для этого ров, слишком высоки Перси. Впрочем, кто-то бросился наращивать верёвки, привязывать к концу груз, остальным оставалось лишь сжимать кулаки, проклиная собственное бессилие, да смотреть, как соратники гибнут под стеной.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86