А он, Пановский, заслужил праздник.
Он был прав, не исключив из рассмотрения и возможные действия проюлиановских сил, давших о себе знать в Макарьевском монастыре. С каждой минутой к Петербургу приближается именно тот документ, который он не смог обнаружить в Петербурге. Документ, украденный из особняка князя Ордынского. Случайно в котомке бездомного мальчишки, да еще глухонемого, никак не мог оказаться древний пергамент. Хлеб, тряпье, газета, даже динамит – да. А вот пергамент – вряд ли.
Пановский понял, что не может больше находиться в своем кабинете – надо сменить обстановку, расслабиться. Он вызвал секретаря и сообщил ему, что едет в ресторан «Семирамида» – известий или посланца будет ждать там.
Шеф сверхсекретного бюро с чувством выполненного долга отправился обедать в ресторан «Семирамида». Оставалось набраться терпения и ждать – конец близок. Он ликовал...
Пановский чувствовал себя победителем, неважно – реальная или вымышленная – угроза : Государю и империи не сегодня-завтра исчезнет. Он не зря удостоен доверия самодержца. Нет, он не прав, осуждая мягкий сдержанный нрав Николая, – ныне не времена Ивана Грозного, чтобы махать топором направо и налево, ныне есть более верные инструменты политической борьбы – исключительный интеллект, вооруженный новейшими техническими возможностями. И он, Пановский, своей успешно выполненной миссией доказывает эту истину. И мудрость помазанника Божия – не поповская выдумка. Это реальная сила.
Пановский сидел в пунцовой бархатной духоте явочного кабинета «Семирамиды» и знал, что в ближайшие часы его никто не потревожит. Ему надо отдохнуть и насладиться своим триумфом – этот триумф не мог разделить с ним никто!
Он заказал роскошный обед. Суп-пюре из рябчиков, финляндскую форель натуральную, филе-сотэ с шампиньонами, маленьких цыплят, салат, цельную спаржу, английские бисквиты с венгерским вином, шампанское, фрукты, свежую клубнику.
Пановский справился с обедом, не торопясь. Но и закончив обед, не спешил покинуть уединенный кабинет ресторана «Семирамида» – он остался, чтобы посидеть еще немного в счастливой тишине, выкурить хорошую сигару и насладиться ощущением приближающейся победы. Той минуты, для достижения которой он сделал, кажется, невозможное...
Шеф сверхсекретного бюро сидел, откинувшись на диванную спинку, и пускал в лепной потолок клубы сигарного дыма. Сегодня легкомысленные амуры радостно подмигивали ему, один из них протягивал лавровую ветвь. И даже неожиданный стук в дверь не испортил ему блаженства.
– Господин Пановский, – обратился охранявший кабинет агент, – к вам ваш человек.
– Пусть войдет, – милостиво согласился Пановский.
В дверях показался румяный красавчик Холомков. В одной руке он держал шапку, в другой – что-то похожее на круглый узел. Так, по крайней мере, показалось из-за стола Пановскому.
– Что скажешь, дружок, – улыбнулся Пановский, – так-то ты обольщаешь гимназисток по моей личной просьбе?
– Только что оттуда, – сказал как-то неуверенно Илья Михайлович, – от Муромцевых.
– Тебя можно поздравить с победой?
– Да как сказать, – протянул, переминаясь с ноги на ногу Холомков, – вчера весь вечер отплясывал с намеченной жертвой на балу. В виде испаночки, Кармен, она очень даже привлекательна. Могла и со старшей сестрой посоперничать.
– Так-так, – удовлетворенно констатировал Пановский, – а сегодня тебя уже принимали в их доме?
– Да, приняли, – подтвердил красавчик.
– Молодец! – засмеялся Пановский. – Недаром я в тебя верил. Никто устоять перед тобой не может. Что же тебя смущает?
– Понимаете, вчера на балу моя испаночка хлопнулась в обморок – так затанцевалась. Доктор Коровкин, который их сопровождал, сказал, что накануне у нее наблюдались признаки простуды. Думали, что справились при помощи сильных лекарств. А вышло, нет.
– Ну и что здесь такого особенного? – спросил Пановский.
– Нет, ничего, я сегодня наудачу к ним направился. И не надеялся, что меня примут. Но горничная, открывшая мне дверь, сказала: «Наконец-то, Илья Михайлович, вы пожаловали. Барышня с самого утра вас ждет. Никого не хочет видеть, кроме вас».
– Отлично! Превосходно! Блестяще! – выкрикнул Пановский и снова рассмеялся. – Она бросилась тебе на шею?
– Если б не мать, которая тут же была, верно, и бросилась бы. Но и так она поразила меня до глубины души. Я понимаю – болезнь, жар, простуда. Но все-таки я не был готов к тому, что она так ласково со мной заговорит. И «ангел мой» и «душенька» и «как я вас ждала, как я счастлива вас видеть»...
– Похоже, тебе и одного дня хватает, а не то что трех, – добродушно подмигнул Пановский.
– Да, она вся дрожала и спрашивала меня, заглядывая в глаза: «Правда, милый Илья Михайлович, правда, вы – мой друг?»
– Ну-ну, и что дальше? – плотоядно усмехнулся шеф.
– А дальше она спросила, может ли мне довериться? Умею ли я хранить тайну? После того, как я уверил ее, что на меня можно положиться, она сказала, что так неосмотрительно – по детской глупости – проникла в кабинет князя Ордынского и взяла оттуда клетку с попугаем. Попугай скучает, ничего не ест, и она просит меня отнести его кому-нибудь в подарок. Или взять себе. Конечно, я не мог отказать ей в такой просьбе.
– И ты принес попугая сюда? – Пановский приподнялся с дивана.
– Да, я подумал, что вы захотите на него взглянуть. Может быть, еще раз осмотрите клетку на предмет тайника.
– Хорошо, – Пановский сохранял добродушие, – тащи его сюда. Ставь на стол.
Илья Михайлович Холомков водрузил на стол свою ношу. Пановский, не выпуская из левой руки сигару, правой сдернул с клетки черную ткань.
Сидящий на жердочке большой белый попугай с опущенной вниз горделивой головой не шевелился. Пановский постучал пальцем по прутьям клетки. Попугай встрепенулся, поднял голову, распушил свой пышный хохол, захлопал крыльями. Потом переступил лапками по жердочке, вытаращил свой черный глаз на склонившихся к нему Пановского и Холомкова и открыл клюв.
– РА-МА-НА-ДА-РРА! РА-МА-НА-ДА-РРАК! – противным скрипучим голосом внятно сказал он.
Илья Михайлович Холомков отпрянул.
– Нет, нет, она меня обманула. Это не попугай князя Ордынского. Да и не видел я там никогда такого попугая. – Испуганный Холомков попятился от клетки.
– Плохо смотрел, – весело сказал Пановский. – Это именно и есть попугай князя Ордынского. Вернее, его камердинера Григория. И он лучшее доказательство моей правоты и нашего с тобой триумфа!
Глава 21
Доктор Коровкин сам поставил себе диагноз – ангина в классическом виде. Высокая температура, кашель, насморк, обложенное горло. Причина заболевания также не являлась для него тайной – последствия легкомысленного поведения на балу, где он изображал из себя испанского гранда, Дон Жуана.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67
Он был прав, не исключив из рассмотрения и возможные действия проюлиановских сил, давших о себе знать в Макарьевском монастыре. С каждой минутой к Петербургу приближается именно тот документ, который он не смог обнаружить в Петербурге. Документ, украденный из особняка князя Ордынского. Случайно в котомке бездомного мальчишки, да еще глухонемого, никак не мог оказаться древний пергамент. Хлеб, тряпье, газета, даже динамит – да. А вот пергамент – вряд ли.
Пановский понял, что не может больше находиться в своем кабинете – надо сменить обстановку, расслабиться. Он вызвал секретаря и сообщил ему, что едет в ресторан «Семирамида» – известий или посланца будет ждать там.
Шеф сверхсекретного бюро с чувством выполненного долга отправился обедать в ресторан «Семирамида». Оставалось набраться терпения и ждать – конец близок. Он ликовал...
Пановский чувствовал себя победителем, неважно – реальная или вымышленная – угроза : Государю и империи не сегодня-завтра исчезнет. Он не зря удостоен доверия самодержца. Нет, он не прав, осуждая мягкий сдержанный нрав Николая, – ныне не времена Ивана Грозного, чтобы махать топором направо и налево, ныне есть более верные инструменты политической борьбы – исключительный интеллект, вооруженный новейшими техническими возможностями. И он, Пановский, своей успешно выполненной миссией доказывает эту истину. И мудрость помазанника Божия – не поповская выдумка. Это реальная сила.
Пановский сидел в пунцовой бархатной духоте явочного кабинета «Семирамиды» и знал, что в ближайшие часы его никто не потревожит. Ему надо отдохнуть и насладиться своим триумфом – этот триумф не мог разделить с ним никто!
Он заказал роскошный обед. Суп-пюре из рябчиков, финляндскую форель натуральную, филе-сотэ с шампиньонами, маленьких цыплят, салат, цельную спаржу, английские бисквиты с венгерским вином, шампанское, фрукты, свежую клубнику.
Пановский справился с обедом, не торопясь. Но и закончив обед, не спешил покинуть уединенный кабинет ресторана «Семирамида» – он остался, чтобы посидеть еще немного в счастливой тишине, выкурить хорошую сигару и насладиться ощущением приближающейся победы. Той минуты, для достижения которой он сделал, кажется, невозможное...
Шеф сверхсекретного бюро сидел, откинувшись на диванную спинку, и пускал в лепной потолок клубы сигарного дыма. Сегодня легкомысленные амуры радостно подмигивали ему, один из них протягивал лавровую ветвь. И даже неожиданный стук в дверь не испортил ему блаженства.
– Господин Пановский, – обратился охранявший кабинет агент, – к вам ваш человек.
– Пусть войдет, – милостиво согласился Пановский.
В дверях показался румяный красавчик Холомков. В одной руке он держал шапку, в другой – что-то похожее на круглый узел. Так, по крайней мере, показалось из-за стола Пановскому.
– Что скажешь, дружок, – улыбнулся Пановский, – так-то ты обольщаешь гимназисток по моей личной просьбе?
– Только что оттуда, – сказал как-то неуверенно Илья Михайлович, – от Муромцевых.
– Тебя можно поздравить с победой?
– Да как сказать, – протянул, переминаясь с ноги на ногу Холомков, – вчера весь вечер отплясывал с намеченной жертвой на балу. В виде испаночки, Кармен, она очень даже привлекательна. Могла и со старшей сестрой посоперничать.
– Так-так, – удовлетворенно констатировал Пановский, – а сегодня тебя уже принимали в их доме?
– Да, приняли, – подтвердил красавчик.
– Молодец! – засмеялся Пановский. – Недаром я в тебя верил. Никто устоять перед тобой не может. Что же тебя смущает?
– Понимаете, вчера на балу моя испаночка хлопнулась в обморок – так затанцевалась. Доктор Коровкин, который их сопровождал, сказал, что накануне у нее наблюдались признаки простуды. Думали, что справились при помощи сильных лекарств. А вышло, нет.
– Ну и что здесь такого особенного? – спросил Пановский.
– Нет, ничего, я сегодня наудачу к ним направился. И не надеялся, что меня примут. Но горничная, открывшая мне дверь, сказала: «Наконец-то, Илья Михайлович, вы пожаловали. Барышня с самого утра вас ждет. Никого не хочет видеть, кроме вас».
– Отлично! Превосходно! Блестяще! – выкрикнул Пановский и снова рассмеялся. – Она бросилась тебе на шею?
– Если б не мать, которая тут же была, верно, и бросилась бы. Но и так она поразила меня до глубины души. Я понимаю – болезнь, жар, простуда. Но все-таки я не был готов к тому, что она так ласково со мной заговорит. И «ангел мой» и «душенька» и «как я вас ждала, как я счастлива вас видеть»...
– Похоже, тебе и одного дня хватает, а не то что трех, – добродушно подмигнул Пановский.
– Да, она вся дрожала и спрашивала меня, заглядывая в глаза: «Правда, милый Илья Михайлович, правда, вы – мой друг?»
– Ну-ну, и что дальше? – плотоядно усмехнулся шеф.
– А дальше она спросила, может ли мне довериться? Умею ли я хранить тайну? После того, как я уверил ее, что на меня можно положиться, она сказала, что так неосмотрительно – по детской глупости – проникла в кабинет князя Ордынского и взяла оттуда клетку с попугаем. Попугай скучает, ничего не ест, и она просит меня отнести его кому-нибудь в подарок. Или взять себе. Конечно, я не мог отказать ей в такой просьбе.
– И ты принес попугая сюда? – Пановский приподнялся с дивана.
– Да, я подумал, что вы захотите на него взглянуть. Может быть, еще раз осмотрите клетку на предмет тайника.
– Хорошо, – Пановский сохранял добродушие, – тащи его сюда. Ставь на стол.
Илья Михайлович Холомков водрузил на стол свою ношу. Пановский, не выпуская из левой руки сигару, правой сдернул с клетки черную ткань.
Сидящий на жердочке большой белый попугай с опущенной вниз горделивой головой не шевелился. Пановский постучал пальцем по прутьям клетки. Попугай встрепенулся, поднял голову, распушил свой пышный хохол, захлопал крыльями. Потом переступил лапками по жердочке, вытаращил свой черный глаз на склонившихся к нему Пановского и Холомкова и открыл клюв.
– РА-МА-НА-ДА-РРА! РА-МА-НА-ДА-РРАК! – противным скрипучим голосом внятно сказал он.
Илья Михайлович Холомков отпрянул.
– Нет, нет, она меня обманула. Это не попугай князя Ордынского. Да и не видел я там никогда такого попугая. – Испуганный Холомков попятился от клетки.
– Плохо смотрел, – весело сказал Пановский. – Это именно и есть попугай князя Ордынского. Вернее, его камердинера Григория. И он лучшее доказательство моей правоты и нашего с тобой триумфа!
Глава 21
Доктор Коровкин сам поставил себе диагноз – ангина в классическом виде. Высокая температура, кашель, насморк, обложенное горло. Причина заболевания также не являлась для него тайной – последствия легкомысленного поведения на балу, где он изображал из себя испанского гранда, Дон Жуана.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67