– Фрейберг? Он интересовался делом князя Ордынского? – усмехнулся отец Авель, и Мура в какой-то момент за монашеской внешностью собеседника ясно различила того самого архитектора Андрея Григорьевича, с которым беседовала на выставке в Академии художеств.
– Так, любительски. Как занимательной интеллектуальной головоломкой. Но признался, что впервые в жизни потерпел поражение.
– Правильно, – кивнул отец Авель. – Так и должно быть. Расследовать-то ему было нечего. Никакого преступления там и не случилось.
Как ни затягивала Мура разговор с отцом Авелем, но наступил момент, когда поблескивающая песчаная дорожка привела их к застекленному крыльцу игуменских покоев и Мура вновь оказалась в помещении, украшенном картинами художников-передвижников. За столом сидели игумен Гавриил, отец Лукиан и доктор Коровкин. Перед ними лежали охапки травы и какие-то листья и цветы.
– А вот и наша пропавшая гостья, – приветствовал Муру, вставая со стула, игумен, – не оправдывайтесь, в нашей библиотеке можно забыть о времени.
Мура наклонилась к руке игумена и с благодарностью приложилась к ней губами.
– Земля благозерская – чудесная, благодатная. – Отец Гавриил повернулся к доктору, переставшему перебирать травы и цветы. – Мы ведем переписку с Ботаническим садом, выписываем редкие растения со всех концов земли. Есть у нас и такие, что совершенно забыты современной медициной, но не сравнимые с пилюлями по своим целительным свойствам. А какие у нас сады! Наши яблочки золотыми медалями на выставках увенчаны. Верно я говорю, брат Лукиан? Хоть и грех – хвастовство, но не своими трудами хвалюсь, а трудами братии нашей. – Он поправил тяжелый крест на груди. – Скоро возвестят вечернюю трапезу, а я вас задержал. Ничего, у вас есть еще три дня. А отец Лукиан составит вам гербарий с подробными записями. Все польза будет от гостеванья.
Он перекрестил Клима Кирилловича, потом Муру и сделал знак отцу Лукиану следовать за ним.
Клим Кириллович и Мура смотрели ему вслед с жалостью – они видели согбенную усталую спину, бесцветные длинные волосы, и шаг игумена показался им неуверенным и тяжелым. В дверях он обернулся и сказал:
– И позвольте молвить последнее слово, милый доктор. Берегите сестру Марию. Ее ждет необыкновенное будущее.
Когда он скрылся, Мура сказала доктору, в растерянности хлопавшему глазами:
– Дорогой Клим Кириллович, позвольте представить вам монастырского библиотекаря, отца Авеля.
Она почувствовала, как доктор вздрогнул и внимательно посмотрел на стоящего у стены монаха, пробормотав:
– Рад вас видеть... отец Авель.
Потом растерянно перевел взгляд на Муру и снова воззрился на монаха, не зная, что сказать и можно ли ему напоминать о том, что они виделись на выставке.
Отец Авель, казалось, понял внутреннюю борьбу, происходившую в душе Клима Кирилловича.
– Я помню, что мы встречались с вами в миру, – сказал он мягко и доброжелательно, – вы ничуть не изменились.
– А вы уже перестали быть архитектором? – Клим Кириллович чувствовал себя почему-то обиженным и, поймав мелькнувшую мысль, продолжил: – Или никогда им и не были?
Отец Авель не обратил внимания на скрытый упрек и кротко пояснил:
– Я архитектор по образованию, работал вместе с одним из учеников Алексея Максимовича Горностаева. Знаете такого?
– Он много строил в Благозерске, – нехотя подтвердил доктор. – Мы читали в путеводителе.
– Постриг я принял недавно, а до того пребывал на послушании. Да и теперь иногда по благословению отца Гавриила разъезжаю по миру – обитель не тюрьма, уже много связей в миру – и строительных, и хозяйственных, и издательских.
Он улыбнулся и, видя, что Клим Кириллович больше не задает вопросов, предложил:
– Завтра с утра непременно побывайте в нашем соборе. Осмотрите росписи – их выполняли и профессиональные художники, и люди из нашей братии. Даже отец Гавриил участвовал – нескольких херувимов собственноручно написал. А небеса в храме! Такого божественной голубизны цвета, поющего, ликующего, сияющего вы еще не видели нигде. Говорят, секрет этого цвета подарен мастерам обители самим Архипом Ивановичем Куинджи!
В глазах отца Авеля явно появились смешливые лучики. Он поклонился гостям, и Мура поняла, что разговор закончен.
– Мы еще увидимся с вами, отец Авель? – Она с надеждой взглянула на склоненного перед ней монаха.
Отец Авель выпрямился и перекрестил обоих.
– Пути Господни неисповедимы.
По дороге к гостинице Мура и доктор Коровкин боялись почему-то взглянуть друг на друга. Мура чувствовала, что Клим Кириллович хочет о чем-то ее спросить, но отвечать она была не готова. Старалась избежать расспросов доктора Коровкина и в то же время испытывала к нему щемящую благодарность за то, что он по доброте своей привез ее сюда.
– Я устала, – сказала Мура, – и страшно проголодалась. Сейчас бы хорошую котлетку! Но вряд ли здесь ее найдешь и за миллион золотом, все – постники. Пойду в свою келью ждать трапезы.
Доктор подозрительно покосился на Муру. Не хочет ли она убедить его в том, что иронизирует над здешними обычаями? Зачем же она ехала сюда, в такую даль, да еще просила доктора ее сопровождать? На гостиничном крыльце он, чувствуя бестактность и неуместность своего любопытства, не мог удержаться от вопроса:
– Я только не понял, что делал этот монах Авель в особняке князя Ордынского? Мура улыбнулась.
– Милый Клим Кириллович! Полно вам поминать глупые детские фантазии! Отец Авель не был в особняке.
– Не был? – переспросил доктор, не веря муриному слову. – А на кладбище? Что он делал на Волковом кладбище?
– На Волковом кладбище был не он. Я обозналась.
Изящным движением руки с тонким запястьем она поправила сползшую на затылок белую кружевную накидку, убрала под нее выбившуюся темную прядку, плавно повернулась, одарила доктора счастливой улыбкой и скрылась в дверях гостиницы, оставив ничего не понимающего Клима Кирилловича в одиночестве.
Черт с ним со всем, подумал он с досадой и, поняв, что не то слово выпрыгнуло, перекрестился. И в святой обители все у нее на уме кокетство да игривость, шуточки да прибауточки. Здоровый организм не так-то просто обольстить прелестями аскетизма. Не уйдет в монастырь Мария Николаевна Муромцева, не уйдет. Теперь это ясно. А значит, это ненужное путешествие не было напрасным. Аминь.
Конецъ

1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67