— Наверное, уже сто лет не зажигал камин?
Заметила, что он стал бояться огня? Что теперь он всегда держится подальше от каминов, костров и даже свеч?
— Я иногда надеваю мужской костюм…
Это намек на то, что в случае чего она может постоять за себя? Интересно, у нее есть с собой кинжал? Стараниями отца Ана владела им мастерски…
— Что, не любишь собак?
— Как и ты.
Ему наплевать на собак. Но эти твари стали испытывать перед королем непреодолимый страх, как когда-то перед Долом, и он боялся, что рано или поздно это заметят все, и спросят себя — почему? Неужели Ана уже заметила? Кор все сильнее нервничал.
Когда гостья оглядела комнату, Кор сжался — такая опасность исходила от этой умной, проницательной красавицы. Зачем при такой красоте иметь еще и острый ум?! Достаточно было бы первого. Живи себе и не печалься…
Портьера, обычно прикрывающая маленькую потайную дверцу в стене, сейчас была предательски отдернута. Заметила Ана дверь или нет? Поморщилась… Кор давно уловил, что в его покоях появился неистребимый, едкий запах зверя, поэтому перед камином он бросил на холодный каменный пол несколько волчьих шкур. Сейчас Ана смотрит на них. Если она заглянет под стол, за которым они сидят, ему тут же придется убить ее, такую яркую, восхитительную… Жалко, но выбора нет.
Зачем же она пришла? Одно из двух: или она подозревает его, или ни о чем не догадывается. Огонь от множества свечей даже на расстоянии обжигал Кора, лишая столь необходимого ему сейчас спокойствия.
Ана уронила платок и наклонилась за ним, беззащитно подставив тонкую шею. Кор напрягся, и когда девушка, бледная и смущенная, пошла к двери, он решил, что не выпустит ее отсюда, и бросился за ней. Огромная баранья кость с ошметками свежего мяса валялась под столом. Ана могла нащупать ее ногой, а потом, наклонившись, увидеть. Королю полюбился вкус сырого мяса. Жареное отдавало пугающим дымом костров и разонравилось. Кор едва успел бросить кость под стол и утереться, когда Ана постучалась.
И вдруг она произнесла слова, которые он так желал услышать:
— Я согласна…
Они ослепили его. И все сомнения окончательно развеялись, едва эта гордая, неприступная красавица тихо и нежно произнесла:
— Дорогой…
Ее поведение на охоте, ее бездумные вопросы, неуверенный, смущенный вид — всё вдруг стало понятным и очень правдоподобным: она просто хочет стать королевой, его королевой! Ей не до поисков черного волка. Да она и сама ему сказала, что боится:
— А я боюсь, Кор, я очень боюсь… волка…
Конечно. Она должна его бояться. Волк сильнее, и не ей, слабой женщине, охотиться за ним! Дорогой…
Она убила тебя. Провела, как последнего дурака, с ленивым презрением подумал черный волк, следя глазами за вдруг оживившимся вороном. Волку стало грустно. Погибнуть от руки какой-то девчонки… Нужно было совсем потерять голову, чтобы перестать понимать, что происходит. Ну, что ж. Сам он не будет таким глупым, как его далекий предок. Он не намерен потерять власть, едва заполучив ее, хотя удержать завоеванное гораздо труднее, чем завоевать. Он не станет, как Кор, рыскать по лесам за одинокими лесорубами. Времена теперь не те, вместо стрел и луков у мужчин ружья, а это не одно и то же. Он будет осторожным, как маленькая, беззащитная мышь, осмотрительным, как самый трусливый заяц, коварным, как змея, спящая на солнце, хитрым, как десять лис, взятых вместе… Он добьется своего.
Старый ворон, глядя вниз, на черного волка, принялся вдруг ожесточенно и натужно каркать, с трудом выдавливая из ссохшегося горла громкие звуки. Волк, прищурив зеленые глаза, неторопливо спустился во двор и, задрав голову, покружил на месте. Когда его гнев достиг предела, он обернулся крупным молодым вороном, взлетел на башню и несколько раз ударил клювом наглого старика в голову. Тот беззвучно, теряя вылинявшие перья, камнем рухнул вниз. Воронья стая испуганно шарахнулась от чужака в разные стороны.
Оборотень взлетел повыше, покружил над погружающимся в сумерки замком и полетел над долиной, озирая сверху беспредельный простор неба и земли. Оттуда, из прозрачной холодной синевы, выглядели маленькими и хрупкими леса и реки, дома, люди. Казалось, протяни руку, и ты схватишь их. И сделаешь с ними все, что захочешь…
Да, подумал ворон, теперь он сделает с ними все, что захочет.
4.
Прошел почти год. Весна пожаловала в долину, всколыхнув в сердцах людей новые надежды. Сошли с гор снега, под теплыми весенними ветрами высохли дороги, яркое солнце пробудило к жизни буйную зелень лесов и полей, и склоны гор запылали алым огнем маков.
… Деревенский пекарь, как обычно, с раннего утра уже работал в пекарне. Когда Дуй вошел в нее, отец, напевая свою любимую, так надоевшую старшему сыну, песню, выскребал острым ножом длинный деревянный стол, на котором всегда замешивал и разделывал тесто. Он приветливо кивнул сыну, теперь редко бывающему дома, и не прерывая занятия, пояснил:
— Сегодня в деревне большой праздник, и я готовлю для всех угощение. Присядь, сынок, отдохни. Как у тебя идут дела?
Дуй не ответил. Он молча смотрел, как отец постукивает железными противнями, счищая прилипшие крошки, и протирает их чистой тряпкой, как обмакнув палец в опару, пробует ее, что-то довольно бормоча при этом. Казалось, пекарь совсем забыл про сына, сидящего в сторонке. Радость от занятия любимым делом переполняла его, и красивым сочным баритоном он увлеченно пел песню о белой птице, парящей над морем, о кораблях, уходящих в дальние странствия, о том, чего он сам никогда не видел и не увидит из маленького окна своей тесной пекарни. Сын вернул его с небес на землю:
— Отец, где деньги, которые я дал тебе в прошлый раз на постройку дома?
Пекарь наморщил лоб, припоминая.
— А-а… да-да, сынок… Понимаешь… — Он вытер испачканные мукой руки о фартук. — Сейчас всем так трудно из-за этого переезда… По-моему, что-то еще осталось от тех денег… Тебе лучше спросить об этом маму.
Дуй кивнул. Маму. Опять все раздали до копейки.
— Давай, отец, я помогу тебе замесить тесто.
Пекарь благодарно похлопал сына по плечу:
— Ты у меня отличный парень, сынок…
Не оборачиваясь, Дуй шагал по лесу, всё больше удаляясь от деревни. Сегодня голодранцы наедятся дармового хлеба в последний раз. Приятного всем аппетита. А родные… Нет никакого смысла в таком существовании, отец. Так будет лучше.
Состав ядовитого снадобья Кора, которое Дуй всыпал в тесто, отпечатался у него в памяти на всю жизнь: горсть морщинистых орешков черногорки перетолочь с белыми цветками лихорадочной травы, добавить две горсти блестящих кожистых листьев болотной одури и стакан сока болиголова, выжатого из его пятнистых стеблей; чтобы отбить неприятный мышиный запах, бросить горсть розовато-лиловых цветков мяты;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77