— Не так уж много осталось этого трепанга в море. Его порядком выловили.
— Ещё бы! Ни на одном продукте моря нельзя было так заработать, как на морском женьшене. Недаром сведения о трепанговых бухтах передавались от отца к сыну. Каждый свято хранил секрет трепанговых полей.
— Тебе сколько лет? — спросил Валера.
— Вот-вот тридцать стукнет, а что?
— Странный ты парень, вроде начитанный, умный, спортсмен, а ведёшь себя ну прямо как ребёнок.
— Это плохо?
— Не знаю, — Валера состроил неопределённую гримасу. — Но по мне, мужик должен быть мужиком. Ты же вроде как не живёшь, а играешься с жизнью.
— Так ведь я на отдыхе, Валера, в законном отпуске. Но вообще-то ты верно подметил. Отчасти. Ведь то, что для тебя повседневная работа, для меня действительно увлекательная игра. Вот я и спрашиваю: это что, плохо?
— Сам-то ты как считаешь?
— Я как считаю? — Кирилл на мгновение задумался. — А почему бы тебе, чтобы верно судить обо всём, тоже не поиграть для развлечения в мои игры? Ради эксперимента?
— Так ведь ты химик вроде? Или физик? Я в этих делах ни бум-бум, и вообще у меня только десять классов.
— Тогда останемся, Валера, корешами, каждый при своих. Не судите и не судимы будете. Вроде бы так говорится на сей счёт?
— Тебе виднее, только сдаётся мне, что ты меня не совсем верно понял. На образование зачем-то свернул. Плевать я хотел на твоё высшее! Я про другое, я про солидность толкую…
— А я на солидность твою плюю. — Кирилл пригладил волосы и весело прищурился навстречу ветру. — Может, ко мне моё детство только сейчас и пришло по-настоящему? Что же я, щёки надувать должен?
— Это как понимать?
— Да так и понимай, что я с пятого класса зачитывался морскими книжками. Разве я виноват, что слишком поздно осуществилась моя мечта?
— Ты разве первый раз на море?
— На таком — первый. Всё, что я до сих пор видел, — пустая лужа по сравнению с ним.
— Чего же ты на химика выучился, если так морем увлекался?
— Так я, брат, ещё и историком быть хотел, и даже поэтом. Стихи свои печатать пробовал.
— Разбрасывался, значит?
— Выходит, так. Только я ни о чём не жалею.
— И не надо. Живи себе, как живётся. О прошлом переживать — последнее дело.
— Ты, Валера, большой философ, но за трепанга тебе спасибо. С меня причитается.
— Мне от этого ни холодно и ни жарко. Тут миль на сто в округе водки не сыщешь. Потому гуляй себе, химик, и ни о чём не беспокойся. Вот если пришлёшь мне книжку Володи Высоцкого, в ножки тебе поклонюсь. В Москве небось можно достать?
— В Москве-то как раз и неможно, но я постараюсь, Валера.
Переждав после обеда жару, Кирилл отправился, как обычно, в Холерную бухту, которую уже считал безраздельно своей. Однако, выйдя из рощи на сопке, он увидел, что место занято и кто-то с увлечением плещется у его любимых гротов. Сбежав вниз, он прилёг на песке за ноздреватым округлым камнем и принялся отрывать новый колодец, потому что все прежние засыпал ветер.
Добравшись до воды, он перевернулся на спину, передохнул, глядя в небо, где, как на рентгеновском снимке, обозначились белые рёбрышки облаков, и высунулся из-за укрытия.
Из воды выходила женщина. Золотоволосая, удивительно стройная и абсолютно нагая. Искромётно горели капли на её загорелых плечах, и лёгкая пена ласкала узенькие лодыжки.
Дикий песчаный берег, сохранивший узоры приливов, накат волны, кружащее голову небо. И солнечный ветер до звона в крови. Она была средоточием и первопричиной этого маленького мирка, чудом выкроенного из повседневного мельтешения. Бабочки замерли перед ней, распластав бархатистые крылья. Солнце вытапливало лесные смолы, и воздух кипел, осушая её.
Почувствовав чужой взгляд, купальщица подняла голову и нашла устремлённые на неё глаза. Остались только два магнитных полюса, соединённых невидимым током, а всё остальное сдвинулось и пропало, как декорации на повёрнутой сцене.
По крайней мере так привиделось Кире, когда он, не выдержав напряжения, вобрал голову в плечи и тихонько сник у себя за камнем, возле выковырянной мокрой дыры. Он чувствовал себя школяром, застигнутым на месте преступления. Колодец в песочке окончательно доконал его. Как видно, прав оказался Валера.
Но так спокойно и тихо было в подветренном затишке, так далеко и призывно кричали чайки, что Кира скоро успокоился и даже нашёл в пикантном происшествии смешную сторону. Собравшись с духом, он решительно встал и вышел из-за камня. На пляже было первозданно ослепительно и пусто. Он огляделся в лёгкой тревоге и, заметив на сопке удаляющееся мелькание цветастого платья, неожиданно для себя бросился вдогонку.
Он бежал в гору, раздвигая руками упругие лозы, перепрыгивал через лужи и ручейки.
— Подождите, ради бога, подождите! — закричал он, заплутавшись в горячке в лесной тени.
Звонкое эхо, угасая, перекатилось над сопкой.
Сообразив, где видел в последний раз проблеск платья, Кирилл кинулся напрямик через дубраву, потому что была лишь одна дорога, огибавшая сопку. От мелькания солнца и крон в глазах заплясали зелёные пятна, но было легко и радостно бежать себе и бежать, выравнивая дыхание, не думая ни о чём.
Потом он не раз спросит себя, какое чувство или какая мысль подтолкнули и бросили его в эту погоню, и не найдёт ответа.
Кирилл наткнулся на незнакомку, когда уже не чаял её догнать. Она спокойно стояла под деревом, обрывая спелые ягоды лимонника, и, как видно, ждала. На её увлажнённых соком губах дрожала ироническая улыбка.
— Умоляю, простите! — бросил он на бегу и, совершенно обессиленный, привалился к соседнему кедру.
— Это за что же? — она окинула его долгим изучающим взглядом.
— За всё разом. Поверьте, я не нарочно. — Кирилл театрально прижал руки к груди.
Теперь, когда он мог рассмотреть её вблизи, не таясь, она показалась ему много старше, чем на берегу, и не такой красивой, как это привиделось. И всё же было в ней тонкое, неизъяснимое очарование, проникавшее как бы помимо зрения.
— Почему вы молчите? — тихо спросил Кирилл, чутко настраиваясь на исходившую от неё волну всепонимания и грусти.
— Вы странный человек, — сказала она без осуждения. — Мы же с вами совершенно не знакомы.
— Нет, мне кажется, я вас уже где-то видел, — сболтнул он первое попавшееся, лишь бы не молчать.
— Вы имеете в виду там, на пляже?
Кирилл отрицательно покачал головой, дивясь переменчивости её необыкновенно одухотворённого лица.
— Не казните меня, пожалуйста.
— Да за что же, помилуйте? Ведь ничего не произошло…
— Произошло, — упрямо потупился Кирилл.
— Вы так считаете?
— Да, мне до безумия приятно быть с вами.
— До безумия? — уточнила она, неисчерпаемая в оттенках иронии.
— Не гоните меня, пожалуйста.
— И вы всегда такой почтительный и покорный?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97