– Возможно, он подчиняется самому Государю? – широко раскрыла глаза Мура.
– Тебя, ангел мой, все еще к чудесному тянет, к романтическому, – повернулся профессор к младшей дочери.
– Что он от вас требовал, Клим Кириллович?
Брунгильда тоже испытывала явное облегчение: изысканно положив пальцы одной руки на другую, она давала возможность всем любоваться их изяществом и яркой белизной кожи, особенно заметной при свете лампы под абажуром.
– Друзья мои, – торжественно начал доктор, – вы не поверите, но он запугивал меня кутузкой, обещал держать там до тех пор, пока я не признаюсь в краже.
– Что? – воскликнула тетушка Полина. – Как он смел? Какие у него основания?
– Тетушка, вы сейчас удивитесь еще больше. Да и вы все, дорогие друзья. Помните историю с младенцем, которого я вынимал ночью из витрины ширхановской булочной?
– Вас обвинили в том, что вы украли ребенка? – Неожиданное заявление доктора заставило Брунгильду перевести взгляд со своих белых пальчиков на Клима Кирилловича.
– Нет, нет и нет. По мнению Пановского, в пеленках ребенка находилось нечто, украденное мною при осмотре.
– И что же это могло быть? – озорно прищурил глаза профессор.
– Он не сказал. Медальон, записка – я сам гадаю.
– А с какой целью вы украли, он не объяснил? – Елизавета Викентьевна смешливо наморщила губы.
– Нет. Он специально велел посадить меня на ночь в кутузку, чтобы я подумал и признался. Я перебирал события, обдумывал все возможные варианты...
– Но, слава Богу, что он наконец понял беспочвенность своих подозрений и отпустил тебя, – перебила Клима тетушка, не сводившая с племянника любящих глаз.
– И здесь вы не угадали, – интригующе продолжил Клим Кириллович, – ничего он не понял. Утром я ему спокойно объяснил, что интересующий его предмет может по-прежнему находиться в пеленке. В морге, в могиле, вместе с младенцем. Он меня и выпустил, доказательств моей вины у него нет, да и откуда? Однако он потребовал, чтобы я написал обязательство явиться по первому требованию в участок.
– Да, а я думала, что в истории с младенцем все ясно. – Брунгильда чуть-чуть наклонилась вперед и опустила голову.
– А я знала, что не все ясно, что с этим младенцем должны происходить чудесные явления, – не выдержала Мура. – Помнишь, мы ездили на кладбище?
– Девочки, не мешайте Климу Кирилловичу рассказывать дальше, – примиряюще вмешалась Елизавета Викентьевна, – я сгораю от нетерпения. Что же дальше?
– А дальше я пришел домой, привел себя в порядок, немного успокоился. Обнаружил записку тетушки Полины, где она сообщала, что поехала к вам. И только собрался вслед за ней, как за мной пришли и потребовали вновь явиться в полицейский участок.
– Как, понять? – возмутилась Мура.
– Пришлось идти, я же давал письменное обязательство, – вздохнул Клим Кириллович. – И как вы думаете, зачем?
– Надеюсь, они принесли вам извинения. – Прекрасные глаза Брунгильды выражали сочувствие, в сторону Клима Кирилловича из-под шелковистых густых ресниц летели голубые искры.
– Неужели они нашли то, что искали? – В голосе тетушки Полины звучала надежда.
– Не знаю. Но они передо мной не извинились. – Клим Кириллович поклонился Брунгильде. – Значит, я остался у них на подозрении. А вызвали они меня опознать пеленку и шаль, в которые был завернут младенец в ту рождественскую ночь.
– И вы их опознали? – с сомнением спросил профессор.
– Да, я подтвердил, пеленка была вместе с шалью, которую мне дали в булочной, когда я выходил на улицу вынимать младенца. Шаль опознал и управляющий ширхановской булочной. Так что здесь ошибки быть не может.
– И все-таки я не понимаю, – сказал профессор, – почему так много внимания уделяется этому подкидышу?
– Наверное, подкидыш не обычный, – начала было Мура но спохватилась и замолчала.
– Я тоже склоняюсь к этой точке зрения, – мрачно поддержал Муру доктор. – И знаете, почему? Первое, самое странное и страшное – покровы они извлекли из могилы, ребенок-то был уже погребен. Эксгумация трупа требует серьезных оснований. Второе, 'тогда ночью я не очень-то разглядел эту злополучную пеленку, но здесь при дневном свете я отчетливо увидел, что она сделана из ткани хорошей выделки. Боюсь, ткань очень дорогая – в таких пеленках городская беднота детей не подкидывает. Сейчас пеленка запачкана землей, захватана грязными руками, да и какие-то то ли стружки, то ли опилки к ней пристали, но даже теперь понятно, что вещь роскошная.
– Выходит, – с возмущением перебил доктора профессор, – ребенком без роду, без племени, пусть и в хорошей пеленке, занимаются секретные службы с чрезвычайными полномочиями, проводят обыски без разрешения, арестовывают уважаемых добропорядочных людей?
– А вдруг это был похищенный ребенок императора Николая? – нетерпеливо высказала очередную догадку Мура. – Он ведь ждет наследника престола.
– И что, похищенного наследника трона умертвили и похоронили на Волковом кладбище? – с негодованием отверг предположение дочери профессор. – Нонсенс!
– Я думаю, – продолжил Клим Кириллович, – что это мог быть ребенок богатого человека. Не Императора, конечно, но человека знатного и богатого. Возможно, ребенка похитили и теперь его ищут.
– С помощью секретных служб? – возразил профессор. – А почему не с помощью полиции?
– Непонятно, – согласился доктор, – кроме того, у меня создалось ощущение, что они интересуются не столько самим ребенком, сколько тем, что было при нем и что я, по их версии, мог украсть.
– Получается, младенец и то, что было спрятано кем-то в его пеленке, вызывают интерес людей с чрезвычайными полномочиями, – тихо заметила Елизавета Викентьевна.
Едва она закончила фразу, как в гостиной раздались какие-то странные звуки.
– Что это? – встрепенулся профессор. Елизавета Викентьевна выдержала небольшую паузу.
– Ты только, дорогой, не удивляйся.
– Что еще, наконец? – сердито перебил супругу Николай Николаевич.
– Попугай. – Лицо Елизаветы Викентьевны оставалось серьезным и непроницаемым. – Обычный попугай.
Профессор оглядел комнату, поднялся с кресла и направился в угол, где на столике стояла клетка, накрытая черной тканью. Резким движением он сдернул ткань и отпрянул.
Захлопавший крыльями белый попугай, вытаращившись на профессора, заорал дурным голосом свое: «Ры-мы-ны-ды-рры-ры-мы-ны-ды-рры!»
Глава 12
Разгневанный профессор Муромцев бросил черную ткань на клетку и, озираясь на нее, вернулся к своему креслу.
– Отец, – вступила ласково Брунгильда, видя, что он хмурится, ожидая объяснений, – мы сегодня проезжали мимо особняка князя Ордынского, и сторож подарил нам попугая.
– Мне не нравятся его речи, – угрюмо повел бровью профессор. – Ты хоть понимаешь, что он говорит?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67