В пеленке. В морге.
Пановский прекратил барабанить пальцами по столу и взглянул на следователя Вирхова.
– Эту версию мы тоже проверим, – задумчиво протянул он и после минутного молчания сложил бумаги в портфель, встал из-за стола и распорядился: – Господин следователь, измените подозреваемому меру пресечения на домашний арест. Или нет, такая мера, пожалуй, повредит его профессиональной репутации. Пусть напишет обязательство явиться в участок по первому требованию.
Карл Иваныч пододвинул доктору лист чистой бумаги. Клим Кириллович написал требуемое, отвесил всем общий поклон и молча вышел за дверь.
– А теперь, уважаемый Карл Иваныч, напомните мне, в морге какой больницы пребывает тело мертвого младенца?
– Господин Пановский, – замялся следователь, – это уже не имеет значения...
– Да яснее же выражайтесь, черт возьми, – вспылил опять Пановский, – я сам решу, что имеет значение.
– Вот, взгляните, «Санкт-Петербургские ведомости» напечатали сообщение.
Он ткнул пальцем в малюсенькую блеклую заметочку в несколько строк внизу газетной полосы. Господин Пановский достал очки и прочел вслух:
«Два дня назад труп несчастного младенца мужского пола, подброшенный в рождественскую ночь в витрину булочной Ширханова, что на углу Н-ского проспекта и Большой Вельможной улицы, забранный из морга Обуховской больницы сердобольным монахом, был предан земле у ограды Волкова кладбища».
Пановский повертел в руках газету, потом перевернул страницы и с досадой констатировал:
– Так, газета-то вышла в свет 29 декабря. Что ж вы молчали до сих пор?
– Вы же искали не ребенка, а что-то другое, да и сам я лишь сегодня утром наткнулся на эту заметочку.
– Голову даю на отсечение, что в этой чертовой больнице не удосужились даже спросить имени монаха! – Пановский пришел в ярость. Он мерил быстрыми шагами кабинет Вирхова. – Вся страна такая разгильдяйская, дурочка благодушная. Как только дорвется до христианского умиления под водочку – так о законах, инструкциях и циркулярах и слышать не хочет. Слезами обливается, добрые дела делая...
Пановский, распаляясь все больше и больше, вскидывал взгляд на Вирхова, но Карл Иваныч с непроницаемым лицом продолжал стоять у окна.
– Ну что, – наконец остановившись, выкрикнул Пановский, – не понимаете? Не догадываетесь, что мне нужна пара-тройка ваших людей?
– Они будут предоставлены в ваше распоряжение сию же минуту. – Вирхов нажал кнопку электрического звонка и скомандовал заглянувшему письмоводителю: – Трех полицейских в распоряжение господина Пановского, срочно.
Пановский схватил шапку, портфель с бумагами и скорым шагом вышел из кабинета Вирхова. Потом постоял в приемной, глядя в пол и переминаясь с ноги на ногу, пока пред ним не предстали трое дюжих молодцов.
На улице Пановский остановил извозчика и велел ему отправляться вперед, еще не решив, куда же надо срочно мчаться. Внутренний голос подсказывал ему – на Волкове кладбище, и Пановский крикнул в спину извозчика:
– Ну что ты, дурень, плетешься? Живей, живей тебе говорят – к Волкову кладбищу!
Извозчик втянул голову в плечи, хлестнул кнутом лошадь, из-под колес брызнула вонючая грязь.
День стоял солнечный, теплый, снег на кладбище поражал необыкновенной белизной. «Только живые могут поганить естественную красоту природы, а мертвые ведут себя лучше», – подумал Пановский, энергичным шагом вступая на территорию кладбища. Полицейские шли, не отставая, за ним.
– Эй, эй, есть тут кто? – Пановский забарабанил руками и ногами в дверь дома смотрителя.
Не дождавшись ответа, он двинулся мимо маленькой церковки и немного погодя увидел согбенную спину смотрителя – тот разгребал деревянной лопатой снег на дорожке у гранитного обелиска…
Услышав шум, смотритель обернулся, выпрямился, оперся на лопату и стал разглядывать приближающихся посетителей.
– Кого ищем, люди добрые? – спросил он без всякого удивления и страха.
– Покажи-ка нам, братец, одну могилку. Детскую. На днях здесь монах предал земле труп подкидыша. Знаешь ли, где она?
– А как не знать? – ответил охотно смотритель. – Вон, если прямо идти до поворота, а там чуть-чуть вниз в овражец, там и будет эта самая могилка. Монах-то и присматривает за ней, на днях его видел со свечами, молящегося. Прямо на снегу стоял на коленях.
– Ладно, ладно, хватит болтать, – прервал разговорчивого старика Пановский, – ты бери лопату и следуй за нами.
Шеф сверхсекретного бюро в сопровождении полицейских и смотрителя быстрым шагом направился по скрипящим дорожкам, приминая черными сапогами сверкающий на солнце и немного осевший снежок. Дойдя до указанного поворота, Пановский стал спускаться по пологой стороне оснеженного овражца, ставя ступни боком, и увидел метрах в десяти слева припорошенный снегом холмик.
– Вот, вот она, ваша могилка, – подтвердил из-за спины смотритель.
Никакого монаха, конечно, здесь не было, не было и свеч, даже их остатков.
– Слушайте меня внимательно, – скомандовал Пановский. – Сейчас будем производить эксгумацию трупа. – Он повернулся к смотрителю: – Бери-ка, дружок, лопату и приступай. Мы должны поднять из могилы гроб с младенцем.
Смотритель было засомневался, но бумага с гербовой печатью, сунутая ему под нос грозным господином, подействовала. Он поплевал на руки, надел рукавицы и приступил к вскрытию могилки.
Странное чувство испытывал господин Пановский, наблюдая за работой кладбищенского смотрителя. Странно было, что деревянной лопатой, предназначенной, в общем-то, для сгребания снега, тот легко справлялся с землей – а она ведь должна быть мерзлой... Сторож вырыл уже порядочную яму в половину человеческого роста, а земля оставалась все такой же податливой. Впрочем, скоро лопата ударилась о что-то твердое, и сторож нагнулся, расчищая крышку маленького гробика, показавшегося среди комьев земли. Потом он поддел ручкой лопаты под стенку ящика и спросил, подняв голову к Пановскому:
– Вынимать, что ли? Или прямо здесь открывать?
– Открывай прямо там, – ответил Пановский.
Смотритель вынул из кармана тулупа железную скобу, поддел крышку гроба, и взорам присутствующих открылась печальная картина: маленькое продолговатое тело покоилось на дне гроба, завернуто оно было, как в одеяльце, в шерстяную шаль. Уголок шали спускался с головы на середину тельца, из-под этого уголка выглядывал краешек белой ткани.
Пановский, не выпуская из рук портфеля, спустился в вырытую яму и, осторожно взяв двумя пальцами в перчатке уголок шали с тканью, медленно отвел его вверх.
– Ах ты, черт! – закричал он. – Да, да, да! Нюх меня не подвел! Я был тысячу раз прав! И здесь младенца нет!
Пановский в ярости схватил шаль, тряхнул ее с остервенением – и на дно гроба выпало с грохотом березовое полешко.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67
Пановский прекратил барабанить пальцами по столу и взглянул на следователя Вирхова.
– Эту версию мы тоже проверим, – задумчиво протянул он и после минутного молчания сложил бумаги в портфель, встал из-за стола и распорядился: – Господин следователь, измените подозреваемому меру пресечения на домашний арест. Или нет, такая мера, пожалуй, повредит его профессиональной репутации. Пусть напишет обязательство явиться в участок по первому требованию.
Карл Иваныч пододвинул доктору лист чистой бумаги. Клим Кириллович написал требуемое, отвесил всем общий поклон и молча вышел за дверь.
– А теперь, уважаемый Карл Иваныч, напомните мне, в морге какой больницы пребывает тело мертвого младенца?
– Господин Пановский, – замялся следователь, – это уже не имеет значения...
– Да яснее же выражайтесь, черт возьми, – вспылил опять Пановский, – я сам решу, что имеет значение.
– Вот, взгляните, «Санкт-Петербургские ведомости» напечатали сообщение.
Он ткнул пальцем в малюсенькую блеклую заметочку в несколько строк внизу газетной полосы. Господин Пановский достал очки и прочел вслух:
«Два дня назад труп несчастного младенца мужского пола, подброшенный в рождественскую ночь в витрину булочной Ширханова, что на углу Н-ского проспекта и Большой Вельможной улицы, забранный из морга Обуховской больницы сердобольным монахом, был предан земле у ограды Волкова кладбища».
Пановский повертел в руках газету, потом перевернул страницы и с досадой констатировал:
– Так, газета-то вышла в свет 29 декабря. Что ж вы молчали до сих пор?
– Вы же искали не ребенка, а что-то другое, да и сам я лишь сегодня утром наткнулся на эту заметочку.
– Голову даю на отсечение, что в этой чертовой больнице не удосужились даже спросить имени монаха! – Пановский пришел в ярость. Он мерил быстрыми шагами кабинет Вирхова. – Вся страна такая разгильдяйская, дурочка благодушная. Как только дорвется до христианского умиления под водочку – так о законах, инструкциях и циркулярах и слышать не хочет. Слезами обливается, добрые дела делая...
Пановский, распаляясь все больше и больше, вскидывал взгляд на Вирхова, но Карл Иваныч с непроницаемым лицом продолжал стоять у окна.
– Ну что, – наконец остановившись, выкрикнул Пановский, – не понимаете? Не догадываетесь, что мне нужна пара-тройка ваших людей?
– Они будут предоставлены в ваше распоряжение сию же минуту. – Вирхов нажал кнопку электрического звонка и скомандовал заглянувшему письмоводителю: – Трех полицейских в распоряжение господина Пановского, срочно.
Пановский схватил шапку, портфель с бумагами и скорым шагом вышел из кабинета Вирхова. Потом постоял в приемной, глядя в пол и переминаясь с ноги на ногу, пока пред ним не предстали трое дюжих молодцов.
На улице Пановский остановил извозчика и велел ему отправляться вперед, еще не решив, куда же надо срочно мчаться. Внутренний голос подсказывал ему – на Волкове кладбище, и Пановский крикнул в спину извозчика:
– Ну что ты, дурень, плетешься? Живей, живей тебе говорят – к Волкову кладбищу!
Извозчик втянул голову в плечи, хлестнул кнутом лошадь, из-под колес брызнула вонючая грязь.
День стоял солнечный, теплый, снег на кладбище поражал необыкновенной белизной. «Только живые могут поганить естественную красоту природы, а мертвые ведут себя лучше», – подумал Пановский, энергичным шагом вступая на территорию кладбища. Полицейские шли, не отставая, за ним.
– Эй, эй, есть тут кто? – Пановский забарабанил руками и ногами в дверь дома смотрителя.
Не дождавшись ответа, он двинулся мимо маленькой церковки и немного погодя увидел согбенную спину смотрителя – тот разгребал деревянной лопатой снег на дорожке у гранитного обелиска…
Услышав шум, смотритель обернулся, выпрямился, оперся на лопату и стал разглядывать приближающихся посетителей.
– Кого ищем, люди добрые? – спросил он без всякого удивления и страха.
– Покажи-ка нам, братец, одну могилку. Детскую. На днях здесь монах предал земле труп подкидыша. Знаешь ли, где она?
– А как не знать? – ответил охотно смотритель. – Вон, если прямо идти до поворота, а там чуть-чуть вниз в овражец, там и будет эта самая могилка. Монах-то и присматривает за ней, на днях его видел со свечами, молящегося. Прямо на снегу стоял на коленях.
– Ладно, ладно, хватит болтать, – прервал разговорчивого старика Пановский, – ты бери лопату и следуй за нами.
Шеф сверхсекретного бюро в сопровождении полицейских и смотрителя быстрым шагом направился по скрипящим дорожкам, приминая черными сапогами сверкающий на солнце и немного осевший снежок. Дойдя до указанного поворота, Пановский стал спускаться по пологой стороне оснеженного овражца, ставя ступни боком, и увидел метрах в десяти слева припорошенный снегом холмик.
– Вот, вот она, ваша могилка, – подтвердил из-за спины смотритель.
Никакого монаха, конечно, здесь не было, не было и свеч, даже их остатков.
– Слушайте меня внимательно, – скомандовал Пановский. – Сейчас будем производить эксгумацию трупа. – Он повернулся к смотрителю: – Бери-ка, дружок, лопату и приступай. Мы должны поднять из могилы гроб с младенцем.
Смотритель было засомневался, но бумага с гербовой печатью, сунутая ему под нос грозным господином, подействовала. Он поплевал на руки, надел рукавицы и приступил к вскрытию могилки.
Странное чувство испытывал господин Пановский, наблюдая за работой кладбищенского смотрителя. Странно было, что деревянной лопатой, предназначенной, в общем-то, для сгребания снега, тот легко справлялся с землей – а она ведь должна быть мерзлой... Сторож вырыл уже порядочную яму в половину человеческого роста, а земля оставалась все такой же податливой. Впрочем, скоро лопата ударилась о что-то твердое, и сторож нагнулся, расчищая крышку маленького гробика, показавшегося среди комьев земли. Потом он поддел ручкой лопаты под стенку ящика и спросил, подняв голову к Пановскому:
– Вынимать, что ли? Или прямо здесь открывать?
– Открывай прямо там, – ответил Пановский.
Смотритель вынул из кармана тулупа железную скобу, поддел крышку гроба, и взорам присутствующих открылась печальная картина: маленькое продолговатое тело покоилось на дне гроба, завернуто оно было, как в одеяльце, в шерстяную шаль. Уголок шали спускался с головы на середину тельца, из-под этого уголка выглядывал краешек белой ткани.
Пановский, не выпуская из рук портфеля, спустился в вырытую яму и, осторожно взяв двумя пальцами в перчатке уголок шали с тканью, медленно отвел его вверх.
– Ах ты, черт! – закричал он. – Да, да, да! Нюх меня не подвел! Я был тысячу раз прав! И здесь младенца нет!
Пановский в ярости схватил шаль, тряхнул ее с остервенением – и на дно гроба выпало с грохотом березовое полешко.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67