Потому и назвался сейчас его именем.
— Из Городецкого полка? — удивился голос. — А здесь-то что делаешь?
Дружинник хоть и заподозрил подвох, но совершил промашку, выйдя из тени.
Пахомий решился на удар. Его молниеносный выпад дружинник заметил слишком поздно. Он успел схватиться за оружие, сделав это в силу давней привычки, но не сообразил позвать помощь. А в следующий миг уже рухнул с рассеченным горлом прямо в ручей. Монах, выставив перед собой меч, крутанулся вокруг. Но больше никто не появился.
* * *
С расположением здесь основных княжеских сил, Васильева Слобода превратилась из крохотного городка в настоящий военный оплот княжества. Вместе с князьями и боярами сюда перебрался, чуть ли не весь двор. Хорошо хоть сам Константин Васильевич в Нижнем Новгороде остался, не то, пожалуй, пришлось бы переносить сюда и столицу.
Но всё равно перенаселения избежать не удалось. Гора, где жили зажиточные люди и Ополье, на котором располагался торг — две маленьких части собственно и составляющие городок, не могли вместить всех. Город начал расползаться вширь и скоро захватил соседние деревушки с починками.
Несмотря на печальные обстоятельства, что привели к неожиданному возвышению Васильевой Слободы, его жители довольно потирали руки. Цены на съестное выросли втрое, на жильё — впятеро. Горожане сдавали дома вельможам, а сами перебирались в сараи. Но жилья всё равно не хватало — тогда сдавали и сараи. Князья и бояре нанимали строителей и рубили на скорую руку избы, образуя по окраинам города новые улицы и слободки, но скоро перестало хватать и окраин, и строителей. Многие даже весьма знатные нижегородцы, вынуждены были селиться в обыкновенных шатрах.
Небывалый рост населения вызвал наплыв купцов, что немедленно привело к развитию торга. До этого в городке промышляли главным образом льном, глиняной утварью местного производства, да ещё перекупали хлеб. Теперь растущее число знатных господ, их челяди, воинов, привело к увеличению товарного разнообразия. Купцы соглашались неделями жить в повозках (так как ни домов, ни сараев, ни даже мест под наметы уже не осталось) лишь бы сбыть залежалые запасы. На процветание и суету подтянулись крестьяне. Одни вступали в ополчение, другие брались за торговлю, и из этих других самые ушлые умудрились сделать себе состояние.
Народу набежало столько, что коренного обитателя Васильевой Слободы удавалось встретить нечасто. Малую речушку Санохту едва не вычерпали вёдрами до дна. А уж во что она превратилась, когда обратно принялись сливать помои, стыдно и сказать. Пришлось носить воду с Волги, благо вычерпать её не по силам никакому воинству.
Рыжему всё это бурление пришлось по душе. Не будучи ни у кого на службе, лишь изредка помогая Соколу, он дни напролёт бродил по улицам, общаясь с людьми. Завязывал знакомства, перенимал всяческие навыки, говоры, собирал рассказы, небылицы, старины и прочее богатство такого рода. Многие стали узнавать его, здороваться, даже в гости приглашали.
Особенно Рыжего поразило здешнее гончарное умение. Он часами простаивал возле тех немногих ремесленных дворов, что удержались от соблазна пустить постояльцев, заворожено наблюдая за работой умельцев. Рыжий знал в этом толк, всё же с малых лет учился гончарному ремеслу у отца, а потом немало поездил по иным землям, перенимая умения. Он считал себя человеком сведущим. Но то, как обращались с глиной в Васильевой Слободе, поражало даже его.
Однажды возле дома Ивана Горянина, за работой которого он наблюдал особенно часто, Рыжий не выдержал
— Дай попробовать, — словно ребёнок попросил он старого гончара.
Известный своим мягким нравом Горянин не сторонился чужаков подобно многим другим мастерам. Он кивнул, подвинулся, пропуская парня к кругу.
— На-ка попробуй, — улыбнулся хозяин, очищая руки от налипшей до локтей глины.
Рыжий засучил рукава, огляделся. Взяв в руку жмень глины, помял её, приноравливаясь к незнакомому ладу. В этих местах круг был устроен иначе. Здесь его не толкали ногами, а вертели левой рукой, работая при этом с поделкой одной лишь правой. Рыжий даже подумал, что у него ничего не получится.
— Где глину копаете? — спросил он, желая ещё потянуть время.
— Здесь на Санохте и копаем, — ответил Горянин. — Ну, давай, с богом, что ли…
Рыжий решился и, плеснув воды, принялся вертеть круг. Неуверенность сразу исчезла, появился задор. Он быстро втянулся, и старый мастер лишь изредка поправлял гостя, подсказывая как лучше управится с кругом. Но в основном хозяин остался доволен его умением.
Слепив небольшой горшочек (на что-то сложное, работая одной рукой, он замахиваться не решился) Рыжий нетерпеливо дожидался пока Горянин закончит со своими поделками.
— Сейчас, с глечиком управлюсь и вместе с твоей цацкой обжигать будем, — успокоил его хозяин.
Доделав кувшин, гончар распалил печь и погрузил вместе со своей изящной посудой неказистую пробу Рыжего. Налив пива, уселся на бревно, пригласил гостя, после чего они молча сидели перед печью, наблюдая за пламенем.
Обжигали здесь тоже по-особому. Скорее не огнём обжигали, а дымом обкуривали, словно рыбу коптили. Но от такого способа все вещи обретали красивый оттенок глубокого синего цвета. Так что даже горшочек Рыжего вышел из печи каким-то породистым, хоть сейчас на продажу.
— Умеешь, — коротко одобрил Горянин.
Они выпили ещё пива, и Рыжий отправился домой, впервые за последнее время, ощущая себя счастливым.
В домике, который Константин предоставил чародею, хватило бы места для целого отряда. Впрочем, здесь и размещался целый отряд. Во-первых, сам Сокол со своими друзьями. Затем, по настоянию Бориса, ещё до его ухода в Суздаль, к чародею приставили Тимофея. Старый воин не возражал. Единственное, что его поначалу смущало, так это вурды. Он помнил горячую пору схватки под Муромом, когда пришлось не на шутку сражаться с их племенем. Однако смешливые и общительные приятели очень скоро переубедили старшину.
Тимофей с полудюжиной кметей также обитал здесь, хотя и пропадал часто в соседнем Зманово, где стоял его полк.
Теперь к разношёрстному отряду добавился владычный скоморох. Изголодавшиеся по острословию вурды были ему особенно рады, но Скоморох приятелей разочаровал — с некоторых пор он потерял вкус к зубоскальству и остротам. Даже улыбался теперь крайне редко, да в его зловещей улыбке и не было ничего смешного. Перестав быть скоморохом, он, тем не менее, так и не открыл своего настоящего имени, и даже вымышленным не назвался. Не желая участвовать в военных делах, он, к большому удовольствию обитателей взял на себя хозяйские заботы.
— А княжич далеко? — спросил он у чародея за завтраком.
Сокол помрачнел.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86
— Из Городецкого полка? — удивился голос. — А здесь-то что делаешь?
Дружинник хоть и заподозрил подвох, но совершил промашку, выйдя из тени.
Пахомий решился на удар. Его молниеносный выпад дружинник заметил слишком поздно. Он успел схватиться за оружие, сделав это в силу давней привычки, но не сообразил позвать помощь. А в следующий миг уже рухнул с рассеченным горлом прямо в ручей. Монах, выставив перед собой меч, крутанулся вокруг. Но больше никто не появился.
* * *
С расположением здесь основных княжеских сил, Васильева Слобода превратилась из крохотного городка в настоящий военный оплот княжества. Вместе с князьями и боярами сюда перебрался, чуть ли не весь двор. Хорошо хоть сам Константин Васильевич в Нижнем Новгороде остался, не то, пожалуй, пришлось бы переносить сюда и столицу.
Но всё равно перенаселения избежать не удалось. Гора, где жили зажиточные люди и Ополье, на котором располагался торг — две маленьких части собственно и составляющие городок, не могли вместить всех. Город начал расползаться вширь и скоро захватил соседние деревушки с починками.
Несмотря на печальные обстоятельства, что привели к неожиданному возвышению Васильевой Слободы, его жители довольно потирали руки. Цены на съестное выросли втрое, на жильё — впятеро. Горожане сдавали дома вельможам, а сами перебирались в сараи. Но жилья всё равно не хватало — тогда сдавали и сараи. Князья и бояре нанимали строителей и рубили на скорую руку избы, образуя по окраинам города новые улицы и слободки, но скоро перестало хватать и окраин, и строителей. Многие даже весьма знатные нижегородцы, вынуждены были селиться в обыкновенных шатрах.
Небывалый рост населения вызвал наплыв купцов, что немедленно привело к развитию торга. До этого в городке промышляли главным образом льном, глиняной утварью местного производства, да ещё перекупали хлеб. Теперь растущее число знатных господ, их челяди, воинов, привело к увеличению товарного разнообразия. Купцы соглашались неделями жить в повозках (так как ни домов, ни сараев, ни даже мест под наметы уже не осталось) лишь бы сбыть залежалые запасы. На процветание и суету подтянулись крестьяне. Одни вступали в ополчение, другие брались за торговлю, и из этих других самые ушлые умудрились сделать себе состояние.
Народу набежало столько, что коренного обитателя Васильевой Слободы удавалось встретить нечасто. Малую речушку Санохту едва не вычерпали вёдрами до дна. А уж во что она превратилась, когда обратно принялись сливать помои, стыдно и сказать. Пришлось носить воду с Волги, благо вычерпать её не по силам никакому воинству.
Рыжему всё это бурление пришлось по душе. Не будучи ни у кого на службе, лишь изредка помогая Соколу, он дни напролёт бродил по улицам, общаясь с людьми. Завязывал знакомства, перенимал всяческие навыки, говоры, собирал рассказы, небылицы, старины и прочее богатство такого рода. Многие стали узнавать его, здороваться, даже в гости приглашали.
Особенно Рыжего поразило здешнее гончарное умение. Он часами простаивал возле тех немногих ремесленных дворов, что удержались от соблазна пустить постояльцев, заворожено наблюдая за работой умельцев. Рыжий знал в этом толк, всё же с малых лет учился гончарному ремеслу у отца, а потом немало поездил по иным землям, перенимая умения. Он считал себя человеком сведущим. Но то, как обращались с глиной в Васильевой Слободе, поражало даже его.
Однажды возле дома Ивана Горянина, за работой которого он наблюдал особенно часто, Рыжий не выдержал
— Дай попробовать, — словно ребёнок попросил он старого гончара.
Известный своим мягким нравом Горянин не сторонился чужаков подобно многим другим мастерам. Он кивнул, подвинулся, пропуская парня к кругу.
— На-ка попробуй, — улыбнулся хозяин, очищая руки от налипшей до локтей глины.
Рыжий засучил рукава, огляделся. Взяв в руку жмень глины, помял её, приноравливаясь к незнакомому ладу. В этих местах круг был устроен иначе. Здесь его не толкали ногами, а вертели левой рукой, работая при этом с поделкой одной лишь правой. Рыжий даже подумал, что у него ничего не получится.
— Где глину копаете? — спросил он, желая ещё потянуть время.
— Здесь на Санохте и копаем, — ответил Горянин. — Ну, давай, с богом, что ли…
Рыжий решился и, плеснув воды, принялся вертеть круг. Неуверенность сразу исчезла, появился задор. Он быстро втянулся, и старый мастер лишь изредка поправлял гостя, подсказывая как лучше управится с кругом. Но в основном хозяин остался доволен его умением.
Слепив небольшой горшочек (на что-то сложное, работая одной рукой, он замахиваться не решился) Рыжий нетерпеливо дожидался пока Горянин закончит со своими поделками.
— Сейчас, с глечиком управлюсь и вместе с твоей цацкой обжигать будем, — успокоил его хозяин.
Доделав кувшин, гончар распалил печь и погрузил вместе со своей изящной посудой неказистую пробу Рыжего. Налив пива, уселся на бревно, пригласил гостя, после чего они молча сидели перед печью, наблюдая за пламенем.
Обжигали здесь тоже по-особому. Скорее не огнём обжигали, а дымом обкуривали, словно рыбу коптили. Но от такого способа все вещи обретали красивый оттенок глубокого синего цвета. Так что даже горшочек Рыжего вышел из печи каким-то породистым, хоть сейчас на продажу.
— Умеешь, — коротко одобрил Горянин.
Они выпили ещё пива, и Рыжий отправился домой, впервые за последнее время, ощущая себя счастливым.
В домике, который Константин предоставил чародею, хватило бы места для целого отряда. Впрочем, здесь и размещался целый отряд. Во-первых, сам Сокол со своими друзьями. Затем, по настоянию Бориса, ещё до его ухода в Суздаль, к чародею приставили Тимофея. Старый воин не возражал. Единственное, что его поначалу смущало, так это вурды. Он помнил горячую пору схватки под Муромом, когда пришлось не на шутку сражаться с их племенем. Однако смешливые и общительные приятели очень скоро переубедили старшину.
Тимофей с полудюжиной кметей также обитал здесь, хотя и пропадал часто в соседнем Зманово, где стоял его полк.
Теперь к разношёрстному отряду добавился владычный скоморох. Изголодавшиеся по острословию вурды были ему особенно рады, но Скоморох приятелей разочаровал — с некоторых пор он потерял вкус к зубоскальству и остротам. Даже улыбался теперь крайне редко, да в его зловещей улыбке и не было ничего смешного. Перестав быть скоморохом, он, тем не менее, так и не открыл своего настоящего имени, и даже вымышленным не назвался. Не желая участвовать в военных делах, он, к большому удовольствию обитателей взял на себя хозяйские заботы.
— А княжич далеко? — спросил он у чародея за завтраком.
Сокол помрачнел.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86