Мура собралась с силами. Старик хлопнул в ладоши, черная занавесь поднялась, снизу заклубился какой-то странный дым – и сквозь серо-голубое облако Мура увидела уютную театральную ложу, которую она так опрометчиво покинула, а в ней мать. Брунгильду и отцовского ассистента – Прынцаева. Неприятный старик творил подлинные чудеса. Он показал Муре истинную картину: колье на шее Брунгильды, бирюзу с серебром Мура сама сегодня застегивала на шее; ухмыляющийся Прынцаев все еще держал в руке красочную бонбоньерку с конфетами, ту, что была у него в руках, когда он шел к ложе Муромцевых навстречу покидающим театр Николаю Николаевичу и Муре.
Голова у Муры закружилась, она вскрикнула – и в ту же секунду занавесь упала вниз, закрыв чудесное видение.
Мура бросилась к отцу, обняла его за талию и крепко прижалась к нему. Профессор погладил дочь по щеке.
Старик в восточной одежде взял в руку череп, поднял его над головой и произнес торжественно и громко:
– Дитя мое, вы доказали мужество и поэтому вас можно посвятить и в другие таинства.
Профессор разомкнул объятия дочери, взял ее за руку и подвел к черной занавеси. Он дернул за шнурок с кисточкой на конце – и занавесь уже без всякого дыма раздвинулась на всю свою ширину. Перед изумленной Мурой открылась ярко освещенная зала, посреди которой стоял накрытый стол, а вокруг этого стола сидели мама, сестра Брунгильда, ухмыляющийся Прынцаев и еще несколько знакомых. Все они, улыбаясь, смотрели на несчастное лицо Муры, потом вскочили, бросились к ней, окружили ее и наперебой стали объяснять, что все, что она только что видела, – мистификация, устроенная с целью вылечить ее от излишней склонности к чудесному, мистическому, потустороннему...
Через минуту Мура облегченно смеялась вместе со всеми. Елизавета Викентьевна обняла дочь. Что-то нежно шептала Брунгильда. Мура совсем успокоилась, когда присоединившийся к компании таинственный мистик, учитель, владыка таинственных невидимых сил, отодрал со своего лица мохнатые зловещие черные брови, снял чалму с приклеенными к ней седыми космами, развязал тесемки восточного халата и оказался самым обычным человеком в черном сюртуке, белой рубашке со стоячим воротничком и элегантным галстуком
– Ты не обиделась, Машенька? – спросил шепотом профессор, подводя ее к столу и помогая усесться.
– Нет, – ответила Мура, – просто стало немного грустно. Я ждала приключения, а вышла святочная шутка.
– Ничего, Машенька. – Лицо отца было ласковым и серьезным. – В науке тоже так часто бывает – сложные и таинственные явления на поверку оказываются очень простыми. И могу тебе смело сказать, дорогая, не так интересно искать в простом таинственное, как добиваться, чтобы таинственное превратилось в простое, ясное. Так и в жизни. Обещаешь мне помнить это?
– Да, отец, – и Мура устало положила ему голову на плечо.
Глава 7
Господин Пановский, руководитель сверхсекретного бюро Департамента полиции, с недавних пор занимал особое место в российской сыскной иерархии: ни глава Департамента полиции, ни даже министр внутренних дел не входили в курс его дел, знали только, что Пановский подчиняется непосредственно самому Императору, от него получает указания, перед ним отчитывается. Но всех министерских чинов обязали выполнять требования Пановского по первому представлению, впрочем, у Пановского имелась своя агентура, которую он тщательно скрывал, к помощи министерских служб он прибегал редко, в основном – для финансирования своих операций, средства поступали по отдельной закрытой статье. Свои каналы связи были у него и с Императором.
Ранним декабрьским утром руководитель сверхсекретного бюро сидел в явочном кабинете ресторана «Семирамида» и напряженно размышлял. Сведения, полученные агентами Пановского за последние месяцы, позволяли предполагать, что дело близится к развязке. Этой развязки очень ждал Государь Император. Император находился вдали от столицы, но, тем не менее, Пановский знал, в Ливадийском дворце Николай Второй пребывает в волнении и беспокойстве, ожидая сообщений из Петербурга. А для того, чтобы успокоить Государя, не хватало одной малости, одного документа, который непременно следовало изъять у князя Ордынского. Но документа при обыске не обнаружили.
Трудность выполняемого Пановским государева поручения заключалась и в том, что доверять приходилось только самому себе, агенты выполняли отдельные поручения, не зная конечной цели своих изысканий. К таким агентам относился и Илья Холомков, которого полгода назад с превеликими сложностями, прибегнув через третьих лиц к рекомендациям престарелой княгини Свияжской, Пановский внедрил в окружение Ордынского. Старик был подозрителен, замкнут, недоверчив – Илья Холомков мог отслеживать его переписку и контакты, но пользы от него оказалось немного. Малый был себе на уме – Пановский знал это точно, – и сейчас, сидя в пунцовом кабинете «Семирамиды», он ждал бывшего княжеского секретаря, отправив с посыльным записку-приглашение срочно прибыть по указанному адресу. Как мог этот негодяй не выполнить его ясного указания – почему не явился вчера вечером в «Семирамиду»?
Разгневанный Пановский в ожидании беспутного малого завтракал яичницей с беконом, пирожками с севрюжиной и крепким чаем. Сказать, что у него было плохое настроение с утра, – значит, мало сказать. Оно испортилось еще вчера вечером и даже днем, когда ничего не нашли при обыске в особняке князя Ордынского, да и из упрямого Григория не удалось выбить чего-либо стоящего. «Придется, видимо, отпустить мерзавца, – подумал Пановский, – или подержать еще пару дней для острастки в кутузке?»
Мог ли камердинер князя Григорий ничего не знать о тайнике в доме? По сообщениям Холомкова выходило, что князь своему камердинеру, безусловно, доверял. Кроме того, прислуга такая ушлая, что всегда находит способ подглядеть за своими хозяевами и подслушать их разговоры. Впрочем, князь Ордынский – особая статья, он мог предпринимать экстраординарные меры, чтобы обезопасить себя от предательства слуг. «Князя понять можно, – думал Пановский, – для него на кону стояло очень много. Но это невозможно объяснить болвану Холомкову, который полгода мозолил глаза старику. А документ все-таки должен быть в доме князя. А что, если прохвост Холомков сам пронюхал про документ и сам его изъял из тайника? Могло и такое случиться», – черная мысль закралась в сознание шефа сверхсекретного бюро Департамента полиции. – «что ж, тогда понятно, почему агент не явился вчера вечером в „Семирамиду“. Возможно, он успел сбыть документ какому-нибудь скупщику краденого или коллекционеру. Да и сам мог скрыться. Тогда придется искать по белу свету негодяя Холомкова.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67